ДО ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ
Сергей Захаров, окончив в 1934 году школу-семилетку в Коломне, поступил в фабрично-заводское училище при Коломенском машиностроительном заводе. Будущая специальность токаря-инструментальщика нравилась, но очень хотелось парню стать летчиком, хотелось летать.
- Мечта привела его в аэроклуб, а оттуда - в Борисоглебское военное авиационное училище летчиков имени В. П. Чкалова. Так учлет стал курсантом. В начале 1939 года, по окончании училища, младший лейтенант Захаров назначается в 45-й скоростной бомбардировочный авиационный полк. В составе этой авиационной части на самолете СБ в 1939-1940 годах участвовал он в советско-финляндской войне.
Непродолжительной была та войне, но молодой летчик познал, что такое бой, атаки противника.
На основе опыта боевых действий в этой войне было, признано необходимым, чтобы летный состав бомбардировочной авиации ВВС срочно овладел полетами в сложных метеорологических условиях, в облаках и Зв облаками с применением радиосредств. Это позволил бы до минимума свести зависимость бомбардировочной авиации от условий погоды.
В 1940 году были образованы две высшие школы штурманов: 1-я-в Рязани и 2-я-в Иванове. В Ивановскую школу в числе других летчиков получил направление Захаров. Пройдя специальную программу летной подготовки на дальнем бомбардировщике ДБ-3, он был оставлен в школе летчиком-инструктором.
Здесь, в Иванове, и услышал Сергей 22 июня 1941 года страшное слово; война.
Школа перешла на военное положение и вскоре была перебазирована в город Мары Туркменской ССР. Программы обучения пересматривались: сокращалось время на изучение второстепенных вопросов, увеличивались часы на летную подготовку. Инструкторам работы прибавилось заметно.
В полетах Захаров думал об одном: полнее выполнить стоявшую перед ним задачу, лучше обучить курсантов, Но как только оставался один, мысленно переносился на фронт, в действующую часть. И всякий раз возникал один и тот же вопрос - как этого добиться?
Сергей знал, что попасть на фронт стремятся многие его товарищи. Конечно, он хорошо понимал, что подготовка кадров для фронта - задача важная. Об этом много говорилось на митингах и собраниях, писалось в газетах. Спорить с этим было нельзя. Но он твердо был убежден в том, что справедливее эту безусловно сложную задачу решать более старшему поколению летчиков.
Поделился своими мыслями с непосредственным командиром. Тот сказал без обиняков, прямо;
- Будь там, куда поставили. Война большая, и времени сразиться с врагом хватит всем, кто этого пожелает.- И после небольшой паузы внушительно добавил: - Не подумал ты, Захаров, о том, что получилось бы, если бы завтра отправили на фронт всех инструкторов, которые туда рвутся. Сложностей и здесь хватает, сам знаешь, Всего ничего, как перебрались сюда из Иванова.
Изменится в школе обстановка - отпустят тебя на фронт.
- Ждать, в моем характере,- признался Сергей,
- Ну это-то я хорошо знаю, - усмехнулся командир.
После разгрома немецко-фашистских войск в битве под Москвой, в которой в октябре - ноябре сорок первого участвовала группа дальних бомбардировщиков, сформированная из постоянного состава школы, Сергей Захаров решил, что больше ждать не может, и подал по команде рапорт на имя начальника школы.
Как и положено в армии, рапорт двигался по инстанции вверх, и каждый командир записывал свое заключение, которое сводилось к одному: в настоящее время удовлетворить просьбу младшего лейтенанта Захарова не представляется возможным.
Начальник школы Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации И. Т. Спирин, прежде чем принять решение, с каждым подавшим рапорт беседовал лично. Так он поступил и на этот раз, пригласил Захарова на беседу.
"Достанется мне сейчас на орехи", - думал Сергей, поднимаясь по лестнице в кабинет начальника.
Вошел, представился. Генерал поднялся, поздоровался за руку и предложил сесть. Началась удивительно теплая и откровенная беседа. О разном говорили генерал и младший лейтенант. Не забыл, конечно, генерал упомянуть и о том, сколь велика роль инструктора в подготовке летчиков, отметил, что опытные инструкторы в школе на вес золота. Слушал его Сергей и никак не мог угадать, к какому решению склонен начальник школы.
Когда об всем, казалось, было переговорено, генерал медленно вышел из-за стола и, к немалому удивлению и огромной радости Сергея, сказал:
- Вот что, товарищ Захаров, в ближайшее время задача школы несколько изменится, и мы сможем отбирать инструкторов из переменного состава. Да и согласен я, в общем-то, с вами; в боевом строю нам надо иметь не только своих воспитанников, но и тех, кто готовил их к боям. Поэтому просьбу вашу удовлетворяю. Искренне желаю вам успехов в предстоящих боевых делах, - продолжал генерал. - Не теряйте с нами связи, пишите откровенно обо всем, чего мы недорабатываем. Нам это очень важно знать, мы ведь тоже работаем для фронта. Успехов вам, товарищ Захаров.
