ВОЗДУШНЫЕ РАЗВЕДЧИКИ
12 июня 1942 года мы передали 16-му гвардейскому истребительному авиационному полку несколько уцелевших самолетов и убыли на аэродром под Погорелово Ростовской области для переформирования и отдыха. Здесь в полк прибыли 5 летчиков и 20 младших авиационных специалистов. Это были девушки, окончившие авиашколу, они заменили оружейников, радистов,
парашютоукладчиков, которые ушли в наземные и воздушно-десантные войска. Прибывшие летчики Исаев, Шатов, Козюберда, Степанов, Забелин приступили к тренировочным полетам с опытными командирами. В Погорелове долго не задержались. 20 июня сюда прилетели части на истребителях Як-1, И-16 и штурмовиках Ил-2, и нам пришлось перебазироваться на аэродром под Скосырскую. Прикинули на глазок: от передовой 200 - 250 километров, фашистам здесь не бывать, можно работать спокойно и немного отдохнуть.
Для переучивания и тренировок летного состава в полку имелось всего три самолета: два Як-1 и один
Як-7. Эти боевые самолеты были переделаны в учебно-тренировочные, в них встроили вторые (инструкторские) кабины, а для сохранения центровки сняли вооружение и бронеспинки. Отрабатывая групповую слетанность или учебный воздушный бой, молодые летчики стойко переносили неимоверные перегрузки, которые создавший для них полковые асы. Они давно усвоили, что высший пилотаж - залог победы летчика-истребителя.
Молодежь усердно перенимала и тактические приемы, и способы ведения огня по воздушным и наземным целям. Свободные от полетов командиры, летчики, инженеры, техники, младшие авиационные специалисты настойчиво занимались наземной подготовкой: изучали тактику врага, изыскивали свои тактические приемы ведения воздушного боя. Трудились от зари до зари, а зори в июне - июле почти смыкаются. В условиях войны это и называлось отдыхом. Но и такой отдых вскоре был прерван.
По срочному заданию на разведку вылетел Калугин. В это время два других самолета заруливали на дозаправку горючим. Теперь уж было не до занятий! Авиаторы гурьбой высыпали из землянок. Опять что-то непредвиденное, каждый думает только об одном: не прорвался ли враг?
- Да откуда тут фашистам взяться? - не выдержал молчаливого напряжения воентехник Юрий Алексеевич Сергеев. Говорит просто так, чтобы успокоить товарищей. - Откуда здесь быть врагу, - повторил он, веря, что наземные войска прочно удерживают оборону.
- На войне всякое может быть, - уклончиво заметил начальник штаба полка майор Токарев. - Надо быть всегда в готовности отразить нападение воздушного и наземного противника.
А противовоздушную и наземную оборону аэродрома Иван Власович Токарев готовил тщательно, все у него было предусмотрено. Благодаря этому гитлеровцам никогда не удавалось застигнуть нас врасплох.
Кто-то поддержал Сергеева. Заговорили, что фашистам теперь несдобровать, мол, в газетах пишут о договоренности с союзниками о создании второго фронта в Европе.
- На второй фронт надейся, а сам не плошай, - бросил реплику батальонный комиссар Щербак.
Его всегда приветливое лицо как-то погасло, брови нахмурились, глаза сверкнули укоризненно. Все примолкли. Догадались, что командование полка, вчера побывав в штабе дивизии, кое-что знает иное.
А знали командир, комиссар и начальник штаба полка многое из того, что каждому солдату знать не положено. Например, что всеми видами разведки, и особенно воздушными разведчиками, была вскрыта интенсивная подготовка гитлеровцев к наступлению: концентрировались войска, подтягивались резервы. Только 8 июля было обнаружено, что в сторону Сталинграда движется огромная моторизованная колонна; в направлении Буденновки шли две колонны; из Артемовска к линии фронта продвигается большое количество автомашин, танков и орудий на механической тяге. О времени и направлении удара немецко-фашистских войск могли знать командующий Южным фронтом и другие военачальники. Поэтому они заранее привели войска в боевую готовность.
Но почему же так спешно понадобился разведывательный полет Калугина, да еще на учебно-тренировочной машине? |
- Летит, летит! - закричал воентехник Сергеев, первым увидевший свой самолет.
Через несколько минут Калугин докладывал командиру полка:
- Восточное Северского Донца и Айдара видел танки, автомашины, мотоциклистов. Прут в четыре ряда. Много!
Командир полка, не медля ни минуты, по телефону сообщил в штаб дивизии о результатах разведки. В штабе выразили сомнение; почему не подсчитал точно, почему не доложил по радио на КП?
- На моих самолетах нет радиопередатчика, - ответил Курбатов. - Калугин спешил на посадку и доложить о прорыве противника.
- Хорошо, работайте пока по своему плану, - ответил начальник штаба дивизии. - Факты будут проверены.
Часа через полтора на аэродроме приземлился связной самолет По-2, торопливо зарулил, выключил мотор, не дождавшись, когда остынет. Лопасти винта "чавкнули", остановились и, будто передумав, крутнулись в обратный ход. Из выхлопных патрубков мотора вырвался резкий, как выстрел, металлический авук.
- Мотор загонишь, растяпа! - сердито закричал старший инженер полка военинженер 3 ранга Фомин, подбегая к самолету. Он ревностно относился к сбережению материальной части и за небрежность "снимал стружку", не давая спуску ни молодому, ни опытному летчику. Но, узнав командира дивизии, смутился: - Виноват. Не ожидал...
- Нервничает, - успокоил инженера полка Курбатов. - Но что-то произошло.
Командир дивизии спрыгнул на землю и, не дослушав обычный в таких случаях доклад о том, чем занимается полк, сказал отрывисто;
- Позвать Калугина!
Федор Захарович, будто предчувствуя грозу, оказался тут как тут.
- Панику поднимаете, младший лейтенант, - упрекнул Калугина командир дивизии. - У страха глаза велики...
Калугин, стройный, плечистый, под строгим обвинительным взглядом старшего начальника ссутулился, широкие плечи его обвисли, будто нагрузили на них стопудовую тяжесть, но смотрел гордо, с достоинством. Он резко крутнул головой. Из-под шлемофона выскользнула густая прядь русых волос, прикрыла ясные серые глаза. Ловким движением руки отбросил со лба волосы, сказал:
- Я? Паникер?..
- На доразведку только что посылали бомбардировщика. Смотрели в три пары глаз: летчик, штурмана стрелок-радист...
- И ничего не видели? - раздраженно спросив Калугин.
- Гурты скота перегоняют, - уточнил командир дивизии. - У страха глаза велики, - повторил он расход жую поговорку.
Калугин понял - ошибка. Не его - плохо смотрел экипаж бомбардировщика. Поднялись на высоту и ничего не разглядели толком. Да еще ввели в заблуждение старших начальников. Теперь уж Калугину было не до личных обид. Что стоит ложное обвинение по сравнению с тем, что он видел на дорогах! Лавина моторизованных войск катилась на восток, скоро ee танковые клинья дотянутся сюда, а лавину эту принимают за гурты скота.
- Разрешите повторить полет? - попросил он. Командир дивизии молчал, раздумывая. Но не для того же он прилетел, чтобы сделать выговор летчику за неудачную разведку? Это хорошо понимал и Курбатов, сказал без околичностей;
- Пусть летит. Что-то не доглядел экипаж бомбардировщика.
Тактичный и предупредительный комиссар Щербак решил смягчить обстановку и сказал примирительно:
- Оснований не доверять экипажу бомбардировщика нет. Калугину мы тоже верим. Надо лететь, уточнить обстановку. И немедленно!
- Ставьте задачу, - разрешил командир дивизии. - Да повнимательнее там...
- С кем полетите? - спросил Курбатов. - Вдвоем| надежнее, j
- С Лукичом, - не задумываясь, ответил Калугина И тут же спохватился, вспомнив о правилах воинские взаимоотношений: - Со старшим лейтенантом Приказчиковым.
Взлетели парой. Калугин без труда вышел в район предполагаемого нахождения немецко-фашистских войск. Снизился до бреющего. Алексей Лукич Приказчиков крутился вверху, прикрывая Калугина. Били крупнокалиберные зенитные пулеметы и счетверенные установки "эрликонов", стараясь снять разведчиков метким выстрелом. Светящиеся трассы вспыхивали то справа то слева, то впереди, то где-то вверху, Калугин бросал послушный "як" с крыла на крыло и считал танки, автомашины, орудия, старался хотя бы приблизительно определить количество вражеских войск и направлене их движения, но сделать это было нелегко. На обстрел с земли не обращал особого внимания. Знал: на той высоте подловить маневрирующий на большой скорости истребитель не так-то просто. Хуже было Приказчикову: по его самолету, находившемуся на километр выше, стреляло больше зенитных точек.
Калугин взмыл вверх, осмотрелся. И не увидел Приказчикова. "Неужели сбили Лукича?" - обожгла тревожная мысль. Посмотрел выше: три истребителя, издали похожие на стрелы, пронзающие небо, гонялись по вертикали. Понял: Приказчиков сковал боем пару "мессершмиттов" и увлек их на высоту, подальше от разведчика, чтобы те не помешали ему выполнить задание. Боевым разворотом ринулся к ним, пошел в атакy. Дерзкие атаки на встречных курсах в данной ситуации был единственный выход. Приказчиков делал то же самое. "Мессершмитты" избегали лобовых атак, страшась тарана, уходили вверх и старались зайти советским истребителям в хвост, ударить наверняка. Но "яки" маневрировали так энергично и умело, что гитлеровцам нетрудно было понять: с этими - гляди да гляди! Иначе, сам попадешь под огонь. О том, что "яки" не могли стрелять, гитлеровцы даже не догадались, и "мессершмитты" глубоким пикированием вышли из боя...
Командир дивизии поджидал разведчиков на аэродроме. Через час они приземлились.
- Ну что, убедились? - спросил он нетерпеливо.
- Убедились, - доложили Калугин и Приказчиков. - Фашисты нацеливаются в обход Миллерово...
Командир дивизии поставил полку боевую задачу следующий день: тремя учебно-тренировочными самолетами вести усиленную разведку войск противника. Уже вечерело, и он, взволнованный, улетел в штаб 4 воздушной армии.
Короткая июльская ночь прошла в тревоге и казалось бесконечно долгой. Вылетели с рассветом на разведку Приказчиков и Осипов. Вражеские войска за ночь не продвинулись и находились почти на тех же рубежах. Но с восходом солнца опять закопошились.
"Мессершмитты" парами и четверками старались перехватить и уничтожить воздушных разведчиков. Но всякий раз наши летчики уклонялись от боя и привозив ли новые разведданные. И только к вечеру Калугин и старшине Николаю Штукину пришлось-таки сразиться с гитлеровцами. Пара "мессершмиттов" подкрадывалась к ним снизу, четверка висела сверху. Шесть против двух невооруженных.
Калугин многократно покачал крыльями. Это сигнал Штукину: постарайся выйти из боя, вернуться на аэродром и доложить результаты разведки. Понимал, как трудно это будет Штукину. Но это - боевой приказ! Он должен быть выполнен без колебаний. Главное - разведка!
"Пошли!" - мысленно произнес Калугин и потянула на высоту. Как и рассчитывал, нижняя пара "мессершмиттов" не замедлила воспользоваться тактической "ошибкой" советского летчика, оторвавшегося от своего ведомого, К тому же расстрелять одинокий "як" на высоте удобнее, чем на бреющем полете: можно взять в вилку снизу и сверху. Не ускользнет и тот, что остался на малой высоте.
Оторвался ли Штукин от противника, Калугин уже не смог увидеть. Висевшая сверху четверка накинулась на него, как набрасываются шакалы на обреченную" жертву. Так он оказался зажатым со всех сторон. Резко вошел в правый вираж, крутой, стремительный. "Мессершмитты" разошлись в стороны и вверх, вниз. Кто-то из них первым попытается взять беззащитный "як" в прицел. Который? Ах, вон тот, что доворачивается сверху. Глядь, а снизу те, двое, уже водят носами из стороны в сторону. "Прицеливаются, гады, - успел подумать Калугин. - Долго ли нажать на боевые кнопки - какие-то доли секунды...".
Резкий рывок педали и ручки управления. С глубокого виража "як" зарылся носом под горизонт, крутнул полубочку и штопором пошел вниз. Даже огненные трассы, мелькнувшие над крылом, не заметил Калугин. Уменьшил обороты мотора, сделал полтора-два витка штопора, остановил вращение самолета. Свистел ветер, давило в ушах, лезла в нос и в глаза поднявшаяся с пола кабины пыль, а он все пикировал и смотрел вниз где яркой панорамой угрожающе быстро набегала на него земля. Различил темную воронку на однообразном желтоватом фоне и ускоренным движением потянул ручку управления на себя. Перед глазами поплыли розоватые круги - влияние чрезмерной перегрузки. Встряхнул головой, круги размылись, и в бронестекле фонаря кабины, совсем близко, качнулся степной горизонт. Но еще ближе была земля. Самолет, более не повинуясь рулю высоты, плашмя проваливался вниз. Впереди, почти под самым носом, показались пшеничные колосья. И в этот жуткий миг он почувствовал, что не столкнулся с землей, а уходит от нее. Не дыша и не шевелясь (как бы неосторожное движение вновь не ввергло машину в безудержное падение на землю!) Калугин плавно отдал от себя ручку, осторожно увеличил обороты. Мотор запел басовито и ровно.
- Выкрутился! - радостный крик вырвался из груди Калугина. Осмотрелся: "мессершмитты" барражировали на высоте, видимо, посчитав его сбитым, и уклонялись к западу. Можно было уходить в Скосырскую. Он посмотрел вниз, на пшеничное поле, едва не ставшее его могилой. Почувствовал тошноту, но усилием воли сразу же подавил ее. Подумал: "Вот он какой, страх. А в критическую минуту просто не думается об этом - некогда!"
