АВИАБИБЛИОТЕКА: ПАВЛОВ Г.Р. "ОДНОПОЛЧАНЕ"

ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ

К великому удивлению летчиков, у здания аэровокзала их встречали Семен Евтихов и Михаил Котыхов в лихо сдвинутых беретах.

- Салут, камарадас! - вскинув к плечу сжатый кулак, приветствовали они друзей.

- Ну, чистые испанцы! - восхитился Девотченко. - Салут. А где остальные?

- На базе в Лос-Алькасаресе. Их увез Кутюрье. А мы с рассвета по его распоряжению встречаем вас.

[110]

- Кто такой Кутюрье? Француз?

- Русский. Из штаба авиации. Но по-французски и по-испански говорит здорово. Пилота "фармана", на котором мы прилетели, ругал на трех языках.

- За что это?

- Расскажем по пути в город, - кивнув на светлый лимузин, пообещал Евтихов.

- А мы думали, вы в Париже застряли, - садясь в машину, сказал Степанов.

- Будет Семен по Парижу гулять, когда он и во сне и наяву грезит испанками, - пробасил Сюсюкалов.

Лимузин двинулся по дороге, обсаженной платанами. Вырвавшись на широкое асфальтированное шоссе, машина на огромной скорости понеслась к Барселоне.

- Ну и ну, - покачал головой Девотченко, увидев, что стрелка указателя скорости перевалила за сто.

- Здесь тише не ездят, - объяснили ему Семен и Михаил, чувствовавшие себя в Испании уже старожилами.

По пути они рассказали о воздушном приключении своей группы после старта "фармана" с аэродрома Ла-Бурже.

Все шло хорошо, пока они летели над Францией. Но едва "фарман" достиг Пиренеев, пилот начал нервничать, оглядываться по сторонам, то и дело меняя курс. Под самолетом зияли темные провалы ущелий, вздымались голые скалы. Погода вконец испортилась. Добровольцы догадались, что француз потерял ориентировку. Ошибка в десять - пятнадцать градусов могла привести самолет на территорию, занятую мятежниками.

Пришлось пассажирам прийти на помощь незадачливому пилоту. Жестами, постукиванием по компасу с трудом объяснили они, что ему следует вести машину на юго-восток. "Выйдем к побережью Средиземного моря, там разберемся", - рассудили добровольцы. В знак согласия француз кивнул и кулаком стукнул себя по макушке. Дескать, как это я сам не догадался.

Вскоре показался раскинувшийся на лесистых склонах гор небольшой городок. Взявший на себя обязанности штурмана Виктор Кустов, сверившись с картой, спросил француза: "Жерона?" Пилот радостно закивал головой. Добровольцы облегченно вздохнули: самолет летел над республиканской территорией. Выйдя к побережью, "фарман" взял курс на Барселону...

[111]

Добровольцев разместили в девятиэтажной гостинице "Диагональ".

Быстро закончив все формальности, они вышли на одну из красивейших магистралей Барселоны - проспект Рамбле. На площади Каталонии черноголовые мальчишки кормили голубей. В лучах солнца сверкали серебристые струи фонтанов. Вдоль пешеходной дорожки стояли продавцы птиц с клетками в руках. В крохотных ларьках улыбались цветочницы. В толпе на проспекте было такое смешение военных мундиров, что непосвященному не стоило и пытаться разобраться. Летчики осмотрели памятник Христофору Колумбу, зашли в порт. Постояли у пустующих причалов, любуясь прозрачной голубизной моря. Потом на фуникулере поднялись в парк, разбитый у вершины горы Тибидабо,

откуда открывалась величественная панорама Барселоны.

Солнце садилось за горы, когда добровольцы вернулись в гостиницу. В холле их встретил Кутюрье. Иван Девотченко сразу набросился на него:

- Послушай, ты хоть и Кутюрье, но мы где-то встречались. Не помнишь?

- Как не помнить! - улыбнулся Кутюрье. - Когда я кончал академию, приезжал к вам в часть на стажировку.

- Правильно. Ты все от левого крена не мог избавиться.

- Но выправил все-таки! - смеясь, напомнил Кутюрье.

С Кутюрье, восемь месяцев провоевавшим в республиканской авиации, им было о чем поговорить. В полночь, когда летчики, по выражению Никиты Сюсюкалова, вытрясли из Кутюрье всю душу, Девотченко, достав из чемодана французские газеты, спросил:

- Ты знаешь этих ребят - Карло Кастехона и Родриго Матеу?