Так с очередной группой выпускников младший лейтенант Захаров в начале апрели 1947 года прибыл в 752-й авиационный полк дальнего действия.
С первого дня войны вел полк боевые действия, Командовал им подполковник Иван Карпович Бровко, человек редкого мужества, славной судьбы.
Много интересного узнал Сергей о своем командире.
В авиации Бровко - с начала тридцатых. Когда летом 1936 года в Испании вспыхнул фашистский мятеж против республики и народ вступил в борьбу с фашизмом, из волонтеров более пятидесяти стран были сформированы интернациональные бригады. В числе первых в их ряды встали советские добровольцы и среди них - молодой штурман звена Иван Бровко. В сентябре тридцать шестого Бровко с группой товарищей прибыл в Испанию и сразу приступил к полетам на самолете СБ. Там он совершил десятки боевых вылетов.
Вернувшись на Родину, штурман Бровко переучился на летчика, командира корабля.
Великую Отечественную майор Бровко встретил в должности заместителя командира авиаполка.
Так уж сложились обстоятельства, но дальние бомбардировщики вынуждены были вести боевые действия, нанося удары по живой силе и технике противника днем, без прикрытия истребителями, небольшими группами, с малых высот. Во главе этих групп летали, как правило, командиры звеньев и эскадрилий. Но в тяжелых боях гибли командиры подразделений, и заместитель командира авиаполка Бровко много раз водил в бой звенья и эскадрильи, проявляя при этом мужество и высокое летное мастерство.
26 июня 1941 года, возглавляя девятку Ил-4, он успешно выполнил задание, нанеся удар по выгружавшимся войскам и технике противника на железнодорожной станции за пределами нашей территории и возвратился без потерь. 29 июня звено под командованием Бровко при возвращении было атаковано превосходящими силами истребителей. Во время одной из атак самолет ведущего был подбит; Бровко вышел из строя и отстал от ведомых. Не растерялся майор в критической обстановке. Сымитировав беспорядочное падение бомбардировщика, летевшего на одном моторе, Бровко обманул истребителей, а у самой земли вывел самолет. Едва не цепляясь за макушки деревьев, перетянул линию фронта и произвел вынужденную посадку в поле. А уже 12 июля сорок первого он провел эксперимент - вылетел во главе звена на боевое задание ночью и успешно выполнил его.
В начале октября подполковник Бровко назначается командиром авиаполка и тем не менее продолжает время от времени лично выполнять боевые задания.
24 января 1942 года полк получил задачу - днем, группой из девяти самолетов, нанести бомбовый удар по железнодорожному узлу в оперативной глубине обороны противника. При постановке задачи подполковник отметил особенности ее выполнения и неизбежность встреч с истребителями 'противника по маршруту полета и в районе цели. Невольно Бровко почувствовал, что летный состав, слушая его, приуныл. Как бы не замечая этого, командир полка поднялся из-за стола и сказал спокойно:
- Ведущим девятки пойду я.
Применив не встречавшийся еще в практике маневр - весь полет по территории, занятой противником, выполнять с постоянным снижением от максимальной высоты над линией фронта при полете к цели до минимально возможной, - Бровко и в этот раз добился успеха: задание было выполнено отлично и без потерь.
Забегая вперед, отметим, что за время командования полком Иван Карпович Бровко произвел около девяноста боевых вылетов и все - в сложной и опасной обстановке.
- Вот такой у нас командир! - с гордостью говорили Сергею Захарову летчики, припоминая все новые и новые детали из героической биографии Бровко.- За эту преданность авиации мы его глубоко уважаем, ну а за прекрасные человеческие качества - любим,
Немного времени потребовалось Захарову для того, чтобы убедиться в справедливости такой оценки однополчан, данной командиру, в его непререкаемом авторитете.
Быстро почувствовал Сергей и удивительно сердечную, товарищескую обстановку в полку. И все-таки был поражен тем, что с первого же дня опытные, много повидавшие летчики относились к нему как к равному, охотно делились своим боевым опытом.
Из пополнения был сформирован новый боевой экипаж: командир - Сергей Захаров, штурман - Александр Петров, стрелок-радист - Леонид Трегубенко, воздушный стрелок - Илья Хозяшев,
Со всеми прибывающими летчиками командир полка знакомился лично, не явился исключением и младший лейтенант Захаров. Заканчивая беседу с ним, подполковник Бровко сказал:
- Вот что, товарищ Захаров. Вы и ваш экипаж полностью готовы к тому, чтобы приступить к боевым действиям. Но в полку у нас утвердился такой порядок. В первый боевой полет летчик летит не со своим, а с другим, опытным штурманом, соответственно и штурман-новичок летит в составе другого экипажа. Это не проявление недоверия, поймите, нет, это товарищеская поддержка. Так что готовьтесь сегодня в полет со штурманом капитаном Глущенко. Желаю успеха.