Через минуту-другую в кабине запахло подгоревшим маслом. Посмотрел на приборы: стрелка термометра охлаждающей жидкости отклонилась за красную черту и замерла на отметке 110 градусов. Это предел. Неужели придется падать где-то в степи? Чтобы совсем не перегрелся мотор, уменьшил обороты. Но температура воды оставалась прежней. Начала подниматься и температура масла. Решил; "Сяду в Погорелово, это ближе километров на семьдесят..."
Садился с прямой, благо места знакомые. К самолету подбежали два техника в выцветших на солнце комбинезонах: один - молоденький, недавно из училища, второй - усач с обветренным лицом. Кричат;
- Что случилось?..
- Перегрев, - сказал Калугин. - Посмотрите, пожалуйста. И дозаправить бы, а?
- Это мы быстро, - пообещал усач и полез под самолет. - Это же надо - пшеничку скосил! - удивительно воскликнул он. - Весь радиатор забит колосьями. Хорошо, что соты не пробило, а то пришлось бы тебе, здесь сидеть на вынужденной.
Прочищали осторожно и долго. Подкатили баллон со сжатым воздухом, к нему присоединили шланг, продули, как могли, соты и весь радиатор. На дозаправку горючим ушли считанные минуты.
К счастью, мотор запустился с первой попытки. Калугин взлетел. Набрал высоту, довернул на курс.
Солнце скатилось за горизонт, и южная ночь не заставила себя ждать. Сумрак сгущался быстро, наземные ориентиры будто размывались в нем. Справа тускло блеснул Северский Донец и скрылся из виду. Впереди должна быть Калитва, а затем и Быстрая, но пока этих речек не видно, i
В наступающей темноте увидел извилистую ленту Калитвы и совсем рядом - Быструю. Взглядом отыскал станицу Скосырскую, увидел аэродром. Посмотрел на северо-запад: высоко в небе отражалось зарево. "Миллерово горит, - догадался Калугин. - Ударили фашисты на закате - и вот!.. А чем отразишь натиск? В полку одни "безлошадники" остались".
Пока снижался в круг над аэродромом, стемнело совсем. Садился осторожно: снизил самолет и щупал колесами землю. Сел! Сразу же на пробеге откинул назад подвижную часть фонаря кабины. В лицо ударил свежий, бодрящий воздух. Выключил мотор. В голове противно звенело от пережитого, а на душе радость, среди сбежавшихся к капониру техников и летчиков увидел своего ведомого Николая Штукина.
- Живой, Коля! - закричал Калугин, вылезая из кабины...
Ночью поступил приказ на перебазирование.
НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
На рассвете 12 июля 1942 года летчики, инженеры и техники под командованием начальника штаба Токарева двинулись в путь в пешем строю.
Мы присоединились к какой-то части, отступавшей к Дону. Палило солнце, в раскаленном воздухе висела дорожная пыль, горьковато пахло степной полынью. Но к горечи во рту примешивалась горечь душевная. Обидно было нам, закаленным в боях летчикам-истребителям, привыкшим к стремительным скоростям и головокружительным маневрам, плестись по выжженной солнцем бескрайней степи и задирать голову, провожая наших крылатых братьев.
Мы знали, что враг преследует нас по пятам и ничего не могли предпринять в свою защиту. Отвратительное это чувство - беспомощность. Еще тяжелее выло видеть, как старики и старушки выходили на баз и, ладонью прикрыв глаза, с укором и тревогой смотрели на нас и вслушивались в гул битвы за нашими спинами.
Мы видели пролетающие в небе группами штурмовики Ил-2, пятерки бомбардировщиков Су-2 и Пе-2. Ним нетрудно было представить, как они, прорываясь сквозь плотный заслон "мессершмиттов" и огонь зениток, наносили удары по вклинившимся на просторы Дона и Кубани захватчикам. Черные тучи дыма заволакивали степные дали, горькими запахами горящих хлебов и построек, гарью перегретого железа пропитался воздух.
Прибыли на аэродром Кавказская (г. Кропоткин) и влились в 6-й учебно-тренировочный авиационный полк. Вместе с ним перебазировались в Армавир, город и аэродром подвергались интенсивным налетам вражеской авиации. Во время одного из таких налетов "юнкерсы" И "мессершмитты" застигли нас на аэродроме. Все разбежались по щелям, и только командир полка Курбатов оставался на месте. К нему-то и привязался один ретивый "мессер". Он несколько раз снижался до бреющего, остервенело строчил из пулеметов и все мимо.
Курбатов не растерялся, нашел выход: разостлал черный реглан, а сам укрылся в бурьяне. При очередном заходе гитлеровец всадил четыре пули в реглан и (крылся за холмистым берегом Кубани.
- Доберусь до тебя, мерзавец! - погрозил кулаком Курбатов вслед улетевшему фашисту. - Придет Время - сыграем тебе отходную...
Вечером собрались в затемненном, полуразрушенном ангаре, тускло горела аккумуляторная лампочка, слушали итоги боевой работы полка. Командир сказал, но на ростовском направлении летчиками полка совершено 1843 боевых вылета, проведено 225 воздушных боев, в результате которых сбит 61 самолет противника. Только в боях за Ростов эрэсами, бомбами, пулеметно-пушечным огнем уничтожено 34 танка, 855 автомашин с войсками и грузами, 14 штабных автобусов, 19 зенитных установок.
Эти успехи полка - заслуга не только летчиков. В нашу общую победу был вложен огромный, героический труд инженеров, техников, механиков, всех воинов. Наиболее отличившиеся командиры, сержанты и бойцы были награждены боевыми орденами и медалями. Среди награжденных Д. И. Фомин, В. В. Хайдуков, М. Ф. Курочкин, Ю. А. Сергеев, А. С. Богдалевский, А. А. Туров, А. А. Николаев.
На одном из привалов к нам прибыл Курбатов.
- Перед нами Успенское, - сказал он, прохаживаясь перед строем. - Сюда мы добирались долго. Причина тому - отсутствие попутного транспорта и наша неподготовленность. Теперь мы готовы, дорога одна. Приказываю: каждой группе добираться самостоятельно! Использовать попутные автомашины и железнодорожный транспорт. Пункт сбора - Минеральные Воды. Срок - двое суток...
Проворнее всех оказались наши девушки. Водители, заметив на обочине дороги "голосующую" красавицу, притормаживали машину, выскакивали из кабины и находили для счастливой "землячки" место поудобнее.
Нам же приходилось ловить грузовики на ухабах, когда водители вынуждены были сбрасывать скорость; многие авиаторы устраивались на железнодорожных платформах. К исходу вторых суток весь полк был в сборе.
1 августа 1942 года. Мы - на месте! Обносившиеся, с потертыми ногами, неимоверно уставшие стояли в строю авиаторы. Все - как один! Позади сотни километров трудных дорог. Под бомбежками и обстрелами, на скудном пайке, с ночевками под открытым небом в степи. И еще запомнился нам обшарпанный грузовик на правом фланге, заваленный штабным имуществом и документами - самыми беспристрастными свидетелями героической истории полка.
Наконец мы получили прекрасные истребители Як-7. Прибыло и пополнение - летчики, окончившие авиационное училище; Горбунов, Печеный, Калинин, Колдытаев, Шалибаев. Под руководством наших опытных командиров они быстро вошли в строй, и полк перебазировался в район Моздока, в расположение 217-й истребительной авиационной дивизии.
Нас ознакомили с общей обстановкой. Положение советских войск оставалось тяжелым. Части горнострелковых дивизий гитлеровцев захватили важнейшие горные перевалы Центрального Кавказа. Бои развернулись Ин подступах к Новороссийску и Моздоку.
Ставка ВГК и командование Закавказского фронта принимали срочные меры к наращиванию сил и средств ни угрожающих направлениях, к созданию глубоко эшолонированной обороны. Теперь нам, авиаторам, предстояло сражаться вместе с воинами Закавказского фронта, обеспечивая боевые действия с воздуха Северной группе войск.
Обо всем этом рассказал нам специально прибывший на связном самолете начальник разведотдела штаба 4-й воздушной армии. В тени под деревом, где мы сидели, была развешена карта. Синие стрелы обозначали предполагаемое наступление противника одновременно на трех направлениях. Штабной обстановку на фронте знал превосходно, говорил четко, не заглядывая в записи, подробно рассказал и об авиации противника.
- Да, поработала разведка, - похвалил его наш командир полка.
Опасность страшна своей неожиданностью. Теперь те мы были достаточно осведомлены, чтобы сделать собственные выводы: враг не пройдет! А из убежденности каждого воина, его личной решимости победить Врага и складывается моральный дух армии как один из решающих факторов в войне.
На повышение морально-боевого духа авиаторов была направлена и вся политико-воспитательная работа. В тот же день в полку побывали начальник политотдела армии полковник Ф. И. Жмулев и его помощник По комсомолу капитан И. Н. Бурляй. Они провели семинары с партийными и комсомольскими активистами, напомнили им, что требования приказа ? 227 должны разъясняться воинам глубоко, ясно, доходчиво.
В те суровые дни у меня возникло твердое решение навсегда связать свою жизнь с Коммунистической Партией. Поговорил с Федей Калугиным. Оказалось, что и он давно мечтает об этом. Но примут ли нас в ряды ленинской партии? Ведь мы еще не вышли из комсомольского возраста, каждому чуть больше двадцати нет. Обратились за советом к комиссару.
- Вполне могу за вас поручиться, - ответил Сергей Михайлович Щербак. - Пишите заявления.
В боевых условиях все решалось быстро. Не проводилось и многочасовых собраний. Принимали нас прямо у самолетов. Длинных речей не было. Перед лицом своих старших товарищей-коммунистов мы поклялись сражаться с врагом мужественно, умело. И, дав эту клятву, через несколько минут взлетели навстречу врагу.
Нашу головную восьмерку ведет Курбатов, ему присвоено звание подполковника. Шестерка под командованием командира 1-й эскадрильи капитана Егорова идет несколько в стороне и с превышением, еще одна восьмерка осталась на земле в готовности к немедленному вылету. По первому же сигналу ее поведет в бой майор Гарбарец - заместитель командира полка,
Теперь мы - сила! Не то что на дорогах отступления. Под крылом самолета Як-7б на подвесках шесть реактивных снарядов, у других по две 100-килограммовых бомбы, из кока винта грозно нацелился вороненый ствол 20-миллиметровой пушки, из капота мотора выглядывают два крупнокалиберных пулемета, в контейнерах - снарядные и патронные ленты.
Рядом с командиром летит Калугин. Чуть поодаль вижу самолеты комиссара Щербака, коммунистов Приказчикова, Наумчика. Думаю о высоком доверии, которое они оказали нам, голосуя "за" на партсобрании. Значит, они тоже поручились за нас,
В район цели подходим на высоте 2000 метров. Видимость хорошая. Самолетов противника не видно, но они могут появиться, как только начнем штурмовку. Поэтому командир и решил наносить удар последовательно; сначала восьмеркой, а шестерка Егорова в это время должна оставаться на высоте, после одного-двух заходов восьмерка уходит вверх, а Егоров переходит к штурмовым действиям. Так определено заданием еще на земле, перед вылетом.
Внизу показались черные коробки автомашин, длинные гадючьего цвета колонны пехоты. Над дорогами клубится пыль, ветер относит ее в сторону, облегчая нам выбор цели. Командир уменьшил обороты и потянул в сторону, и со снижением, на развороте вытягиваемся в пеленг, заходим для атаки с пикирования, слышим:
- На горизонте точки... Восемь, двенадцать...
Это Егоров предупреждает нас о появлении самолетов противника. Успеют ли они помешать нам штурмовать колонну автомашин, на которую пикируем? Нет, опоздали. Курбатов уже выпустил серию эрэсов, почти одновременно дали прицельный залп все наши летники. В колонне вражеских машин вспыхнули костры, клубы черного дыма смешались с огнем и пылью.
Взмываем вверх и видим всплески огня вокруг наших самолетов. Но снаряды "эрликонов" остаются где-то вишу; нелегко зенитчикам поймать в прицел маневрирующий истребитель.
- Атаковать попарно! - командует Курбатов. Это для того, чтобы рассредоточить огонь зениток. Вторично заходим на автоколонну, ведем прицельный огонь из пушек и пулеметов. Бью по длинному бензовозу. Огненный шнур снарядов вписался в серый от пыли корпус, и красный клубящийся огонь взметнулся вверх, едва не опалив мой самолет. Проскочив над взорвавшимся бензовозом, снижаюсь еще ниже и бью из пулеметов по пехоте. Азарт штурмовки настолько захватил меня, что я даже не видел, стреляют ли с земли. Стреляли, наверное.
- Всем сбор! - командует Курбатов.
Быстро считаю свои самолеты: "Восемь, все целы!" Пристраиваюсь к ведущему. Теперь мы освободились От бомб и эрэсов, спешим к группе Егорова. Моторы на максимальном режиме, высота растет с каждой секундой.
Шестерка Егорова идет на сближение с "мессершмиттами". Сейчас и мы видим, что их двенадцать. разбившись на три четверки, они подходят с разных сторон, выжидая, когда шестерка советских истребителей ввяжется в бой с одной из четверок; тогда две другие четверки будут безнаказанно сбивать наших одиночек, оторвавшихся во время боя от своей группы. Ио мы уже набрали высоту.