- Как же мне Михаила и Анатолия не знать! Последние две недели на Алькале каждую ночь встречались.

- Постой, постой, - перебил его Иван. - Ты не понял меня. Я тебя о тех спрашиваю, которые сбили ночью "юнкерсов".

Кутюрье загадочно улыбнулся. - Михаил Якушин - это и есть Карло Кастехон, а

[112]

Анатолий Серов - Родриго Матеу. Наши они, советские летчики.

- Вот это новость! Мы им газеты французские везли, где о них написано, а теперь, значит, эти газеты ни к чему. Ведь по-французски они вроде меня ...

- Ничего, газеты при встрече все-таки отдай. Кто-нибудь переведет. Ребятам будет приятно. А что фамилии у них испанские - так что ж тут удивительного? Всем нам пришлось здесь на время забыть свои имена.

- Мы в Тулузе сидели, когда стали каждую ночь валить бомберов, - не мог успокоиться Девотченко. - Я и говорю Евгению: "Пойдем пешком через горы в Испанию. А то пока мы тут прохлаждаемся, эти Кастехоны всех фашистов посбивают".

Пришлось Кутюрье рассказывать об эскадрилье "чатос" и ее летчиках. В особенности подробно о Кастехоне Матеу, в эти дни ставших самыми популярными пилотами республики. Рассказал он и о том, что рабочие Мадрида вручили эскадрилье красное знамя с вышитыми на нем золотом словами благодарности.

Слушая Кутюрье, Евгений Степанов не предполагал, что в скором времени военная судьба приведет его в прославленную эскадрилью.

Наутро - вновь дорога.

По приморскому шоссе с бешеной скоростью мчатся автомобили. Машину, в которой едут Кутюрье, Степанов, Сюсюкалов и Котыхов, ведет подвижный, общительный шофер-испанец. Словно не замечая головокружительных поворотов, он непрерывно разговаривает с сидящим рядом Кутюрье, то и дело с улыбкой оборачивается к остальным пассажирам, успевает закурить сигарету и энергичным жестом руки приветствовать водителей машин, стремительно летящих навстречу...

Когда на поворотах лимузин заносило, летчикам становилось не по себе. Единственным, кто чувствовал себя непринужденно, был Кутюрье, уже привыкший к этой истинно испанской манере езды.

Петляя, дорога подходила почти к самому берегу Средиземного моря. Мелькали разбросанные на холмах виноградники, апельсиновые рощи. Вперемежку с кукурузными полями тянулись ровные ряды серебристых оливковых деревьев. Чем дальше к югу, тем роскошнее становилась растительность. Не останавливаясь, машины промчались через Валенсию.

[113]

- Скоро Эльче! - сказал Кутюрье. - А там уж и до Лос-Алькасареса недалеко. - И, указывая на разбросанные в шахматное порядке финиковые пальмы, добавил: - Между прочим, это единственные в Европе финиковые заросли, так что можете полюбоваться.

В Лос-Алькасаресе полностью собравшуюся группу Ивана Девотченко приняли специально для этого прилетевшие Птухин и Агальцов. Светловолосый подтянутый генерал, носивший испанское имя Хозе, меньше всего был похож на уроженца Пиренейского полуострова. Пожалуй, худощавый, подвижный коронель Мартин больше походил на испанца.

Здесь же летчики, к своей радости, встретили многих пассажиров "Кооперации": Ивана Гусева, Виктора Годунова, Платона Смолякова, Евгения Соборного, Ивана Панфилова, Андрея Микуловича. Они познакомились еще по пути во Францию, но после Гавра те словно в воду канули.

После того как добровольцы представились командованию, завязался разговор.

Комиссар рассказал о положении на фронтах, о только что закончившемся Брунетском сражении. Потом заговорил об испанцах.

- Это трудолюбивый и храбрый народ, - говорил Агальцов. - Они добры, знают цену мужеству, презирают трусов. У них есть чему поучиться. - С большой похвалой отозвался он об испанских летчиках: - В бою они надежные товарищи. Иногда не хватает выдержки, но это простительно: большинство их - молодые пилоты. Дерутся с противником отчаянно. Вам следует ознакомиться с географией страны, - продолжал комиссар, - с особенностями полетов в каждом районе. Нам приходится здесь маневрировать. Сегодня ваша эскадрилья может находиться под Теруэлем, а завтра обстановка заставит перебросить ее под Сарагосу или Уэску.

Птухин рассказал летчикам о самолетах противника, о появлении на Центральном фронте нового истребителя "Мессершмитт-109". Не умолчал о трудностях, о потерях.