Среди летного состава такой полет называется провозным. Слово это, возможно, несколько грубоватое, зато оно точно определяет предназначение полета. Поэтому никто не обижался, даже наоборот - увереннее чувствовал себя в первом боевом вылете.
В назначенное время летный состав собрался для получения боевой задачи и подготовки к полету. Предстояло нанести бомбовый удар по железнодорожному узлу Орел.
Из информации офицера разведки Сергей узнал (для большинства экипажей это уже не являлось новостью), что Орел - одна из основных баз снабжения противника на центральном направлении: в городе и его окрестностях сосредоточены крупные склады и перевалочные пункты. Кроме того, к самому Орлу примыкал аэродром. ПВО объекта очень сильная: несколько десятков орудий зенитной артиллерии и прожекторов. На подходе к цели постоянно патрулируют истребители.
- Да, трудно нам придется,- сказал Захарову Леонтий Глущенко. - Далеко не каждая цель так прикрывается. Но, знаешь, я тоже, как и командир наш, считаю: если уж проверять себя, так на настоящем деле. Что я тебе могу сказать? Постарайся на боевом пути поточнее выдержать заданные мною высоту, скорость и курс, а главное, не разболтать самолет при наводке и прицеливании. В остальном действуй самостоятельно, ты - командир. Но, не обижайся, если я что-нибудь тебе посоветую, подскажу. Недаром же говорят: один ум хорошо, а два лучше. А в общем, будем действовать по обстановке, всего не предусмотришь.
- Согласен! - улыбнулся Сергей.
Линия фронта от аэродрома, где базировался полк, проходила относительно недалеко, поэтому взлет начали уже после захода солнца. Согласно плановой таблице Захаров взлетал десятым. Вышли на исходный пункт маршрута - пересечение шоссе с рекой - и взяли курс на цель.
До Орла оставалось еще минут десять полета, когда вверх взметнулись лучи прожекторов и повела стрельбу зенитная артиллерия. На пути подхода бомбардировщиков артиллеристы вели заградительный огонь. Разорвалась первая серия бомб, вторая, третья, а прожекторы не осветили ни одного самолета.
Прошло еще некоторое время. Вдруг машина, идущая впереди бомбардировщика Захарова, оказалась в лучах сразу четырех прожекторов. Несколько орудий тут же повели прицельный огонь по световой точке, и было видно, как рвались артснаряды вокруг самолета.
- Навожу на цель! - скомандовал Глущенко. В это время в самолет Захарова вцепилось до десятка прожекторов. Но тут же штурман доложил:
-Бомбы сброшены все, можно маневрировать!
- Сзади и выше нас стена разрывов,- доложил стрелок-радист.
- Увеличь крен и угол снижения! - порекомендовал командиру Глущенко.- Пусть догоняют, сейчас вырвемся.
Потеряв более 1000 метров высоты и продолжая выполнять полет с разворотом и нарастающей скоростью, выскочили из световых объятий.
- Вот и ушли от погони! Как чувствуешь себя? - спросил Глущенко.
- Сейчас нормально. А когда схватили прожекторы и началась прицельная стрельба, признаюсь, чувствовал себя не очень спокойно. И не потому, что испугался, нет, просто считал: не делаю всего того, что обязан в подобной ситуации.
- Действовал ты правильно,- успокоил Леонтий.- Маневрировал так, что все величины, необходимые артиллеристам для прицельной стрельбы - скорость, высота и курс полета,- были переменными. Ну а это в противозенитном маневре главное. Большего на нашем самолете выполнить нельзя. Так что, считай, первое свое боевое задание ты выполнил отлично.
- Как думаешь,- спросил Захаров,- пробоины в самолете есть?
- Трудно сказать. Ударов осколками по обшивке самолета не слышал,- ответил штурман.
До самого аэродрома больше не разговаривали. Посадку Сергей выполнил мастерски.
После этого полета экипаж младшего лейтенанта Захарова стал полноценной боевой единицей полка.
Но сам-то Сергей понимал, что это только начало, научиться предстоит еще многому. "Сегодня,- рассуждал Захаров после первого полета,- мы действовали в простых метеорологических условиях: для дальних бомбардировщиков явление, в общем-то, редкое. К тому же полет проходил не на полный радиус. Не было встреч и с истребителями противника. Так что самое трудное - впереди",
Очень скоро его экипаж стал одним из сильнейших в полку. Захарову было присвоено очередное звание - лейтенант.
Среди наиболее сложных задач, которые приходилось решать летчикам-бомбардировщикам, было нанесение ударов по мостам на территории, захваченной противником. Прямое попадание бомбы в мост (только в этом случае он будет разрушен) маловероятно, а разрывы под мостом даже крупных фугасных бомб не эффективны.
Откликаясь на нужды фронта, советские конструкторы изобрели специальную авиабомбу МАБ-250 для поражения мостов. В коробчатом стабилизаторе размещался тормозной парашют и четыре крюка с тросами, с помощью которых бомба цеплялась за элементы конструкции моста и зависала; ее взрыв обеспечивался инерционным взрывателем.