Шестерка Егорова развернулась для атаки ближайшей группы "мессершмиттов", что и надо было гитлеровцам. Две четверки "мессершмиттов", находясь выше, незамедлительно воспользовались своим преимуществом в высоте и ринулись на Егорова. Атакованная Егоровым четверка резко пошла на высоту, затягивая всю группу под неотразимый удар верхнего яруса "мессершмиттов". Но Егорова трудно было соблазнить ни легкую победу. Обладая большим боевым опытом, спокойным характером, аналитическим умом, в воздухе он видел все, точно разгадывал замысел противника, поэтому и сейчас не потянулся за хвостами уходящей вверх четверки, а развернулся для лобовой атаки пикирующих на него "мессершмиттов". Гитлеровцы то ли не приняли вызов Егорова и отвернули в сторону, то ли заметили нашу восьмерку: мы приближались сзади, разгоняя скорость в горизонтальном полете. Курбатов скомандовал Егорову:
- Идите работать, а мы сейчас...
Егоров повел свою группу на штурмовку автоколонны и пехоты. По радио он ничего не ответил, но, проходя со снижением под нами, качнул крыльями: "Вас понял!"
Курбатов энергично потянул на высоту. Мы не отставали от него. "Мессершмитты" находились несколько в стороне и не спешили атаковать нас. Видимо, уход шестерки Егорова вниз и в сторону сбил их с толку. Вот и пойми этих русских: то лезут в лобовую очертя голову, то уходят, когда на выручку им подоспела восьмерка. А почему ушли? Не для того ли, чтобы набрать побольше высоты и ударить со стороны солнца? Что ж, замысел ясен. Фашисты и сами частенько использовали этот нехитрый прием. А что главная задача Егорова - штурмовать наземные войска, - об этом фашисты сообразили не сразу. Так, стараясь разгадать замысел противника, Курбатов понял причину замешательства гитлеровцев, скомандовал:
- Каждой паре атаковать четверку, а я возьму вон того! Желто-но-о-сого!
Всегда спокойный голос Якова Архиповича на этот раз дрогнул. То ли от того, что давненько не сходился в решительном поединке с противником и сгорал от нетерпения всадить в него пушечно-пулеметную очередь, то ли вспомнился ему армавирский аэродром, простреленный реглан и обнаглевший "мессершмитт" с желтым драконом на фюзеляже. Может, это и был тот самый гитлеровец. Тогда кок винта его самолета не был окрашен, теперь кок и дракон - одного цвета. Выбился в ведущие группы и подкрасился?..
Комиссар Щербак со своим ведомым, заняв исходное положение, пошел в атаку на нижнюю четверку,
одновременно другая наша пара атаковала вторую четверку, находившуюся метров на 200 выше, а Курбатов с Калугиным решили ударить по четверке, возглавляемой "желтоносым".
Приказчиков (я у него ведомым) прикрывает командира на случай непредвиденных обстоятельств.
"Мессершмитты", будто оглядываясь, не появилась ли где отошедшая в сторону шестерка советских истребителей, неохотно ввязывались в бой и, разгоняя огромную скорость, стали уходить на запад. "Желтоносый" крутнул переворот и отвесно пошел к земле. Его ведомый запоздал с переворотом и попал под огонь Калугина. Но фашист довернулся и ушел в сторону от своего ведущего. Зато ведомая пара "мессершмиттов" потянулась за "желтоносым" и создала угрозу атаки сверху. Приказчиков отбил пару заградительным огнем. Курбатов и я, преследуя "желтоносого", тоже оторвался от Калугина, затратившего несколько секунд на прицеливание и стрельбу по "мессершмитту", и остался без прикрытия, "Желтоносый" чутко уловил, что остался один на один с русским, и решил разделаться с ним. Курбатов увидел, как гитлеровский ас резко сломал траекторию своего полета и полез боевым разворотом вверх. крыльев "мессершмитта" полыхнули дымчатые струи - срыв потока воздуха. Какой след оставался за крыльями "яка", Курбатов не видел. Вцепившись взглядом в хвост стервятника с желтым носом и желтым драконом на фюзеляже, он ловил врага в сетку прицела и держал большой и указательный пальцы на боевых кнопках. "Мессершмитт" залез на предельную вычту, мотор его выдохся; распустив за хвостом дымную копоть, стервятник беспомощно качнул с крыла на крыло и, будто вскрикнув "Гитлер капут!", неуклюже перевалился вниз.
- Вот тебе, мерзавец, отходная! - раздался в эфире победный голос Курбатова. И в тот же миг сверкнула пулеметно-пушечная трасса. Словно огненный меч, она разрубила на части желтого дракона, кресты и свастику. Обломки "мессершмитта" даже не загорелись. Как перья расстрелянного коршуна, медленно падали они, кружась в воздухе. И только передняя часть фюзеляжа с мотором и гитлеровцем в кабине обугленной головешкой воткнулась в землю...
Снизу подходил к Курбатову Калугин; пристроились и мы с Алексеем Приказчиковым. Комиссар Щербак со своей четверкой приближался к нам. Самолетов противника в воздухе не было.
- Всем сбор, - уже спокойно скомандовал Курбатов.
Минут десять мы патрулировали на высоте. Этого оказалось достаточно для того, чтобы закончил штурмовку майор Гарбарец, вслед за Егоровым появившийся над целью. По коротким радиопередачам можно было понять, что штурмовка вражеской автоколонны завершилась успешно.
Угасал день. Огромное солнце расплавило над седым Эльбрусом бело-розовые облака и спряталось за гранитной спиной Большого Кавказа, уронив призрачные тени в долину, где приютился наш аэродром. Все благополучно приземлились. А поздно ночью на стол начальника штаба дивизии легло боевое донесение с приложением фотопленки, отснятой заместителем командира эскадрильи Наумчиком, на самолете которого был установлен фотоаппарат. В донесении говорилось;
"15 августа 1942 года штурмовыми действиями полка в районе Русский-1, Русский-2 уничтожено 43 автомашины с войсками и грузами, 11 бензовозов, 1 штабной автобус, 1 тягач, 2 радиостанции, в воздушных боях сбит один Ме-109Ф..."
ВОЗВРАЩЕНИЕ КАЛУГИНА
Вражеская истребительная авиация, стремясь прикрыть свои войска от ударов с воздуха, предпринимала отчаянные попытки завладеть инициативой. Но советские летчики противопоставили врагу свое мужество, отвагу, высокое боевое мастерство,
17 августа пятерка "яков" под командованием капитана Наумчика вылетела на штурмовку автоколонны захватчиков в районе Прохладного. При подходе к цели наши летчики обнаружили 14 самолетов типа Ме-109, Хе-113, Ю-88. Несмотря на трехкратное превосходство противника, отважная пятерка смело атаковала вражескую группу.
В этом бою капитан Наумчик один дрался с четырьмя фашистскими истребителями и сбил одного Ме-109, одного Хе-113. И хотя сам Наумчик был ранен, но продолжал сражаться и руководить боем, а затем привел группу на свой аэродром и благополучно посадил подбитый самолет.
Летчик этой группы старший сержант Алексей Шатов атаковал пару "мессершмиттов". Одного из них сбил таранным ударом консоли крыла. В результате тарана получил серьезные повреждения и его истребить. Однако Шатов продолжал вести бой. Пилотируя плохо управляемый самолет, он все же сумел выполнить искусный маневр и меткой очередью сразил второго фашиста. После боя старший сержант Шатов возвратился на свой аэродром.
20 августа капитан Приказчиков и младший лейтенант Калугин вылетели на разведку войск противника. Пробившись сквозь плотный заслон вражеских истребителей, они обнаружили главные силы противника. Вражеская колонна - автомашины с войсками и грузами, танки - наступала на Моздок.
Руководствуясь данными наших разведчиков, штаб 4-й ВА направил значительные силы авиации для ударив по этим целям. В результате продвижение немецко-фашистских захватчиков было задержано.
"Ни шагу назад!" Это приказ партии и правительства. Но зов нашей Родины, Летчики понимали всю полноту ответственности, возложенной на них, и не щадили себя в бою.
Несколько дней авиаторы нашей воздушной армии изматывали противника, нанося ему значительный урон в живой силе и технике. Но соединениям 1-й танковой армии Клейста ценою огромных потерь все же удались продвинуться к Нальчику, Прохладному и Моздоку. Противник теснил ослабевшую в кровопролитных боях 37-ю армию к лесистым предгорьям Кавказского хребта; справа от нее войска 9-й армии зарывались в землю на берегу Терека, чтобы прикрыть подступы к Военно-Грузинской дороге и к Грозному. В этой обстановке наш полк уже не мог оставаться на аэродроме Терская под Моздоком, и мы получили приказ на перебазирование.
Под вечер вылетели на штурмовку вражеских войск с последующей посадкой на новом аэродроме. Восьмерку наших Як-7б перехватили двадцать "мессершмиттов". Решительными и умелыми действиями советские летчики рассеяли группу истребителей противника, сбив одного из них. Командир группы "яков" майор Гарбарец был ранен, но сумел оторваться от преследователей и вернулся на аэродром Терская. Пуля прошла вдоль его левой руки. Оказались разбитым" охлаждающая система и радиатор, вода вытекла, мотор заклинило.
Вскоре прилетел на самолете По-2 командир дивизии и увез раненого летчика, а техники под руководством Михаила Федоровича Курочкина, не медля, приступили к погрузке подбитого "яка" на автомашину ЗИС. Удобнее было бы буксировать самолет в полуразобранном состоянии, но для этого не оставалось времени. Отъехав километров пятнадцать, остановились на горном перевале, отстыковали крылья, закрепили их в кузове. К утру самолет был на аэродроме, куда мы перебазировались.
Техники сразу же приступили к восстановлению покалеченного в бою самолета, и через сутки истребитель ушел на боевое задание.
Примеров мужества и отваги, проявленных инженерами, техниками, механиками, водителями автомашин, было много. Однополчане восхищались самоотверженностью А. Николаева, Я. Курдюкова, М. Паршукова, И. Терещенко, В. Чекая, Я. Кучеренко, Ю. Сергеева, Г. Петросяна и многих других наших авиаторов, которые под огнем врага, пренебрегая смертельной опасностью, проявляя исключительную смекалку и находчивость, эвакуировали с передовой подбитые в воздушных боях самолеты и восстанавливали их в рекордно короткие сроки. За время войны техническим составом полка были спасены десятки боевых машин.
С нового аэродрома мы продолжали наносить удары по врагу. Всего за десять дней боевой работы в районе Моздока (с 13 по 24 августа 1942 года) полком было произведено 303 боевых вылета. Штурмовки и воздушные бои носили напряженный, яростный характер. За это короткое время, когда полк действовал главным образом по наступающим наземным войскам противника, было сбито 12 фашистских самолетов.
Мы потеряли пять самолетов и четырех летчиков. При штурмовке вражеских колонн погибли от зенитного огня бесстрашные летчики Николай Сергеевич Штукин и Виктор Романович Шалибаев.
Не вернулся с задания и мой боевой друг Федор Захарович Калугин, Случилось это 23 августа.
Был полдень, мы отдыхали в палатке, тщательно замаскированной травой и зелеными ветками. И вдруг слышим гул самолета. Наших в воздухе вроде бы не было.
- Чужой! - выразил кто-то общую догадку.
Так оно и оказалось. Над аэродромом кружил фашист. По приказу командира эскадрильи Калугин побежал к своему истребителю, вскочил в кабину и взлетел.
Погода стояла ясная, и "раму" обнаружить было нетрудно. Калугин быстро догнал ее и атаковал. Подбитый разведчик потянул к линии фронта, пытаясь уйти, отстреливался. Снаряды и пули сверкали совсем рядом с самолетом Калугина, но Федор не отступал. Он сбил фашиста уже над Моздоком. И тут попал в зону зенитного огня противника. Несколько снарядов угодило в машину. Двигатель запарил, кабина "яка" была сильно повреждена, наполнилась паром, запахло горелым авиомаслом.
Говорят, беда не приходит в одиночку. Калугин обнаружил выше себя два истребителя Ме-109, вызванных на подмогу пилотом "рамы". А у "яка" не было запаса высоты, и, подбитый, он летел над самыми вершками деревьев. Калугин успел передать по радио:
- Машина почти не управляема. Стараюсь дотянуть до кукурузного поля. Пожалуй, дотяну...
В этот день Калугин на аэродром не вернулся. Не было его и на следующее утро. "Если ему удалось
сесть на кукурузное поле, то наверняка был расстрелян фашистами. Да и вряд ли он мог сдаться в плен живым", - думали мы. Думали и о других наших товарищах, которые не вернулись из боя. Но мы не считали их погибшими. Как живые, они стояли у нас перед глазами.
За десять дней мы нанесли врагу огромный урон, но и сами понесли ощутимые потери. На войне, как
известно, без этого не бывает. Во время штурмовок наши "яки" получили настолько серьезные повреждено от зенитного огня противника, что продолжать боевую работу на таких изрешеченных машинах было невозможно. В связи с этим 24 августа поступил приказ передать 9 самолетов в ремонтные мастерские, 6 самолетов, еще способных совершать боевые вылеты, перегнать на аэродром под Орджоникидзе.
Солнце стояло в зените, когда мы поднялись в воз дух. Уклонившись к линии фронта, дважды проштурмовали артиллерийские позиции фашистов, засевших на северном берегу Терека, снизились до бреющего и развернулись курсом на аэродром. При подходе к Орджоникидзе слышим по радио властный голос:
- Посадка по одному. Первым садиться ведущему Остальным - ждать!
Захожу на посадку, планирую, уточняю расчет И тот же голос, но уже потише, произносит: ,
- Грунт мягковат...
Опытному летчику такого предупреждения достав точно; будь внимателен, садись на три точки, на пробеге резко не тормози. Делаю посадку по всем правив лам. И едва успеваю выбросить руки вперед, чтобы упереться в передний обвод кабины и не удариться головой о прицел. Замечаю, как от автофургона с радиостанцией бежит ко мне крупный человек в пилотской куртке и возбужденно кричит:
- Живо-ой! Живо-ой!..
- Живой, - говорю, когда он подбежал совсем близко. - Но зачем сажали, если аэродром не при годен?
- Докладывал, что не пригоден. А мне; "Хватит осторожничать, Дзусов". Приказывают выпускать летчиков на задание. Теперь-то поверят, что нельзя...
Командир 45-го истребительного авиационного полка подполковник И. М. Дзусов, в распоряжение которого передавались эти шесть самолетов и четыре летчика нашего полка, рассказал мне, что ночью сорвалась с гор тучка, повисла над аэродромом и вылила столько воды, что летное поле оказалось непригодным для взлета и посадки.
- Понимаешь, дорогой, во всей Осетии сухо, а здесь было море. Кто поверит? И я не поверил бы, - сокрушался он, жестикулируя сильными руками.
Я вылез из кабины и увидел жутковатую картину:
сразу же после приземления колеса просели в размокший грунт, стойки шасси оторвались, а мой самолет, как и глиссер на днище, прополз на фюзеляже, оставив собой рытвину. Все три лопасти воздушного винта тупись, как бараньи рога. Теперь настал мой черед сокрушаться и размахивать руками:
- Такой самолет изуродовать, а... Такой самолет!..
- Получишь справку, что самолет принят, - невозмутимо сказал командир полка. - Я знал, что ты сядешь. Блестяще сядешь, потому и разрешил посадку.
А остальных отправил назад. Он проводил взглядом удаляющуюся пятерку остроносых "яков" и заговорил взволнованно:
- Ах, как нужны мне эти самолеты! И ты не ранен. Слушай, дорогой, оставайся у меня штурманом
полка, а? Не пожалеешь.
- Не могу, товарищ командир.
- Почему не можешь? Комдив разрешил, но только с твоего согласия.
- Вы же знаете, что значит для летчика боевое братство.
- Как не знать! - угрюмо ответил Ибрагим Магометович и посмотрел на синеющие в безоблачном небе вершины гор. Его глаза сверкнули темным, жгучим огнем, высветив глубоко запавшую боль и неукротимую волю человека, готового на подвиг во имя Родины.
Я знал, что враг подошел к порогу его дома и не стал тревожить сердце этого человека. К чему распросы, когда и так все ясно: "Ни шагу назад!" Словно нагадав мои мысли, он сказал:
- На Тереке наши стоят крепко. Теперь подготовиться хорошенько и дать фашистам так, чтобы без оглядки катились с Кавказа. А за свой самолет не беспокойся, мои орлы-техники к вечеру все отладят.
На связном самолете По-2 меня перебросили на свой аэродром. Через два дня мы перегнали возвратившуюся пятерку "яков", попрощались с командиром 45-го полка и убыли на аэродром, где нам предстояло получить новые самолеты и пополниться летным составом.
Вернувшись в родной полк, первым делом я поинтересовался, есть ли какие сведения о Калугине. Товарищи как-то странно переглянулись. Все было уже давно ясно. Но меня не покидали тревожные мысли о судьбе товарища. Ни умом, ни сердцем не принимал я, что не стало среди нас одного из верных соратнике. Вспоминались совместные полеты с ним. Сколько раз мы выручали друг друга в бою!
Однажды он вылетел на опробование мотора после ремонта. И вдруг над облаками увидел силуэт самолета, который шел встречным курсом. Момент для атаки был удобным. Можно было расстрелять "чужака" с этой дистанции, можно было подпустить его ближе, что бы ударить наверняка. Но не наш ли это самолет? Нет, это, кажется, "рама".
В это время самолет изменил курс, развернулся, и Калугин опознал его. Это была "рама". Разведчик... Упустить его нельзя ни в коем случае. Мало ли какие данные о сосредоточениях и передвижениях наших войск у него на борту?
Гитлеровец тоже заметил самолет с красными звездами на крыльях. Между самолетами оставалось всего несколько сот метров, когда стрелок-радист с "фокке-вульфа" открыл яростный огонь по Калугину. Пренебрегая опасностью, Калугин сократил дистанцию и выпустил длинную очередь. Фашистский стрелок сразу умолк, из левого мотора повалил густой дым, и "фокке-вульф", резко снизившись, начал уходить к линии фронта. Калугин, сделав вираж, пустился за ним в погоню, догнал стервятника, но... пушка и пулеметы молчали, а снаряды и патроны не все были израсходованы:
видимо, перебило провод электроспуска.
В самый напряженный момент этого поединка я тоже находился в воздухе и возвращался на аэродром.
"Чего он тянет? - услышал я по рации. - Уйдет ведь, сволочь. С разведданными уйдет..."
Эти слова дежурного по командному пункту встревожили меня. И тут же - знакомый голос: "Кто сейчас в воздухе в том районе?" Это спрашивал дежурного подполковник Курбатов. "В том-то и дело, что никого", - отвечает дежурный.
Сообщаю свои координаты и получаю приказ. Paзогнав скорость, увидел: Калугин прижимает фашиста, к земле, хочет его таранить. Кричу:
- Отстань, отойди в сторону, Федя!.. i
Калугин взмывает вверх и кружится надо мной. Понимаю его замысел: Терек рядом, а там фашисты, и их самолеты могут появиться в любой момент. Вот Калугин и решил прикрыть меня. Для летчика, который был практически безоружным, поступок очень смелым - ведь первый удар ему поневоле пришлось бы принять на себя.
Быстро сближаюсь с противником и меткой очередью вгоняю его в землю. Пристраиваюсь к самолету Кулугина, вдвоем возвращаемся на аэродром. Ну как можно поверить, что такого человека не стало?
"Нет, жив Федор Захарович!.." - так думал я ночью. Так думал и днем, находясь у самолета. На тритий или четвертый день мои размышления прервал лейтенант Горбунов. Подходит ко мне и говорит:
- Вас там какой-то конюх спрашивает.
- Какой еще конюх? - удивился я. Смотрю, из-за хвоста самолета выходит человек в рваной телогрейке И замасленных штанах, на ногах лапти, а на голове какая-то немыслимая кепка. Из-под вихрастого чуба, приплывавшего лоб, глянули на меня смелые глаза, и тут я вскрикнул: - Федор!..
Мы кинулись друг к другу и крепко обнялись. Минуты две стояли молча.
- Всего час назад прибыл. Только что от командира, даже переодеться не успел, - будто оправдываясь, сказал мне Калугин.
Вечером он рассказал авиаторам о том, что с ним произошло.
...Ему все-таки удалось спланировать на кукурузу. Or удара потерял сознание. Очнуться помогли "мессершмитты", они для гарантии сделали над ним два заходя, прострочили из пушек. Впереди слышалась канонада, и Федор понял, что попал в район расположения передовых фашистских частей. Где перебежками, а где по-пластунски он добрался до окраины Моздока, постучал в крайний дом. Там ему и помогли переодеться в гражданское. Моздок уже заняли фашисты, мост через Терек взорван, а фронт рядом. Решил пробираться к своим,
- Только вышел на улицу, - вспоминал Калугин, - напоролся на фашистов. Два мотоциклиста с пулеметами, а у стены - толпа местных жителей. Здоровенный верзила с автоматом допрашивает: "Летчик, рус, где, куда пошел?"
Местные жители, наверное, признали во мне летчика, которого искали фашисты, но никто не выдал меня. Одна из женщин вышла вперед и указала рукой в противоположную сторону. Мотоциклисты умчались в направлении.
В Моздоке я познакомился с переодетым матросом, После ранения он получил отпуск, приехал к родным - и угодил к немцам. Решили пробираться к фронту вместе. Зашли попрощаться с его отцом. Весь седой, с большими пышными усами, он был одет в национальный костюм, на поясе черкески висел старинный кинжал. Светлые, почти выцветшие, но очень живые глаза его сверлили меня насквозь.
"Как это могло случиться, что немцы оказались у порога моего дома? - спрашивал он. - Вы же знаете, что значит для горца впустить врага в свой дом..."
Сын строго посмотрел на отца.
"Знаю, знаю, что неправ. Так что, не обижайся, сынок, Верю, что прогоните фашистов. А теперь иди..." - вот его слова. Посмотрел он на нас и узловатой рукой крепко сжал рукоятку кинжала.
До поселка Русский, что невдалеке от Моздока, они добрались без происшествий, но на окраине их остановил гитлеровский патруль. Думали, вот-вот раздастся очередь. Пронесло. Что-то другое заботило гитлеровцев, и они не тронули двух оборванцев...
- Вот, пожалуй, и все, - сказал Федор Захарович. - Правда, когда переправлялись через Терек, заметили танковую колонну. Штук двести припрятано, и маскировочка что надо. Об этом я доложил командирам наземных войск и нашему командиру Курбатову. Так что эту мою историю можно назвать разведкой.
- Жахнуть бы эрэсами, а у нас самолеты отобрали, - посетовал один из летчиков.
- Что толку - жахать растопыренными пальцами, - убежденно сказал Алексей Приказчиков. - Генерал Вершинин для того и создает мощные кулаки, чтобы жахнуть. Зачем, думаете, нас вывели на переформировку? Чтоб собраться в кулак, подготовиться.
- Верно, верно, - одобрительно зашумели летчики. - А мы свое сделаем. Будет и на нашей улице праздник!..
ГОТОВИМСЯ К НОВЫМ БОЯМ
Но пока что праздник ожидался скромный, хотя для всех нас и значительный, - полк отметил свою четвертую годовщину. По такому случаю был издан приказ. В нем отмечались большие заслуги всего личного состава в защите Родины.
И каждый из нас понимал, что до большого праздника, до заветной победы над оголтелым врагом еще далеко, что предстоят тяжелые бои, и мы готовились и ним упорно. Находясь на переформировке и отдыхе, тоже старались сделать все возможное, чтобы приблизить победу.
Наконец из других частей мы получили 23 истребителя Як-1. Вместе с самолетами на пополнение нашего пилка прибыло четырнадцать летчиков, в том числе и эскадрилья под командованием капитана Петра Коновалова.
Среди прибывших были и опытные летчики - штурман полка капитан Михаил Шевченко и младший лейтенант Ахмет-Хан Талович Канкошев, но остальные - старшины и сержанты, недавно окончившие авиационные школы. Боевого опыта никто из них не имел, и им, фронтовикам, предстояло в короткий срок пролети с ними тренировочные полеты на закрепление групповой слетанности в составе пары, звена, эскадрильи, отработать учебные бои, стрельбы по конусу и ни наземным целям, научить тактическому и огневому взаимодействию в бою, а затем, уже на фронте, помочь им обрести качества настоящего воздушного бойца.
К тому времени в полку сложилась продуманная и подтвержденная практикой методика ввода в бой необстрелянных летчиков. Дело это сложное, тонкое, требующее от командиров всех степеней основательных знаний психологии личности, летных и моральных качеств пилота. Нередко от первых боевых вылетов зависела вся дальнейшая судьба новичка: слетал удачно, одержал первые победы - окрепли крылья, попал в жестокую переделку - не миновать неуверенности в своих силах.
Теперь иное дело: рядом с молодыми, необстрелянными пилотами будут летать закаленные в жестоких боях наши полковые асы. Они расскажут и покажут, что и как делать, научат искать, распознавать и побеждает врага, первыми ринутся в атаку, защитят в мину смертельной опасности, Я и сам не раз испытывал на себе это всесильное влияние в бою неустрашимых, умных командиров Я. А. Курбатова, М. М. Осипова А. Л. Приказчикова, Н. К. Наумчика. Рядом с ними всегда чувствуешь себя уверенным и непобедимым.
Для тренировочных и учебно-боевых полетов с новичками использовали благоприятную, а иногда и не совсем благоприятную погоду, стараясь подготовить пары, звенья, эскадрильи к боевым действиям в сложных условиях. На аэродроме находились с утра до наступления полной темноты. А длинными вечерами изучали театр предстоящих боевых действий, разрабатывали и затем закрепляли в полетах наиболее эффективные тактические приемы борьбы с воздушным и наземным противником.
12 декабря 1942 года полк в составе трех эскадрилий перелетел на новый аэродром, вошел в состав;
230-й смешанной авиационной дивизии и приступил к боевой работе в районе Грозный, Моздок, Прохладный. К этому времени советское командование накопило достаточно сил и средств, чтобы приступить к изгнанию захватчиков с Кавказа.
Наступление Северной группы войск, частицу которых составлял и наш полк, началось 1 января 1943 года. Развивалось оно успешно. В тот же день 1-я немецкая танковая армия начала отход, а советские войска, переправившись через Терек, преследовали противника на всем фронте.
7 января 1943 года, выполнив очередное боевое задание, группы самолетов нашего полка приземлились на аэродром Моздок. С этого дня полк вошел в состав 216-й истребительной авиационной дивизии.
Печальная картина предстала перед нашими глазами; здания и целые улицы лежали в руинах. Жители Моздока восторженно встречали своих освободителей.
Страшные злодеяния гитлеровцев вскрылись и в Ставрополе, освобожденном советскими войсками и партизанами 21 января. В общей могиле здесь были обнаружены сотни трупов, среди которых оказалось немало женщин, малолетних детей и стариков. У могилы жертв гитлеровских палачей состоялся многолюдный митинг, на который приезжали авиаторы и нашей дивизии.
Армейская газета "Крылья Советов", подробно рассказав о митинге, состоявшемся в Ставрополе, призывала летчиков мстить за убитых и замученных, не дать палачам уйти от возмездия.