МАБ-250 снижалась на парашюте со скоростью 18- 20 метров в секунду, что в сочетании с крюками повышало вероятность захвата цели. Но при этом для экипажа ставилось обязательное условие -выполнить бомбометание с высоты не более 100 метров.
Пилотировать самолет на такой высоте ночью очень? трудно и небезопасно, а угловые перемещения земных ориентиров настолько велики, что точно определить момент сбрасывания бомбы не представлялось возможным,
Партия мостовых авиабомб поступила и в 752-й авиаполк. Был получен приказ - в ночь на 9 июня 1942 года сбросить эти бомбы на железнодорожный мост через Днепр на линии Днепропетровск - Харьков. В числе тех, кому предстояло выполнить эту задачу, был и экипаж лейтенанта Захарова.
Стремясь отвлечь внимание противника и рассредоточить огонь средств ПВО объекта, вначале с высоты 2000 метров бомбардировщики наносили удары обычными фугасными бомбами.
Как всегда, их встретили прожекторы и заградительный огонь артиллерии среднего и малого калибров. Поскольку одновременное бомбометание по одной цели с разных высот невозможно (самолет нижнего эшелона может попасть под бомбы, сброшенные сверху), группа бомбардировщиков с МАБ-250 подходила к цели с небольшим интервалом. Этого гитлеровцам оказалось вполне достаточно, чтобы организовать мощный огневой заслон из зенитных пулеметов против бомбардировщиков нижнего эшелона.
Экипаж Захарова замыкал боевой порядок группы и при подходе к цели хорошо видел, что разрывы на высоте 2000 метров прекратились, а впереди по линии боевого пути засверкали ленты трассирующих пуль и снарядов.
Снизились до заданной высоты бомбометания. Теперь все внимание летчика было сосредоточено на приборах, а штурмана - на мелькающих под самолетом земных ориентирах. Необходимо сбросить бомбы точно над намеченной заранее на карте точкой. Прицел в этих условиях использовать невозможно.
Несколько небольших доворотов - и команда штурмана, венчающая процесс наведения:
- Так держи! Хорошо!
А через несколько секунд доклад:
- Сбросил! Разворот!
Казалось, все прошло удачно, но при разворот* с самолетом что-то случилось. Сквозь ровный гул моторов послышался скрежет металла. Лопасти винта правого мотора намертво заклинились. Произошло это настолько быстро, что летчик не успел перевести винт ив большой шаг, с тем чтобы он оказывал меньшее сопротивление. Хорошо, что все это было при разворот влево (работал только левый мотор); иначе пришлось бы совсем худо.
Вышли на обратный курс маршрута. О наборе высоты полета нечего было и думать, пришлось лететь на высоте ниже 100 метров, лететь на самолете, грозившем при малейшей ошибке летчика сорваться в штопор.
О случившемся доложили на КП полка и запросили ближайший аэродром, где можно произвести посадку. Ответ последовал не сразу. Только минут через пять стрелок-радист доложил:
- Товарищ командир, получено указание идти на аэродром Старый Оскол!
- Понятно! - ответил Захаров.
Петров рассчитал новый курс. Теперь пришлось разворачиваться вправо, а как раз с этой стороны мотор не работал. Развернуться удалось с трудом, с малым креном.
Пилотировать самолет уже не хватало сил. Ноги немели, но ни на секунду нельзя было оставить штурвал и педали. Угроза срыва в штопор не уменьшалась.
- Устал я очень, - признался Сергей штурману, - помоги пилотировать.
После небольшого отдыха стало немного легче, и Захаров опять взялся за руль.
- Прошли линию фронта! - доложил Петров,
"Первая задача выполнена,- удовлетворенно подумал Сергей,- если что теперь и произойдет, так среди своих, - И сразу словно бы прибавилось сил.- Покидать самолет на парашютах нельзя, мала высота. Надо продолжать полет",- окончательно решил он.
В самолете было тихо, разговаривать никому не хотелось.
Молчание нарушил Петров;
- Подходим к Осколу. Только вот что-то огней на аэродроме не видно.
Впереди по курсу полета начали рваться серии бомб.
- Штурман, что это такое? - спросил командир.
- Эх, не везет нам сегодня,- вздохнув, ответил Петров,- гитлеровцы бомбят аэродром.
- Товарищ командир, Старый Оскол посадку не разрешает,- доложил стрелок-радист.
"Час от часу не легче! Что делать? Куда лететь?" - немного даже растерялся Захаров и приказал;
- Запросите КП полка, доложите, что идем на аэродром Воронеж.
При подходе к городу бомбардировщик попал в мощные лучи прожекторов ПВО, впереди по курсу полета начали рваться снаряды.
Петров тут же дал сигнал ракетой зеленого цвета, что означало: "Я свой". Стрельба сразу прекратилась, но прожектора продолжали искать самолет.