Весть о преобразовании нашего 8-го истребительного авиационного полка в 42-й гвардейский застала нас на аэродроме Журавская. Приказ Народного комиссара обороны ? 64 от 8 февраля 1943 года перервался по радио и был напечатан в центральных и армейских газетах.
Вечером, когда на аэродроме собрался весь личный состав, новый командир полка гвардии подполковник Гарбарец открыл митинг. Заместитель командира по политчасти теперь уже гвардии майор Щербак произнес вступительную речь. Желающих выступить было много. Трудно рассказать, что творилось у нас на душе командира 2-й эскадрильи гвардии капитан Наумчик, на груди которого сверкали три боевых ордена, заявил:
- Волей партии и правительства с сегодняшнего дня мы носим почетное звание советских гвардейцев. Но еще большая честь - оправдать это звание боевыми делами на фронте борьбы с фашистскими захватчиками. Поклянемся, товарищи, бить врага с утроенной силой, бить его без пощады и без промаха, бить по-гвардейски.
Мы произнесли хором:
- Клянемся! Клянемся бить врага по-гвардейски!..
В тот незабываемый день мы прежде всего вспоминали тех, кто в жестоких боях с захватчиками пал смертью храбрых. Не было рядом с нами и тех, кто вместе с полком прошел по трудным дорогам войны и внес огромный вклад в наши победы над врагом.
На должность заместителя командира 217-й истребительной авиадивизии убыл всеми любимый командир Подполковник Яков Архипович Курбатов, под руководством которого полк заслужил звание гвардейского.
Подполковник Иван Власович Токарев был откомандирован на должность начальника штаба 229-й авиационной дивизии, а начальником штаба полка стал теперь гвардии майор Петижев Умар Ибрагимович.
Один из лучших наших командиров эскадрилий, прославленный ас полка, майор Петр Дмитриевич Егоров был назначен командиром 484-го истребительного авиационного полка.
Было радостно сознавать, что они находятся рядом в составе 4-й воздушной армии, продолжают громить захватчиков в небе Северного Кавказа. Узнав о присвоении полку гвардейского звания, все прислали своим бывшим подчиненным и боевым товарищам-однополчанам сердечные поздравления.
БЬЕМ ВРАГА ПО-ГВАРДЕЙСКИ
Ставка Верховного Главнокомандования вывела Северную группу войск из состава Закавказского фронта и преобразовала ее в самостоятельный Северо-Кавказский фронт.
Зима на Северном Кавказе выдалась мягкая, весной начались дожди, кругом стояла непролазная грязь, бездорожье, но, несмотря на это, советские войска продолжали преследовать отступающего противника. Был освобожден Ставропольский край, Чечено-Ингушская и Кабардино-Балкарская автономные республики, Черкесская автономная область, южные районы Ростовской области и часть Краснодарского края. Попытка гитлеровского командования вывести группу армий "А" через Ростовскую горловину была сорвана, и враг начал поспешно отводить свои основные силы к низовьям Кубани и на Таманский полуостров.
В это время нам приходилось часто менять аэродромы. С Журавской перебазировались в Поповическую, затем в Тихорецк и в Ново-Величковскую. Посадка на новом аэродроме производилась обычно после выполнения боевого задания и под вечер. Передовая команда техников и авиаспециалистов выезжала заранее, встречала прилетающие самолеты и приступала к подготовке их к боевым вылетам. Утром самолеты опять уходили на задание.
С подлинно гвардейским упорством и высоким мастерством сражались не только наши опытные асы. Молодые летчики Исаев, Канкошев, Цветаев и другие авиаторы под руководством своих командиров с каждым боем набирали силу.
14 марта семерка истребителей Як~1 под командованием командира эскадрильи Наумчика вылетела на свободную охоту. В районе Темрюка ведущий обнаружил аэродром, на котором находились пять самолетов ФВ-189 и два Ю-52.
- В атаку! - скомандовал Наумчик и повел группу на штурмовку.
Через несколько минут все семь фашистских самолетов запылали кострами. Но во время штурмовки на гвардейцев напали с высоты четыре Ме-109Ф и два Хе-113. Наумчик потянул своих ведомых на вертикаль. Умело используя маневренные качества самолета Як-1, советские летчики ликвидировали преимущество противника в высоте и завладели инициативой боя. Задымили и врезались в землю два "мессершмитта", сбитые Канкошевым и Цветаевым. Гитлеровцы вызвали по радио еще одну группу на подмогу. Около двадцати машин завертелись в воздухе. Командир эскадрильи Наумчик атаковал ведущего вражеской группы и меткой Очередью из пушки и пулеметов сбил его. Это еще более воодушевило гвардейцев. В очередной атаке Исаев сбил еще одного "мессершмитта", "хейнкель" загорелся от огня Цветаева, Однако атаки вражеских истребителей прекратились не скоро. Выбрав удобный момент, тройка "мессершмиттов" зажала в кольцо самолет Горбунова.
Фашистам и в голову не пришло, что советский летчик медлит с маневром для того, чтобы оттянуть на себя "мессершмиттов" и этим отвести угрозу от наших молодых пилотов, и гитлеровцы приняли его за неопытного новичка. Бросившись в атаку на Горбунова, они готовы были торжествовать легкую победу, но Горбунов резким неожиданным маневром вывернулся из-под удара, сам перешел в атаку и меткой очередью сразил врага: Ме-109Ф провалился вниз и, объятый огнем, развалился в воздухе. К месту схватки подошла откуда-то со стороны еще одна пара "хейнкелей". И в тот неуловимый миг, когда Горбунов прицеливался по имессершмитту", светящаяся трасса снарядов промелькнула рядом с консолью крыла "яка", несколько снарядов ударило по фюзеляжу, осколком зацепило руку Горбунова. Летчик резко взял вверх, занимая выгодное для атаки положение. Гитлеровцы, поняв, очевидно, с кем имеют дело, ушли вниз, бой прекратился.
- Тяну к своим! - радировал Горбунов.
- Видим, прикроем, - ответил Наумчик. Горбунов спланировал в расположение наших войск и удачно приземлился на полевой площадке, выскочи из кабины, погасил пламя, выбившееся из-под капота мотора. Поднялся на центроплан, включил передатчик?
- Самолет спасен, пришлите машину с техниками! - прокричал он вслед улетающим "якам".
На аэродроме Наумчик доложил командиру полка:
- Во время "охоты" уничтожили двенадцать самолетов: семь сгорело на земле, пять - в воздухе,
Григорий Кузьмич Гарбарец крепко обнял каждого летчика. А потом уж взял под козырек;
- За отличное выполнение боевого задания объявляю благодарность!..
Через несколько дней отличилась в бою группа наших гвардейцев под командованием старшего лейтенанта Печеного. На задание вылетели семеркой. В зоне патрулирования над нашими наземными войсками обнаружили четверку истребителей противника и ринулись в атаку. Фашисты вызвали по радио подкрепление, и, вскоре к вражеской четверке присоединилось еще восемь "мессершмиттов".
Двенадцать против семи. Но такое численное превосходство противника не смутило гвардейцев. Жестокая схватка продолжалась около получаса. Дерзко и умело атакуя, командир группы Печеный, летчики Канкошев, Цветаев и Русак сбили по одному вражескому истребителю. Одного "хейнкеля" расстреляли группой.
Мастерски дрался в этом бою гвардии младший лейтенант Сергей Коновалов. Молодой летчик один сражался против четырех "мессершмиттов" и сбил при этом два из них. Но и сам Коновалов получил ранение. Однако из боя не вышел и вместе со всеми прилетел на свой аэродром.
Начальник штаба полка гвардии подполковник Умар Ибрагимович Петижев записал в журнале боевых действий: "Сбито восемь вражеских истребителей. У наших потерь нет".
Благодаря заботам полкового доктора Литманова заместитель командира эскадрильи Иван Михайлович Горбунов поправлялся быстро. На седьмой день повязка с руки была снята, однако врач строго предупредил, что с полетами надо повременить.
- Налетаешься еще, неугомонный, - мягко улыбнулся доктор.
Но Горбунов был верен себе и направился к замполиту.
- Помогите, пожалуйста, уговорить командира полка, чтобы мне разрешили летать.
- А рана? - удивился Щербак.
- Какая там рана - царапина! Можете спросить доктора.
- Спрашивал, - ответил замполит. - Повремените еще недельку...
Огорченный, раздосадованный Иван, после неудавшихся переговоров с замполитом, явился к командиру полка.
- Разрешу завтра, - нехотя согласился он. - Подготовьтесь как следует.
- Есть, подготовиться как следует! - обрадовался Горбунов и побежал в эскадрильскую землянку.
Вечером вместе с молодыми летчиками он уточнил по полетной карте предполагаемый район прикрытия наших наземных войск, наметил ориентиры.
- Не спешить, но поторапливаться, следить за моим самолетом, - внушал Горбунов - Лучше всего удается скоростная атака. Прицеливание - индивидуальное, бить наверняка. И не отрываться.
С рассветом летчики собрались у самолетов, чтобы осмотреть материальную часть и убедиться в ее готовности к полетам. К Горбунову подошел врач Литманов, сказал сочувственно;
- Уговорил-таки Кузьмича. Будь поосторожнее с рукой.
- Не волнуйтесь, доктор. За отличное лечение подарочек привезу, - пообещал Иван.
Вылетели четверкой в район станицы Анастасиевка. При подходе к зоне патрулирования Горбунов связался по радио со станцией наведения, получил информацию о воздушной обстановке. Земля предупреждала, что поблизости рыскает пара "мессершмиттов". Какое это великое чудо - радио! Летчики внимательно осмотрелись. Со стороны солнца и несколько в стороне барражировали два Ме-109Ф. Началось состязание в хитрости. Вражеские истребители, не проявляя активности, уклонились на запад. Но по дымным шлейфам за хвостами их самолетов было видно, что они разгоняют скорость, затем уйдут вверх и с высоты попытаются атаковать четверку.
Горбунов не соблазнился возможностью преследования. Потому что гитлеровцы сразу поймут - их тоже видят, и постараются удрать от четверки. А врага надо сбить. Ну хотя бы потому, что доктору Литманову обещан этот подарок.
Набирая высоту и уходя в сторону солнца, Горбу нов зорко следил за фашистами, которые, по всей видимости, потеряли четверку из виду и находились ниже метров на 300. Теперь можно было упредить их маневр. Он покачал крыльями. Летчики поняли: сигна, к атаке. Используя преимущество в высоте, ринулись вниз.
- Ведущего беру я, ведомый - твой, Спиридонов, - переключив самолетную радиостанцию на перо дачу, тихо, будто боясь спугнуть фашистов, напомнит об индивидуальном прицеливании Горбунов и перенес руку на сектор газа. В плечо кольнуло. "Рана зудит", - подумал он и нажал на боевые кнопки. Почти одновременно сверкнула трасса, выпущенная летчиком Спиридоновым. Оба "мессера" вспыхнули и пошли к земле.
- Порядочек! - удовлетворенно крикнул Иван. - Даже не успели крикнуть "Гитлер капут!".
В БОЯХ ЗА КУБАНЬ
К концу марта фронт на юге нашей страны относительно стабилизировался, за исключением Кубани.
Использовав труднопроходимые приазовские плавни и реки, гитлеровцы создали мощную оборонительную полосу - Голубую линию, которая представлял! серьезную преграду для наших войск.
Воздушная обстановка к началу апреля 1943 года характеризовалась обострением борьбы за господство в воздухе. На этом участке враг сосредоточил 1000 самолетов 4-го воздушного флота. Большие надежды возлагались на отборные соединения, вооруженные новейшими истребителями, - 3-ю эскадру "Удэт" 51-ю эскадру "Мельдерс", 54-ю эскадру "Зеленое сердце", летчики которых имели высокую подготовку большой боевой опыт.
С нашей стороны было 580 самолетов против 1000 вражеских. На это внушительное численное превосходство и надеялось немецко-фашистское командование.
Наши военачальники хорошо представляли сложность и размах предстоящих боев. Общее руководство и координацию действий объединенных сил авиации осуществлял представитель Ставки Верховного Главнокомандования командующий ВВС Советской Армии маршал авиации А. А, Новиков. Он поставил три основные задачи; завоевать господство в воздухе, надежно прикрыть свои войска от налетов вражеской авиации, бомбовыми и штурмовыми ударами по противнику содействовать продвижению наших частей.
- Главное для нас - быть хозяевами неба, - уточняя общую задачу полка, сказал гвардии подполковник Гарбарец. - Господство в воздухе - это и надежное прикрытие, и поддержка наших войск во время их наступления.
Мы были готовы к схваткам с любым, самым изощренным противником. Летчики чувствовали свое превосходство над врагом!
Боевое ядро полка еще больше окрепло. Партийная организация имела в своих рядах 112 членов и кандидатов в члены ВКП(б), большинство молодых воинов были комсомольцами. Всем летчикам-сержантам присвоено офицерское звание, повышены в звании многие опытные летчики и командиры, инженеры и техники. Тогда же, весной 1943 года, для всех военнослужащих были введены новые знаки различия - погоны.
Из новичков мне особенно приглянулся высокий бравый младший лейтенант. Познакомились. Николае Глядяев в 1942 году окончил Сталинградское авиационное училище имени Сталинградского Краснознаменного пролетариата. Воевал в составе 66-го ИАП, совершил 50 боевых вылетов на сопровождение, участвовал в воздушных боях.
- Давайте летать вместе, - предложил я Николаю.
- Согласен, - ответил он. - Только побыстрее.
- Это уж как получится.