Никак не могли прожектористы обнаружить бомбардировщик: слишком маленькой была высота его полета.
- Командир, зеленые ракеты кончились,- доложил штурман,- На аэродроме темно.
"Включают аэронавигационные огни, другого выхода у нас нет",- решил командир.
И сразу внизу включили световое посадочное "Т"- самолет ждали.
- Видишь аэродром? - спросил Петров Захарова.
- Нет, не вижу пока,- ответил Сергей,- не могу оторваться от приборов.
После нескольких неглубоких разворотов "блинчиком" вышли на посадочную прямую.
- На прямой,- сообщил штурман.- Вышли хорошо! Видишь?
Сергей бросил взгляд вперед и увидел посадочные знаки. "Еще немного - и начну планировать",- подумал он.
В этот ответственный момент луч прожектора схватил бомбардировщик и ослепил летчика. Окончательно убедившись, что самолет свой, прожекторист убрал луч.
Но планировать на посадку было уже поздно. Пришлось уходить от аэродрома. Уходить на одном моторе, который давно уже отработал на форсированном режиме положенное ему время; o любой момент он мог разрушиться,
- Саша, - стараясь быть спокойным, обратился Захаров к штурману,- больше над городом кружиться нельзя. Иначе сорвемся и погибнем, Надо искать площадку для посадки.
Командир понимал, что отыскать мочью нужную площадку чрезвычайно трудно, но другого выхода он не видел.
Ночь выдалась темная, земля просматривалась плохо. С высоты полета казалось, что местность ровная, на самом же деле кругом холмы да овраги. Ошибиться тут ничего не стоило.
Летели по прямой; так пилотировать самолет легче, чем на разворотах.
Петров приник к стеклу кабины и всмотрелся до боли в глазах в темь.
- Почти ничего не видно! - доложил он,
- Смотри внимательнее,- сказал командир,- сбрасываю аварийную осветительную ракету. Ракета не взорвалась.
- Сбрасываю вторую!
Эта вспыхнула, ярко осветив местность.
- Сережа, перед нами поле, садись! - почти прокричал штурман.
Захаров включил посадочные фары, увидел землю и, не раздумывая, стал садиться, не выпуская шасси. Коснулись земли и по инерции поползли по полю. Самолет несколько раз обо что-то ударился одной, потом другой плоскостью, отчего хвост бросило из стороны в сторону. На фюзеляж и плоскости полетели комья земли и камни, что-то сильно ударило по фонарю кабины летчика.
Проползли 150 метров - и остановились.
"Экипаж спасен, а это главное. Большего я сделать не мог",- сказал Сергей сам себе и, обернувшись влево, увидел языки пламени - загорелся мотор. Члены экипажа быстро выскочили из своих кабин.
Но где же командир? А Захаров в это время пытался открыть фонарь кабины. Однако, как ни давил на рычаг, ничего сделать не мог.
"В западне! - совсем уже отчаялся Сергей.- Неужели так глупо придется погибнуть?"
Видя, что командира нет, Петров взобрался на плоскость.
- Что случилось? - спросил он громко.
- Не открывается фонарь,- задыхаясь, прокричал Сергей. В кабине стало не только душно, но и жарко.- Уходи, Саша, сейчас взорвутся баки, погибнем оба,
- Давай вдвоем попытаемся открыть этот злосчастный замок. Заклинило, наверное.
Петров изо всей силы нажал на фонарь, но-безуспешно. Тогда он вскочил на фюзеляж, отошел на два шага и с криком: "Нажимай!"- ударил ногой по конструкции. Фонарь открылся. Жизнь командира была спасена.
- Я тебя все равно вытащил бы из кабины,- помогая выбраться командиру, говорил Петров.
Не успели они отойти от самолета и 10 метров, как начали рваться патроны, а через несколько секунд взорвались баки. Молча стояли члены экипажа, с грустью смотрели на догорающий самолет. Каждый думал о своем.
Тишину оборвал командир.
- Когда я готовился к первому боевому вылету,- неторопливо начал он,- подошел ко мне штурман Леонтий Глущенко. Разное может произойти в боевом полете, сказал он, всего не предусмотришь, так что действуй по обстановке. Много раз я убеждался в справедливости этих слов, и сегодняшний полет - яркое тому подтверждение. Спасибо тебе, Саша, дорогой мой товарищ! Тебе я жизнью обязан.
- Да чего уж там, Сергей. И потом, если бы не твое мастерство, кто знает, что было со всем нашим экипажем. Ну, в общем, хватит об этом. Все хорошо, что хорошо кончается,
Сказав это, Александр по-братски обнял Сергея.
Всю ночь провел Бровко на командном пункте в ожидании сообщений об экипаже Захарова. Получив извещение о том, что произвести посадку на аэродроме Воронеж экипажу не удалось, Бровко понял, что надо быть готовым к самому худшему.
Еще не рассвело, а Иван Карпович вылетел на самолете По-2 на поиски Захарова и очень скоро обнаружил остатки сгоревшего бомбардировщика. Сердце его сжалось от боли.
Первым увидел самолет, заходящий на посадку, 3ахаров.
- Батя летит,- сказал он товарищам,- я в этом уверен. Доставили мы ему хлопот. Наверное, всю ночь не спал.
Сколько счастья было в глазах Ивана Карповиче, когда он увидел выходивших ему навстречу из-зa стога сена членов экипажа во главе с командиром.
- Живы, дьяволята, все живы! - радовался он, вылезая из кабины и каждого крепко обнимая,- Значит, теперь будете воевать долго. До самой Победы!
В конце июня 1942 года наша воздушная разведка обнаружила крупное сосредоточение войск и техники противника в районе Щигр, восточнее Курска и Обояни. Перед авиацией дальнего действия была поставлена задача - нанести по врагу мощные бомбовые удары.
В те июньские дни сорок второго выдались очень сложные метеорологические условия; облака низко нависли над землей, чуть ли не совсем закрыли ее от летчиков - видимости никакой. Вот почему к ночным полетам с 23 по 28 июня были привлечены наиболее опытные экипажи. Этой чести удостоился и экипаж лейтенанта Захарова.
Советским войскам удалось остановить под Воронежем начатое противником 28 июня наступление из района Курска, Перегруппировав свои силы и подтянув резервы, гитлеровцы перенесли удар на юго-восток и 15 июля вышли в большую излучину Дона. 17 июля началась Сталинградская битва,
Перед дальними бомбардировщиками была поставлена задача - воспрепятствовать форсированию противником рек Дон и Чир. С 17 июля по 5 августа основные силы АДД каждую ночь выполняли эту задачу, бомбили понтоны, по которым двигались войска и техника противника.
Прямое попадание в переправу - понтон или мост - одной бомбой маловероятно. Поэтому приходилось с каждого бомбардировщика сбрасывать сразу серию из десяти бомб с малыми интервалами между ними. Расчет был такой: уж одна-то из бомб непременно упадет недалеко от переправы и разрушит ее.
Противник, хорошо понимая это, стремился вынудить бомбардировщиков увеличить высоту бомбометания. Тем самым затруднялись условия прицеливания: не только с больших, но и со средних высот ночью переправа o прицел видна плохо, а мощные светящие авиабомбы - САБы - пока поступали в войска в ограниченном количестве. Гитлеровцы прикрывали переправы сильным огнем и в первую очередь - огнем зенитных пулеметов. Тем не менее дальние бомбардировщики продолжали действовать, громить врага с высоты 500-600 метров.
Вместе с другими частями АДД в бомбардировке переправ участвовал и 752-й полк. Нередко самолеты возвращались на базу с огромным количеством пулеметных пробоин (не являлась исключением и машина Захарова). Но ловкие руки техников и механиков успевали залатать дыры к следующему вылету.
Выйдя на ближние подступы к Сталинграду, гитлеровцы принялись трезвонить, будто ^бы советские войска уничтожены. Возникла острая необходимость убедительно опровергнуть эти фальшивые слухи.
Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед АДД такую задачу: не прекращая действий в интересах сухопутных войск под Сталинградом, бомбардировать во второй половине августа и первой половине сентября административно-политические центры Германии и ее сателлитов,
752-й авиаполк вместе с другими частями и соединениями АДД 19 августа наносил удар по Кенигсбергу, 27-го - по Данцигу, 30-го - по Берлину. Взлетали с полевого аэродрома "подскока", расположенного непосредственно у самой линии фронта в районе города Андреаполя.
Во всех этих полетах участвовал и экипаж Захарова.
Наиболее памятным был конечно же полет на Берлин. Полет тот - из числа самых сложных. Мощная ПВО преграждала путь к Берлину, Зарево от лучей прожекторов было видно за много километров от столицы фашистского рейха, и для того чтобы выйти в заданный район бомбометания, приходилось несколько минут лететь в световом поле, созданном десятками прожекторов, в слое заградительного огня зенитной артиллерии.
Физически полет был чрезвычайно труден. Длился он более десяти часов. Уже одно это вымщывпли до радужных кругов в глазах. Но главная трудность заключалась в ином. Лететь приходилось без автопилота, так что руки все время были на штурвале, а ноги - на педалях. Тут, как говорится, не попляшешь.
Устав отчаянно, Захаров и его экипаж произвели посадку лишь утром на промежуточном прифронтовом аэродроме. Когда подрулили к стоянке, остановились моторы - в баках не осталось горючего, После заправки надо было быстрее уходить на основной аэродром. Только там и смогли отдохнуть...
Нет, недаром так строго, придирчиво отбирало командование экипажи для участия в тех полетах. Не одно мастерство бралось при этом в расчет. Не менее важным было и другое - выдержка, сила духа, выносливость. И наши летчики проявили эти качества сполна.