Получилось все хорошо. Записи в моей летной Книжке идентичны записям в книжке моего ведомого, Поэтому с уверенностью могу сказать: только в период подготовки наших войск к наступлению мы с Глядяевым двенадцать раз сопровождали штурмовиков, дважды вылетали на прикрытие боевых порядков 56-й и 9-й армий, пять раз - на воздушную разведку. И почти в, каждом - дрались с "мессершмиттами" и "фокке-вульфами", при этом три самолета сбили, а наши штурмовики и мы сами повреждений не имели. Когда же начачалось ожесточенное сражение за господство в кубанском небе, вылетали по пять-шесть раз в день.
Разумеется, вылетали и дрались с фашистами не только мы с Глядяевым - весь полк!
Иван Михайлович Горбунов повел свою четверку в район станицы Троицкая. Наземная радиостанция наведения передала; ;
- Над линией фронта висит "рама", ее прикрывают два "худых". Подвернитесь влево на сорок пять, идите на сближение.
Иван вскоре обнаружил ФВ-189, который корректировал огонь дальнобойной артиллерии, и пару Ме-109Ф. Летчик преднамеренно уклонился в сторону солнца. Его ведомые знали, что надо делать. Когда ведущий ринулся в атаку на "раму", они взяли в прицел "мессершмиттов". Удар оказался внезапным и точным. Три фашистских самолета почти одновременно задымили и врезались в землю.
Наши солдаты, наблюдавшие за этим скоротечным боем, ликовали: "Слава крылатым гвардейцам!" Эти их восторги передала по радио станция наведения. В этот день благодарность наземных войск получило и другое звено. А боеспособных звеньев в полку осталось всего два, и к вечеру мы перелетели из Поповической в Тихорецк, чтобы на некотором удалении от передовой заняться вводом в строй молодых летчиков, получить самолеты и с новыми силами драться за родную Кубань, Тихорецк - узел железнодорожных линий Ростов - Баку и Сталинград - Новороссийск. В период весенней распутицы, когда из-за бездорожья резко сократились автомобильные перевозки, по этим магистралям шел основной поток грузов. Достаточно было одного чувствительного удара с воздуха, чтобы фронт перестал получать все необходимое. Поэтому, наряду с тренировочными полетами, которые проводились всего лишь на трех самолетах, и теоретической учебой, полку была поставлена задача - прикрыть железнодорожный узел и аэродром от ударов с воздуха.
Летчики посменно дежурили в кабинах, приходя на аэродром до рассвета и уходя ночью, Предусмотрительность на войне - гарантия успеха.
Четверку Приказчикова подняли по вызову станции наведения, где в это время находился командир нашей 216-й дивизии А. В. Борман. Сгущались сумерки, в воздухе размывались очертания предметов, но с земли берегли небо зоркие глаза нашего комдива. Подсказывая по радио, генерал Борман вывел четверку над железной дорогой на участке между станциями Кропоткин и Тихорецк.
Приказчиков увидел во мгле 19 "юнкерсов". Нагруженные бомбами, они шли на высоте 2000 метров компактной группой. "На Тихорецк прут", - догадался комэск и с ходу повел своих гвардейцев на сближение. Строй вражеских бомбардировщиков расчленился на мелкие группы. Возможно, их ведущий приказал это сделать для того, чтобы затруднить нападающим истребителям выполнение боевой задачи. Может, нервы фашистских летчиков не выдержали, и они шарахнулись в стороны: кто бы мог подумать, что в такой поздний час в воздухе появятся "яки"?
Довернув на головную группу "юнкерсов", Приказчиков атаковал ведущего. Летчики Виноградский, Куничев и Печеный выбрали свои цели. Началась пулеметно пушечная дуэль. С бортов Ю-88 заструились огненные трассы. Дал ответную очередь кто-то из наших.
- Не торопитесь, - предупредил Приказчиков. - Бить вместе, с короткой...
Вечерний сумрак скрадывал расстояние до цели, и Се же Приказчиков сработал без ошибки.
- Ого-о-нь! - в такт длинной очереди, выпущенной из всех огневых точек, скомандовал комэск, синхронно вдавив пальцами кнопку радиопередатчика и боевые гашетки.
И в то же мгновение красноватые пунктиры снарядов и пулеметных трасс четверки "яков", идущих разомкнутым фронтом, перехлестнулись с трассами "эрликонов". Первым загорелся ведущий бомбардировщиков, затем пламя выметнулось над другими. Но "юнкерсы" все еще держались. Полого разворачиваясь назад и снижаясь, они вычерчивали в вечернем небе четыре факельные дорожки.
Четверка "яков", левым боевым разворотом уйдя вверх и вытянувшись в правый пеленг, заняла исходное положение для атаки другой группы. Но вражеских бомбардировщиков на предполагаемом месте не оказалось. Приказчиков развернулся на Тихорецк, чтобы отсечь стервятников от цели.
- Все удирают назад, бомбы сбросили в степь, прозвучал в наушниках знакомый голос комдива. Благодарю за отличную работу! Запишите четыре сбитых...
"Нет, не тактический замысел флагмана расчленить группу перед боем, - размышлял Приказчиков, направляясь домой. - Страх за свою шкуру заставил фашистов метаться из стороны в сторону и повернуть назад. В такой сгустившейся мути трудно увидеть, сколько остроносых "яков" находится в небе. А вражеской станции наведения поблизости не было..."
Утром наземные войска подтвердили: "Четыре Ю-8 горящими врезались в землю".
РАСТЕТ СЕМЬЯ ГЕРОЕВ
Командование ВВС фронта и воздушных армий лично занималось вопросами организации четкого взаимодействия и управления авиацией с земли. На главной станции наведения длительное время руководи! истребителями генерал-майор авиации А. В. Борман. В боевых порядках наземных войск, неподалеку от линии фронта, имелись вспомогательные станции, на которых находились опытные офицеры.
Командиров полков и нас, ведущих групп, периодически вывозили на станции наведения, где мы, наблюдая за воздушными боями, быстрее подмечали положительное и отрицательное в действиях летчиков, убеждались, насколько хорошо видна воздушная обстановка и как необходимы четкие и своевременные указания с земли. Это укрепляло нашу уверенность в том, что "земля" все видит и в критическую минуту поможет, подскажет.
На летно-тактических конференциях изучалось все передовое, что удалось накопить за время боев в воздухе. На одной из таких конференций прославленные асы нашей дивизии поделились своим боевым опытом, высказали много ценных рекомендаций. Командир дивизии генерал Борман сделал обстоятельный анализ действий групп истребителей. Затем он изложил свои выводы и предложения в специальном письме на имя командующего ВВС фронта генерала К. А. Вершинина. В письме говорилось:
"Я пришел к выводу, что надо в корне менять методы ведения оборонительного боя, применявшиеся в первые дни войны. Они уже изжили себя. Надо дать летчикам почувствовать их силу в паре. Нужен перелом. Переход к новому должны начинать командиры полков. Сейчас они, опасаясь потерь, на любое задание посылают группу из 8 - 12 самолетов и не дают инициативы ведущим пар. Командиры группы, в свою очередь, боясь потерять из поля зрения самолеты, водят их в скученных боевых порядках, связывая этим свободу маневра. В бою паре легче маневрировать, атаковать и уходить из-под ударов. Находясь на радиостанции наведения и наблюдая за действиями летчиков, я твердо убедился в этом",
Переход к новым методам диктовался качественным изменением авиационной техники. К началу боев на Кубани на вооружение авиационных частей в большом количестве поступили скоростные истребители, по своим летно-техническим данным не уступавшие модернизированным "мессершмиттам" и "фокке-вульфам", а по ряду показателей и превосходившие их. Но многие летчики, ранее воевавшие на И-16 и И-153, придерживались старых, укоренившихся навыков пассивного боя на горизонтальном маневре, что обусловливалось недостатком скорости прежних самолетов и отсутствием радиостанций на них. Отсюда и "строй-рой" - сомкнутый боевой порядок, основой которого была зрительная связь.
Летчики-новаторы Покрышкин, братья Глинки, Речкалов, Фадеев и другие асы 9-й гвардейской дивизии внесли много нового в тактику воздушного боя. Немало полезного было и в нашем 42-м гвардейском. На истребителях конструкции Яковлева мы начали воевать с сентября 1941 года на Южном фронте и за минувшее время накопили значительный боевой опыт. Мы давно применяли радиосвязь, расчлененные боевые порядки, вертикальный маневр, скоростные атаки, о чем свидетельствуют уже описанные воздушные бои.
Это письмо генерала Бормана было размножено и разослано в авиационные дивизии. Оно обсуждалось со всеми командирами полков и эскадрилий, их предложения внимательно изучались, после чего генералов К. А. Вершининым был издан приказ, которым пред писывалось: "В боевой работе истребителей широко использовать свободные полеты; основой боевого порядка считать свободно маневрирующие пары; паре, находящейся в боевом порядке группы, предоставлять максимум инициативы в действиях; главным средством для достижения четкого и устойчивого взаимодействие пар в бою считать радиосвязь, смелее вести работу по воспитанию асов, предоставлять им самостоятельность в выборе целей и методов атаки..."
Застрельщиком и активным пропагандистом всего нового выступила армейская газета "Крылья Советов".
Но и противник не сидел сложа руки. Появление на фронте новых скоростных самолетов и изменение в тактике боевых действий советских истребителей вынуждало гитлеровцев менять прежние методы борьбы. Если еще недавно фашистские бомбардировщики действовали в основном без сопровождения или под прикрытием нескольких истребителей, то в последнее время они стали появляться группами по 30 - 50 самолетов под прикрытием большого наряда истребителей. Теперь "юнкерсы" не кружили подолгу над целью, они стремились отбомбиться без повторных заходов; участились полеты в сумерках, когда с воздуха объект для прицельного бомбометания еще хорошо виден, а возможность противодействия со стороны советских истребителей ограничена быстрым наступлением темноты. Обнаружилось стремление усовершенствованный Ме-109Ф и Ме-109Г поднять воздушные бои на высоте 5 - 7 тысяч метров. Встречались и другие изменения в тактике боевых действий вражеской авиации.
На разборах полетов и на занятиях мы внимательна изучали сильные и слабые стороны противника, находив ли его уязвимые места, что позволяло нашим летчикам] своевременно разгадывать хитрые уловки гитлеровцев и во время боя противопоставлять им свои, новые тактические приемы.
Чтобы разгромить усиленную группировку фашистской авиации, Ставка Верховного Главнокомандования к 20 апреля перебросила на Северо-Кавказский фронт из своего резерва три авиационных корпуса: 3-й истребительный генерала Е. Я. Савицкого, 2-й бомбардировочный генерала В. А. Ушакова, 2-й смешанный генерала И. Т. Еременко и 287-ю истребительную авиадивизию полковника С. П. Данилова.
Ожесточенное сражение развернулось в небе над плацдармом на Малой земле. Обстановка была сложной. Над Новороссийском, над Цемесской бухтой кружились стаи "мессершмиттов", которые расчищали своим бомбардировщикам путь к Малой земле. За три дня боев наши летчики сбили здесь 117 вражеских самолетов. В их числе и сбитые моими однополчанами. Конечно, при первой же возможности мы стремились перехватить врага на подходе к цели. Расскажу о таком эпизоде.
Несколько групп "юнкерсов" и "хейнкелей", нагруженных бомбами, с разных сторон приближались к Малой земле. Патрулируя в воздухе, мы стали считать вражеские самолеты и сбились со счета.
Фашисты тоже заметили советских истребителей. Но что сможет сделать небольшая группа летчиков против такой силы! Уж теперь-то они, экипажи бомбовозов, сбросят свой смертоносный груз по назначению. А "мессершмитты" зажмут эту ничтожную шестерку "яков". Экипажи вражеских бомбардировщиков думали, что затерявшиеся в общем строю громадных "юнкерсов" и "хейнкелей" истребители Ме-109 с их тонким и хищным профилем останутся незамеченными и смогут внезапной атакой уничтожить наших патрулирующих истребителей.
Но командир дивизии полковник Дзусов, находившийся ча станции наведения, прекрасно видел воздушную обстановку и своевременно предупредил истребителей о приближении больших групп вражеских бомбардировщиков. Он приказал нам атаковать бомбардировщиков, на них же нацелил и группу истребителей из соседнего авиационного полка, вылетевшую на прикрытие десантников на Малой земле.
- Четверке Павлова атаковать бомбардировщиков, - приказал по радио ведущий нашей группы Алексей Приказчиков. - Я атакую "мессеров".
С разворота мы вышли на первую вражескую группу, ударили сбоку. Тот, которого я накрыл пушечной пулеметной трассой, загорелся, начал скользить на крыло, сбивать пламя. "Горит! Фашист горит!" - донеслись взволнованные голоса летчиков. Быстро осматриваюсь; в небе вспыхнуло несколько костров. Но считать некогда, на подходе еще две группы бомбардировщиков. Передаю по радио:
- Бьем головную девятку справа и сзади.
Крутым разворотом вправо, прикрываясь лучами зал ходящего солнца, выходим на курс, параллельный вражеским бомбардировщикам. Смотрю за борт самолета, вниз, туда, где, тесно прижавшись друг к другу, в четком строю девяток плывет лавина "юнкерсов". Перед атакой энергично качнул с крыла на крыло. Это сигнал Для ведомых: рассредоточиться, как и было сказано еще на земле. Напоминаю по радио:
- Приготовиться!..
Быстро оглядываюсь назад - все ли на месте, нет ли сзади вражеских истребителей. Снова смотрю вперед, определяю момент ввода самолета в пикирование. По радио передаю одно только слово:
- Атака! - И бросаю истребитель в пике. Ведомые самолеты несутся за мной в длинному остром, как пика, пеленге. Машины врага приближаются быстро. Уже видны кабины, черные, в белой окантовке кресты на крыльях. Легким, привычным движением ручки, педалей выношу перекрестие прицела в нужную, рассчитанную для поражения точку и, выждав еще какую-то долю секунды, открываю огонь.