Многие в мире следили за теми полетами советских летчиков.
21 августа 1942 года радио Сан-Франциско оповестило своих слушателей о налете советской авиации на военные объекты городов Германии:
"Многие корреспонденты сообщают о том, что в результате интенсивной бомбардировки советскими самолетами Данцига и Кенигсберга разрушен ряд военных объектов. Советские летчики бомбардировали немецкие города".
Английские газеты писали 29 августа:
"В ночь на 27 августа советские бомбардировщики совершили налет на Данциг... Их налеты являются блестящим доказательством их силы, дающей им возможность заставить население Германии почувствовать войну в то время, когда русские армии и авиация участвуют в одном из величайших в истории сражений, происходящих в глубине их собственной страны".
Вынуждены были откликнуться и сами гитлеровцы. 30 августа германское информационное агентство передало из Берлина:
"Минувшей ночью советские бомбардировщики совершили налеты на восточные и северо-восточные районы Германии..."; "несколько самолетов противника проникли к "Большому Берлину".
Как бы ни хотели фашисты, но такое и они замолчать не могли. Слишком очевидны были последствия налетов. Эхо этих мощных, сокрушительных ударов быстро отозвалось на переднем крае.
В письмах, обнаруженных в ту пору у пленных или убитых гитлеровских солдат и офицеров, полученных ими из Германии, непременно сообщалось о налетах советской АДД.
"Начинаешь сильно беспокоиться, когда дело идет к ночи,- писала старая немка из Кенигсберга своему отпрыску, некогда с восторгом надевшему шинель.- В субботу ночью более двух часов была сильная стрельба по соседству с нами. В здание вокзала на Крейбурге-штрассе попала одна крупная бомба, в мастерские - две, несколько - в казармы Иммельмана и так далее. Мы были удивлены тем, что это русские, которые совершенно спокойно прилетели со стороны наблюдательного поста. Они побывали над всей Пруссией :"
А вот что сообщила некоему лейтенанту возлюбленная из Бретау;
"Вчера у меня была Эльза. У них в Шахау творилось что-то ужасное. Русские бросали тяжелые бомбы. Верфи горели. Много домов уничтожено, но даже и в уцелевших домах не осталось ни одного целого стекла. Люди думают, что нужно куда-нибудь уезжать. Но куда? Эльза зовет меня в Штраубинг, но ведь и туда могут прилететь русские".
Даже эти письма, с неприкрытыми словами страха и растерянности, свидетельствовали о значимости налетов совершенных авиацией дальнего действия Ложь, посеянная Геббельсом и его компанией, была разоблачена.
Удары по военно-промышленным объектам Германии наносились до середины сентября 1942 года.
Вскоре большая группа летного состава АДД, участвовавшая в налетах на Берлин, была награждена государственными наградами. Командир звена С. И. Захаров и штурман его экипажа А. Ф. Петров были удостоены ордена Ленина.
После выполнения задач по бомбардированию объектов в глубоком тылу противника усилия дальних бомбардировщиков вновь были сосредоточены на оказании поддержки сухопутным войскам, сражавшимся под Сталинградом.
Экипаж Захарова и в ближних полетах был в числе лучших в полку.
И недаром, представляя после завершения Сталинградской битвы наиболее отличившихся воинов к наградам, подполковник И. К. Бровко писал: "Экипаж С. И. Захарова все задания выполняет, как правило, отлично. В полете неутомим, при продолжительности полета менее четырех часов совершает по два-три вылете в ночь".
Пять человек из 752-го авиаполка дальнего действия были удостоены звания Героя Советского Союза, Среди них - старшие лейтенанты Сергей Иванович Захаров и Александр Федорович Петров. Боевые товарищи, члены одного экипажа.
26 марта 1943 года авиаполк преобразовывается в 10-й гвардейский, 18 сентября того же года награждается орденом Красного Знамени, а несколько позже получает почетное наименование - Сталинградский. Командир полка Иван Карпович Бровко назначается командиром авиадивизии.
Заря победы только лишь занималась. Впереди было еще очень много трудных дней и ночей в жизни нашего народа и его армии. Великая Отечественная война продолжалась...
Очистив от ненавистных захватчиков родную землю, Советская Армия погнала фашистов дальше, за ее пределы.
Дальние бомбардировщики, обрушиваясь на войска и технику противника в тактической глубине его обороны, на железнодорожные узлы и станции в оперативной глубине, своими мощными бомбовыми ударами помогали сухопутным войскам решать стоявшие перед ними задачи по уничтожению врага, освобождению народов Европы от фашистского ига.
Успешно вел боевые действия и 10-й гвардейский Сталинградский, ордена Красного Знамени авиационный полк. Количество боевых вылетов его экипажей росло день ото дня. Число вылетов командира звена Захарова давно уже перевалило за вторую сотню. Фамилия его по-прежнему встречалась в приказах командования и в армейской печати среди наиболее отличившихся при выполнении боевых заданий,
Наступила весна сорок пятого. Чувствовалось: совсем уже близка Победа,
До фашистского логова-Берлина оставалось всего несколько десятков километров, но какими же трудными были эти последние километры войны. Перед дальними бомбардировщиками была поставлена задача: до рассвета 16 апреля нанести массированный бомбовый удар по опорным пунктам и узлам сопротивления второй полосы обороны противника на направлении главного удара войск 1-го Белорусского фронта.
Сложность выполнения этой задачи обусловливалась малой удаленностью объектов бомбометания от переднего края наших войск, сосредоточившихся для наступления. Более того (и это было главное), массированный удар бомбардировщиков должен начаться в то самое время, когда наступавшие войска придут в движение. Требовалась снайперская точность при выходе на цель и бомбометании.
Все понимали, что начинается штурм Берлина и с огромным воодушевлением готовились к выполнению задания командования.
И вот уже закончена подготовка. Самолеты заправлены топливом, опробованы моторы, проверено бортовое оружие, подвешены бомбы - не только на внутренние, но и на внешние держатели. Сделаны все расчеты, определено место каждого экипажа в незримом боевом строю.
Медленно тянется время в ожидании команды на вылет.
Около трех часов по московскому времени в воздух взвилась зеленая ракета - сигнал к запуску и взлету. И в тот же миг ожил аэродром. Напряженную тишину темной ночи разорвал рев моторов. Один за другим Ил-4 выруливали на старт, постепенно вытягиваясь в одну линию. Точно в назначенное время начался взлет.
Полет выполнялся в режиме полного радиомолчания. Экипажи не видели летевших рядом самолетов, но знали, что боевой порядок очень плотный. Справа и слева летели бомбардировщики, взлетевшие с других аэродромов. Только точное соблюдение заданного маршрута, высоты и скорости полета позволяло избежать столкновения. Тревожно, но радостно было сознавать, что огромное количество наших бомбардировщиков устремилось на запад, чтобы нанести мощнейший за всю войну бомбовый удар по сильно укрепленной полосе обороны противника.
И в тот момент, когда на нашей территории одновременно включили сто сорок прожекторов, начали рваться первые серии бомб. Сорок дне минуты не прекращался огненный шквал на полосе длиной 18 километров. Ежеминутно с семнадцати - двадцати самолетов сбрасывались бомбы. А всего более девятисот тонн бомб было сброшено за это время на врага.
Как и все воины 18-й воздушной армии [1], участвовавшие в этом налете, с гордостью, сознанием исполненного долга возвращался на свой аэродром экипаж гвардии капитана Захарова. В ту памятную ночь, ночь на 16 апреля 1945 года, явившуюся началом Берлинской операции, Сергей Иванович выполнил свой двухсотпятидесятый боевой вылет,
Закончилась война, отгремели победные салюты. Непривычно было поначалу видеть стоявшие в линейку без маскировочных сеток самолеты. Странным теперь казалось, что вчера еще рвались в небе и на земле артиллерийские снаряды, слепили прожектора... Все это осталось позади.
В полку проводили тщательное медицинское освидетельствование всего летного состава, несколько лет подряд несшего огромную физическую и нервную нагрузку.
Сергей давно догадывался, что не совсем здоров, но особого значения этому не придавал, считая, что после войны подлечится и без труда восстановит здоровье.
И вдруг как гром среди ясного неба прозвучало заключение медицинской комиссии - по состоянию здоровья к летной службе не годен.
"Да как же можно вот так, сразу, - рассуждал он, - отлучить человека от неба, к которому стремился с малых лет, которому посвятил свои лучшие годы?! Навсегда лишить радости полета!.. Как же я могу расстаться со всем этим?"
- Тяжело мне! - с нескрываемой грустью говорил Сергей своим боевым товарищам.- Короткой оказалась моя небесная дорога, неожиданно и вовсе не в бою оборвалась она. Что же мне теперь делать?
После долгих размышлений решил Захаров вернуться в родную Коломну.
Тепло и радушно встретили паровозостроители земляка-героя. И началась для Сергея новая жизнь. Что и говорить, нелегкой была она, С раннего утра на завод - к станку, а после работы - в техникум. До поздней ночи засиживался он за учебниками и чертежами. А тут еще и другие заботы - депутатом городского Совета избрали его, членом горкома комсомола. Но преодолел все трудности гвардеец, с отличием окончил техникум. В том же году Сергей поступает в институт, на заочное отделение.
Минуло время. Жажда знаний вела его по жизни, не давала успокоиться, остановиться на достигнутом. Захаров не только успешно окончил институт, но и защитил кандидатскую диссертацию.
Так активный участник войны, Герой Советского Союза Сергей Иванович Захаров стал ученым, кандидатом технических наук. Что ж, наука, как и авиация, любит упорных, смелых людей. Таким по силам любой рубеж.
[1] Авиация дальнего действия переформирована в 18-ю воздушную армию в декабре 1944 г. - Прим, ред.