Проскочив над группой вражеских бомбардировщиков на скорости, допустимой только в бою, наши "яки" легко от них отрываются, и, выйдя вперед метров на тысячу, мы круто лезем вверх с разворотом вправо, чтобы выйти в атаку спереди слева. При развороте глянул вправо вниз, туда, где летела армада бомбардировщиков. Вижу: два "юнкерса", объятые пламенем, круто пошли к земле, а еще два, дымя и теряя скорость, метались на пути идущей сзади десятки. Один "юнкере" торопливо развернулся и пошел ей навстречу, распуская за собой шлейф черного дыма. Не выдержав "лобовой атаки" горящего "юнкерса", фашисты отпрянули влево, подставив нам свои бока.
Согласованным и точным ударом советские истребители разметали вторую девятку, привели в замешательство третью, четвертую. Кто-то из фашистов, уходя от огня наших летчиков, бросил "юнкерс" в пике, кто-то принял этот маневр за сигнал для атаки наземной цели, и бомбы, предназначенные для отважных малоземельцев, посыпались в бухту...
- Всех летчиков представить к награде, - приказал генерал Вершинин, лично наблюдавший за этим боем.
В конце апреля после длительного лечения возвратился наш первый в полку Герой Советского Союза Михаил Осипов. И не один, а с женой Машей. Медсестру Марию Осипову зачислили в санчасть БАО, а летчик Михаил Осипов стал осаждать командование полка и дивизии просьбами допустить его к полетам.
- Не могу разрешить, дорогой, - невозмутимо отвечал полковник Дзусов. - Со зрением у вас плохо. Работайте в штабе, дел и на земле хватает.
- Не упрашивайте, капитан, - сердился наш командир Гарбарец, которого тоже донимал Осипов, - Сколько мы будем повторять одно и то же?..
Михаил улучил момент - и к командующему. Генерал Вершинин сначала убеждал его;
- Подумайте сами. Хорошенько подумайте. Риск во имя победы - оправданный риск. А ради чего будете рисковать вы? При вашем зрении трудно рассчитывать на победу в воздушном бою. К тому же, всякое может случиться. Вдруг попадете к фашистам. Прохвост Гитлер раззвонит на весь мир; вот, мол, довоевался Сталин, одноглазых летчиков посылает в бой.
Осипов смежил веки, осторожно потрогал стеклянный протез вместо глаза. Лицо его передернулось, побледнело, а затем залилось ярким румянцем. Здоровым глазом он с укором посмотрел на генерала. Командующий понял, что уговорами этого офицера не уймешь, сказал повышенным тоном:
- Запрещаю вам даже подходить к самолету...
Но очередное радостное известие как бы утешило Осипова. 1 мая 1943 года наши лучшие командиры эскадрилий Алексей Приказчиков и Николай Наумчик тоже были удостоены звания Героя Советского Союза.
Вечером скромно отметили это важное событие Осипов повеселел, сердце его начинало оттаивать, с обнимал своих боевых товарищей, радовался вместе ними высокой награде.
Но торжество наше было кратковременным - начались кровопролитные бои за станицу Крымская. Неб Кубани вновь огласилось гулом моторов, запылал огнем.
После освобождения Крымской наступило непродолжительное затишье.
26 мая войска фронта вновь перешли в наступление имея целью прорвать Голубую линию, очистить территорию Кубани и Таманский полуостров. Главный удар наносила опять же 56-я армия. Перед нашим полком стояла задача - прикрывать боевые участки 56-й и 37-й армий от ударов с воздуха.
27 мая. 4 часа 50 минут. Чуть брезжит рассвет, десятка Ивана Горбунова уже в воздухе. На высоте 4000 метров к зоне патрулирования над войсками 56-й армии, взламывающей Голубую линию, подходила восьмерка "мессершмиттов". Горбунов первым заметил истребителей противника и повел своих гвардейцев в атаку. При этом он сразу же разгадал тактический замысел врага: передовая группа "мессершмиттов" затем и пришла заранее, чтобы сковать боем или отогнать советских истребителей и дать возможность своим бомбардировщикам нанести удар по нашим наземным войскам. Предположение Ивана оправдалось. Станция наведения передала:
- Идите на запад, приближаются "юнкерсы"...
Горбунов, оттеснив восьмерку "мессершмиттов умело вывел свои пары из боя и развернулся в западном направлении. Вскоре он обнаружил 40 "юнкерсов" которые сплошной колонной приближались к полю боя надеясь, что передовая группа "мессершмиттов" paсчистила для них кубанское небо.
- За мной, в атаку! - скомандовал Иван и ринулся на врага.
"Юнкерсы" открыли огонь. Гитлеровцы надеялись отразить атаку советских истребителей. Краснозвездные "яки" стремительно приближались на встречно-пересекающихся курсах, и поймать их в прицел было не так-то просто.
Дружная, стремительная атака по головной девятке... по второй... по третьей... Ведущий бомбардировщик задымил и провалился вниз, колонна "юнкерсов" распалась, в небе вспыхнуло еще пять костров, гитлеровцы в панике заметались. Не долетев до цели, они торопливо сбросили бомбы, чтобы самим не подорваться на них, и скопом ушли назад.
- Спасибо, соколы! Спасибо, родные! - прозвучал в эфире голос командарма Гречко.
Через тридцать три года после этих событий, вспоминая бои и походы, Маршал Советского Союза Андрей Антонович Гречко напишет; "Летчики-истребители героически вели борьбу с вражеской авиацией. Они срывали прицельное бомбометание и не допустили многие группы бомбардировщиков к нашим войскам".
А тогда, в мае 1943 года, командарм благодарил летчиков и требовал от них смелых и решительных действий. Приказ командования - приказ Родины. И мы - старались!
Вслед за Горбуновым поднял в воздух десятку "як-первых" гвардии капитан Коновалов. На смену Коновалова привел группу истребителей заместитель командира дивизии Герой Советского Союза гвардии подполковник Рыкачев. В ожесточенной схватке, длившейся сорок минут, летчики этой группы сбили три и подбили два самолета противника. Сами потерь не имели.
Немецко-фашистское командование дополнительно привлекло бомбардировщики с аэродромов юга Украины, доведя таким образом свою группировку до 1400 самолетов. Это свыше чем полуторное превосходство в силах над нашей авиацией. Сражение в воздухе разгорелось с еще большим ожесточением.
Упорные бои с превосходящими силами противника происходили в конце мая и начале июня. За эти дни было сбито 14 и повреждено 5 фашистских самолетов. Наши потери - две машины.
3 июня. Весь день напряженные бои. Солнце скатилось к горизонту, и все решили, что вылетов, кажется, больше не будет. Но в предзакатной тишине хлопнул выстрел из ракетницы, В ту же минуту взревели моторы.
На задание ушла дежурная шестерка под командованием гвардии майора Шевченко. С высоты трех тысяч метров летчикам казалось, что земля подернута легкой вуалью и сквозь нее сверкают теплые вечерние огоньки станиц Киевской и Молдаванской. Но так могло только показаться. В действительности же внизу кипел бой.
Всмотревшись в розовато-полыхающую даль заката, Иван Горбунов увидел на размытом горизонте черные точки.
- Идут!.. С северо-запада, - предупредил он ведущего.
- Вижу! - коротко ответил Шевченко.
Армада Ю-87, Ю-88 и Хе-111, нагруженная бомбами, издали казалась сплошной черной лентой.
Четверка Як-1 (Горбунов, Печеный, Лыско, Коновалов) стремительной атакой сбивает два бомбардировщика и, проносясь над колонной, продолжает бить по второй, затем по третьей, четвертой девятке... "Юнкерсы" и "хейнкели" шарахаются в стороны.
Разящий удар нанесла и шестерка ЛаГГ-3 лейтенанта Пылаева. В небе еще вспыхнуло несколько костров. Розоватую на закате высь заволокло дымными шлейфами. А вокруг струилась огненная метель - по атакующим советским истребителям неистово били из пушек и пулеметов десятки бомбардировщиков одновременно.
Самолеты противника пошли вниз с левым разворотом и начали сбрасывать бомбы на свои войска. Через две-три минуты рассыпалась первая группа бомбардировщиков, затем под ударами шестерки "лаггов" - вторая.
Летчики Мурашова атаковали врага по центру строя. Часть самолетов сбросила свой груз куда попало, несколько машин прорвались к нашим войскам, но бомбили в спешке неприцельно.
После первой атаки, нарушившей боевой порядок противника, советские летчики начали действовать отдельными парами, маневрируя среди беспорядочно снижающихся вражеских самолетов. В этом большом воздушном сражении они сбили восемнадцать и подбили четыре машины, сами потеряли только две.
Для согласования с наземными войсками ударов нашей авиации по месту и времени в районе КП командующего 56-й армией находилась оперативная группа 4-й ВА во главе с начальником штаба генералом А. 3. Устиновым. Прибывший сюда во время боя генерал К. А. Вершинин, наблюдая за происходящим в воздухе, спросил:
- Кто этот орел, что ударил по голове и центру колонны и разогнал черную стаю?
- Иван Михайлович Горбунов, - ответил на запрос командарма полковник Дзусов.
- Всех представить к награде. Горбунова - к ордену Александра Невского, - приказал Вершинин.
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ ОСИПОВА
Конец мая. Над степью и плавнями колышется марево. Легкий полуденный бриз доносит до аэродрома дыхание Азовского моря. Все самолеты в воздухе. Только одинокий "як" сиротливо стоит в капонире. Тоскует и техник. Он давно приготовил самолет к бою, но лететь некому - заболел летчик, накануне его отправили в госпиталь.
Михаил Осипов вышел из штабной землянки и остановился на невысоком, степном кургане. Отсюда он хорошо видел и рокочущее море, и капонир, и техника. Быстро сбежал с кургана и - к самолету.
- Парашют! - приказал он гвардии технику-лейтенанту Зиновьеву.
- Вам же не разрешается, товарищ гвардии майор, - возразил техник. Однако парашют из-под плоскости взял, расправил лямки, накинул их на плечи Осипова. Они давно вместе воюют, и Зиновьев на правах старого сослуживца твердо заявил: - Не пущу!..
- Слушай, друг. Ты же меня знаешь. - Осипов сел в кабину. - Не могу я прохлаждаться в штабе, когда товарищи в бою. Слышишь? - И он взглянул на небо. - Хоть одного срежу.
- А приказ?
- В критическую минуту, если нет командира, солдат сам принимает решение. Понимаешь, ни шагу - назад. А вперед, на врага - можно. И командир разрешил бы, да там он, воюет... От винта! - нетерпеливо крикнул Осипов, запуская мотор.
Винт завертелся, набирая обороты, и самолет с ходу пошел на взлет. Теперь никакая сила не смогла остановить Осипова. Он не мог поступить иначе. Неодолимая жажда мести звала его в бой.
Он взял курс на Киевское. Под крылом самолета блеснула серебристая лента Кубани, дальше, на юг, начались плавни, сплошь затопленные весенним половодьем.
Эскадрилью Приказчикова обнаружил быстро; восемь остроносых "яков", кто парами, а кто в одиночку пронизывали пространство вниз-вверх, атакуя и отстреливаясь. Их поливали огнем пятнадцать "юнкерсов" и десятка два "мессершмиттов".
- Я "Сокол первый", противника вижу. Атакую!
Позывной и голос Осипова летчики узнали сразу у них будто прибавилось силы и мастерства. Один "юнкерс" задымил, второй. А третий от прямого попадания снарядов, выпущенных Алексеем Приказчиковым взорвался на собственных бомбах.
Ох, как боятся этого фашисты. Ведь только одно попадание в бомбу - и взрыв! Не надеясь больше на "мессершмиттов", "юнкерсы" освободились от бомб и повернули назад.
Михаил прицелился по "юнкерсу" на развороте и ударил из пушки и пулеметов. Дальность стрельбы оказалась большой, и трасса лишь зацепила крыло бомбардировщика. Осипов пошел в догон, уточняя прицеливание, и выпустил еще одну очередь. Из правого мотора "юнкерса" повалил густой черный дым. И в этот напряженный момент Осипов почувствовал удар сзади. Красноватые шнуры мелькнули над головой и вдоль фюзеляжа, несколько бронебойных снарядов стукнуло по гаргроту, прошило бронеспинку. В плечо и грудь больно кольнуло, руки ослабли. Мотор запарил, в кабине запахло гарью. Винт, словно зацепив за булыжник, издал металлический скрежет и остановился. Самолет пошел вниз...
Осипов тряхнул головой, разгоняя темноту. Левая рука послушно потянулась вверх и отбросила назад, подвижную часть фонаря кабины, упругий воздух ударил в лицо, дышать стало легче. Отстегнул привязные ремни, усилием воли приподнялся с сиденья, и набегающий поток выхватил его из кабины. Левой рукой выдернул вытяжное кольцо, парашют раскрылся.
Вспомнил, что надо подтянуться на лямках, подправить подвесную систему. И не смог - правая рука не действовала. Вверху узнал свой самолет. Объятый огнем и дымом, он шел с пологим снижением и кренился в сторону, как орел с перебитым крылом. "Прощай, боевой друг!" - как к живому обратился Михаил к догорающему "яку".
Внизу, куда он; снижался, блестели на солнце топкие плавни...
Это были последние минуты жизни Героя.
В ПЕРЕРЫВЕ МЕЖДУ БОЯМИ
По приказу Ставки в начале июня 1943 года Северо-Кавказский фронт перешел к обороне. В этот период части пополнялись людьми, техникой. Войска приводились в порядок, готовились к новым решительным боям. Одновременно велась интенсивная воздушная разведка, уточнялась система обороны противника. Противник занимался тем же, на отдельных участках пытался вернуть утраченные позиции, но успеха не имел. В воздухе иногда вспыхивали короткие, но упорные схватки. Советские летчики прочно держали в своих руках ключи от кубанского неба.
В нашем полку тоже наступило относительное спокойствие. Пять летчиков и три техника получили путевки в дом отдыха и уехали в Ессентуки. Герой Советского Союза гвардии капитан Приказчиков убыл в отпуск в Москву. Это были первые отпуска за время войны и имели для нас огромное значение. Значит, общие дела на всех фронтах складываются в нашу пользу.
Командование высоко оценило боевые заслуги полка в минувшей операции. Около шестидесяти авиаторов были отмечены правительственными наградами. Ордена Красного Знамени засияли на груди летчиков Канкошева, Глядяева, Исаева, Печеного, Коновалова, Лыско; за исключительную храбрость и умение руководить подчиненными в бою штурман полка Шевченко награжден орденом Отечественной войны II степени, а Горбунов - орденом Александра Невского.
Вездесущие техники и механики каким-то образом раньше летчиков узнавали полковые новости. Именно от них всем стало известно, что на Горбунова, Калугина, Канкошева и меня отправлен в дивизию, а из дивизии в штаб армии и фронта, "материал" на присвоение звания Героя Советского Союза. Под большим "секретом" сообщил эту новость мне мой механик гвардии старшина Николай Пивовар. Про себя подумал: "Какой-такой героический подвиг я совершил? Воюю, как все. Сбиваю. Но не Покрышкин же я. Нет, пошутил надо мной Пивовар".
Жизнь шла своим чередом.
Вскоре прибыло пополнение: в основном молодые летчики, имеющие самостоятельный налет на боевых самолетах по 5 - 6 часов. Дмитрий Максимович Саратов накануне войны работал летчиком-инструктором в Краснодарской авиашколе, обучил две группы курсантов, после настойчивых просьб был направлен на фронт, дрался в небе Северного Кавказа, совершил 170 боевых вылетов, в воздушных боях сбил два фашистских самолета. Его назначили командиром звена во 2-ю эскадрилью гвардии капитана Наумчика. Данил Емельянович Кузьменко служил на Дальнем Востоке, писал рапорт К. Е. Ворошилову с просьбой поскорее направить его на фронт. И хотя в боях не участвовал, его быстро приобщили к боевой работе. Молодых надо было основательно готовить. Для этих целей командир полка Гарбарец и еще несколько опытных гвардейцев, которым теперь надлежало быть летчиками-инструкторами, вместе с молодыми убыли на тыловой аэродром.
Заместитель командира эскадрильи Горбунов и командир звена Канкошев отправились за самолетами в авиаремонтные мастерские, О них следует сказать особо. Хорошо оснащенные электросиловым хозяйством, станками, инструментом, испытательными стендами, мастерские работали круглосуточно. Для ускорения ремонта создавались бригады из технического состава полков и направлялись в помощь мастерским. Ремонтниками 4-й воздушной армии только за период боев на Кубани было восстановлено 4013 самолетов и 297 моторов, огромное количество вооружения и приборного оборудования.
Добрые отношения сложились у нас с коллективом мастерских. Главный инженер Макаренко, начальник технического отдела Слонов, начальник самолетного цеха Медведев, начальник моторного цеха Власов, начальник ОТК Дмитриенко и другие специалисты делали все возможное, чтобы самолеты из ремонта выходили как можно скорее и по своим летно-техническим качествам не уступали новым. Именно в этих мастерских наша бригада работала в Баку.
Вспоминается такой случай. Как-то прибыл к нам на аэродром старший техник-лейтенант Слонов. Летчики во главе с командиром полка - к нему;
- Забивает переднее бронестекло маслом, прицела не видно. Нельзя ли что-нибудь придумать?
- Придумали уплотнительное кольцо, вот оно, - показывает Слонов. - Но его не разрешают устанавливать - конструкцией не предусмотрено. Послали запрос конструктору Климову.
- До Климова далеко, а до фашиста близко. Стрелять нельзя. Выручай, друг, - уговаривали летчики.
Слонов поддался уговорам, привез уплотнительные кольца собственного производства и установил их более чем на двадцати наших самолетах Як-1, не дожидаясь разрешения конструктора. Впоследствии Владимир Яковлевич Климов устранил эту конструктивную недоработку. По его указанию в конце 1943 года войлочное уплотнение было установлено на всех моторах ВК-105.
Вот в эти мастерские и прибыли Горбунов и Канкошев за отремонтированными самолетами. Слонов будто ждал их:
- Помогите испытать самолет.
Из дальнейших разговоров выяснилось, что неразъемное деревянное крыло самолета Як-1, имеющее некоторую приподнятость консолей, при вынужденной посадке на фюзеляж чаще всего повреждалось в его центральной части. И именно этот участок не разрешалось ремонтировать. Самолеты списывались.
- Понимаете, мы разработали технологию, которая гарантирует прочность, и восстановили два самолета. Бумаги послали по инстанции.
- Давайте проверим вашу "технологию" в воздухе, - согласился Горбунов.
Но главный инженер мастерских рассудил иначе:
- Жизнь летчика дороже, - сказал он. - Повременим с испытанием до получения указаний свыше.
Горбунов и Канкошев облетали и перегнали в полк несколько самолетов, а разрешения все не было. Потом поступило указание: "Запретить". А на аэродроме стояли два сверкающих "яка". Куда их теперь? К тому времени возвратился со штурманских сборов Калугин. С группой летчиков прибыл за самолетами. Слонов к нему:
- Выручай. Гарантирую стопроцентную прочность Ответственность беру на себя и сам подписываю во акты.
Федор Захарович испытал оба самолета на всех ре жимах и сказал:
- Лучше новых. Один самолет беру себе.
Так разработанная Слоновым и его товарищами технология ремонта наиболее ответственных узлов самолета была внедрена в практику. Что же касается этих двух самолетов, то Калугину и мне довелось совершить на них много боевых вылетов и сбить не один фашистский истребитель.
Личный состав полка усиленно готовился к новым) боям. Как всегда, боевая подготовка проводилась с учетом накопленного опыта. Но опыт не "копировался", а служил основой для поиска новых приемов и методов борьбы. Наши лучшие асы - Приказчиков, Наумчик, Горбунов, Калугин, Канкошев, Исаев, Глядяев и другие мастера воздушных боев предложили применять скоростные атаки малыми группами (отдельными парами,) звеньями. Но при этом требовалась особо высокая точность стрельбы. Когда выпущенная трасса попадает в цель и удар переносится на другую группу бомбардировщиков, нервы противника не выдерживают, его огневое противодействие ослабевает, и он несет, таким образом, наибольшие потери. Для скоростных атак был предложен и новый боевой порядок - сильно вытянутый, острый, как пика, пеленг или разомкнутый фронт. Такое рассредоточение боевого порядка в момент атаки позволяло летчикам вести индивидуальное прицеливание, что и обеспечивало надежное поражение цели.
Все это разыгрывалось на схемах и с помощью моделей самолетов. Затем проверялось и закреплялось в воздухе. Очень много мы летали с молодыми летчиками. Когда они прочно усвоили технику пилотирования, начались практические стрельбы по наземным и воздушным целям,
Одновременно с передового аэродрома совершались полеты в район расположения наших наземных войск, куда пытались проникать вражеские воздушные разведчики. Для этого в постоянной боевой готовности находилась группа наших самолетов. Вылеты производились по вызову станции наведения. Если завязывались воздушные схватки, гвардейцы на практике "испытывали" свои новые методы. Характерным в этом отношении можно назвать бой шестерки под командованием Наумчика.
Рано утром в наше воздушное пространство вклинилась восьмерка "мессершмиттов". Вылетев по тревоге, летчики быстро обнаружили противника и дружно атаковали его.
В одном из таких скоротечных боев пришлось участвовать и мне. Под командованием Горбунова вылетели в район Киевское - Варениковская. На высоте 3000 метров обнаружили шестерку Ме-109Г. Наш ведущий скомандовал:
- Атакуем "мессов" с ходу!
Противник тоже заметил нас и стал энергично маневрировать, явно уклоняясь от боя на равных. В это время Саратов заметил еще пару Ме-109, которая подкрадывалась к нам сверху. Все решали секунды. И ведомый Саратов передал своему командиру пары Канкошеву:
- Атакую, прикрой!
Ударил метко. Ме-109Г врезался в землю. Остальные фашисты, видя, что их замысел - втянуть нашу шестерку в бой, а верхней парой нанести поражение - не удался, глубоким пикированием ушли в сторону своих войск.
Удивительной стойкости этот человек - Дима Саратов. День назад, увлекшись прицеливанием, сам попал под огонь "мессершмитта", подкравшегося сзади. От прямого попадания снаряда правый бензобак взорвался, крыло "яка" отвалилось, самолет вошел в штопор. Дима с трудом выбрался из кабины и открыл парашют у самой земли. На второй день санитарный самолет доставил его в полк. Врач Литманов, осмотрев ноги Саратова, сильно поврежденные ударом о стабилизатор во время вынужденного прыжка с парашютом, удивился:
- Как можно ходить! В лазарет. Немедленно в лазарет. Недельки две придется полежать.
- Не буду лежать, - заявил Дима. - Сжальтесь, доктор. Выдюжу я. Фашисту надо отомстить. Да и перед товарищами неудобно...
В голосе Димы было столько мольбы, а в глазах столько ненависти к захватчикам, что Исаак Львович сдался. И вот сегодня Саратов расплатился с фашистом сполна, вогнав его в землю.
Вскрытие системы вражеской обороны - одно из непременных условий подготовки наступательной операции. Нашему полку была поставлена задача на фотографирование Голубой линии. За подготовку фотоаппаратуры взялся гвардии старшина Гарегин Апетнакович Петросян. Оборудовали три самолета Як-1. На них под прикрытием четверки истребителей гвардейцы совершили до 70 вылетов на фотографирование. Дело это трудное. Зенитного огня было столько, что от разрывов снарядов чернело небо. А надо идти строго по заданному курсу. Но мы ухитрялись обманывать вражеских зенитчиков, изменяя высоту и скорость полета. И все же им удалось сбить один наш самолет. Летчик Константин Вернигора выпрыгнул с парашютом, но плена избежать не смог. (После войны стало известно, что он перенес все муки ада фашистских концлагерей и чудом остался жив).
В августе мне пришлось дважды сопровождать Пе-2 на фотографирование. Пилотировал самолет бесстрашный летчик, один из лучших разведчиков 4-й воздушной армии, Герой Советского Союза капитан Николай Федорович Смирнов. Он прошел над Голубой линией и сфотографировал оборону противника на всю ее глубину. Вражеских истребителей мы не допустили к разведчику, но как ему удавалось проскакивать сквозь сплошной заслон зениток, объяснить трудно. Самолет окутывали облака дыма и огня, а летчик вел его заданным курсом и спокойно делал свое дело. Поистине железная воля у этого воина. Впоследствии мне не раз приходилось летать с ним на такие же задания. Мужество его всегда вызывало изумление.
Погожее утро. Торжественно-величаво стоят в строю гвардейцы. К строю подходит командир полка гвардии подполковник Гарбарец.
- Товарищи гвардейцы! - звучит в тишине его взволнованный голос. - Сегодня Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, присвоено звание Героя Советского Союза командиру звена гвардии лейтенанту Калугину Федору Захаровичу, заместителю командира эскадрильи гвардии старшему лейтенанту Горбунову Ивану Михайловичу, командиру звена гвардии лейтенанту Канкошеву Ахмет-Хану Таловичу, заместителю командира эскадрильи гвардии старшему лейтенанту Павлову Григорию Родионовичу. Поздравляю с высокой наградой Родины...
Объявил так, как значилось в телеграмме. Но все знали, что самый выдающийся из нас летчик - это Иван Горбунов. Он везде первый.
Трудно передать словами те чувства, которые взволновали наши сердца. Внешне мы, конечно, держались спокойно. Но, когда выступали с ответной речью, голос невольно срывался, выдавая душевное волнение.
- Спасибо тебе, Родина, за награду, - взволнованно говорил Иван Горбунов. И мы мысленно повторяли эти слова. - Нет такой силы на свете, которая поставила бы тебя на колени. Мы сильны величием твоего духа, бесстрашны твоей неустрашимостью, сильны твоей гранитной твердостью. Ты вдохнула в нас мужество, и мы, верные сыны твои, будем сражаться до полной победы над врагом. Сражаться за твою свободу, за народ, за идеалы великого Ленина. Слава тебе, наша прекрасная Родина!
После этого торжественного церемониала нас поздравляли боевые друзья, летчики и техники. Мы так же искренне благодарили их.
Вечером собрались в столовой. Каждая эскадрилья, как всегда на ужине, сидела за одним общим столом. В нашу честь произносились тосты, а мы говорили о наших командирах, о коммунистах, всегда идущих впереди и вдохновляющих нас на ратные дела, вспоминали о погибших товарищах: в наших высоких наградах был и их героический подвиг.
В клубе состоялся концерт. Выступали наши самодеятельные артисты. "Вставай, страна огромная", - подпевали всем залом. Потом запели "Ястребки". Впервые. Слова песни написали адъютант 1-й эскадрильи гвардии лейтенант Владимир Садовников и гвардии сержант Анатолий Новиков, музыку - гвардии сержант Иван Попов. Посвящалась песня Герою Советского Союза Михаилу Михайловичу Осипову и другим авиаторам полка, погибшим в боях за Родину.
Позднее нашу песню подхватили и в других полках. И все считали ее своей, донесли до Победы.