- Здесь вы встретите сильного и коварного врага, - говорил он. - Рассчитывать на легкие победы не следует. Тот, кто с пренебрежением будет относиться к противнику, много не налетает. Готовьтесь к тому, что в день придется совершать по шесть - восемь, а иногда и больше вылетов. Нагрузка на каждого из вас ляжет колос-

[114]

сальная. Главное - не забывайте, чему вас учили на Родине. Жизнь показала, что наши, советские летчики ни в чем не уступают разрекламированным фашистским .ii'aM, - закончил беседу Птухин.

Началось распределение вновь прибывших по эскадрильям.

Надо сказать, что к этому времени в руководстве ooсветскими летчиками-добровольцами произошли изменения. Евгений Саввич Птухин стал главным советником командующего авиацией республики; вместо него командиром истребительной авиагруппы был назначен Циан Еременко. Эскадрилью И-15, которой до этого командовал Еременко, стал водить в бой Анатолий Серов.

В эскадрилью Серова и получили назначение Евгений Степанов, Никита Сюсюкалов, Семен Евтихов, Михаил Котыхов и присоединившиеся к ним в Лос-Алькасаресе Григорий Попов, Виктор Кустов и Алексей Горохов. Их путь лежал на Арагонский фронт, на аэродром Бахаралос, куда перебазировалась эскадрилья из-под Мадрида после завершения Брунетской операции.

Старшим группы Птухин назначил Степанова.

- До аэродрома довезет и отправит вас на Бахаралос наша переводчица Соня {24}. Прилетишь, Серову ореликов представишь - на этом твое старшинство и кончится. Желаю удачных полетов - прощаясь, сказал Птухин.

Жаль было расставаться с Иваном Девотченко, который получил назначение в эскадрилью И-16, базировавшуюся на аэродроме Каспе.

- Не журитесь, хлопцы, назначаю вам встречу в воздухе, - шутил Иван.

Разговор прервала миловидная молодая женщина. Большие, чуть навыкате глаза, коротко остриженные темно-русые волосы.

- Салут! Кто из вас Слепнев? {25} - она остановила взгляд на солидном Девотченко.

- Вот он, камарада сеньорита, - указал Иван на Евгения Степанова.

- Мне поручено отвезти вас на аэродром, - обратилась она вновь к Девотченко. - Вы готовы?

[115]

- Это их отвезете. Лично я пока остаюсь здесь. Так что до побаченья, камарада сеньорита.

- Должна вас разочаровать: через полчаса мы улетаем на Арагонский фронт.

- Кто это "мы"?

- Генерал Хозе, коронель Мартин, Кутюрье и я. Зовут меня Соня, я переводчица штаба авиации.

- Ну что ж, значит, встреча откладывается. Салут, камарада сеньорита.

- Желаю вам всего хорошего. Быстрее учите испанский.

Забегая вперед, нужно сказать, что Иван Девотченко довольно быстро освоил испанский язык. Больше того, к изумлению друзей, он своего механика Фернандо обучил украинскому. Летчик и механик прекрасно понимали друг друга. А Соня при встречах всегда напоминала Ивану:

- Ну, как дела, камарада сеньорита?

В ответ Девотченко скрещивал два указательных пальца. Это означало, что еще один фашистский самолет попал в перекрестие прицела его истребителя.

На аэродроме ждал подготовленный к вылету "драгон".

Виктор Кустов с сомнением посмотрел на довольно поношенную машину.

- Как же мы на нем без парашютов полетим? Командир догадался, о чем говорит "камарада русо".

- Но парашют! Нет парашюта! - ответил он.

- Они парашютами не пользуются, когда летают с пассажирами, - пояснила Соня.

- Видно, ходит машина, если экипаж не волнуется. Пошли, ребята, - Евгений вслед за испанцами поднялся в раскаленную от солнца пассажирскую кабину.

Заработали двигатели. Дав полный газ, летчик повел машину на взлет. Почти над самыми волнами Средиземного моря "драгон" круто лег на крыло.

"Сейчас нам докажут, что наши сомнения в отношении надежности этой машины напрасны", - подумал Евгений.

- Если он еще раз так развернет свой шикарный аэроплан, у меня душа вон вылетит, - толкнул его в бок Котыхов.

Но дальше полет протекал спокойно. Дорога шла вдоль восточных склонов Иберийских гор. Над точкой

[116]

слияния рек Эбро и Сегре в салон заглянул бортмеханик и радостно крикнул:

- Арагон!

Зеленый ковер, покрывавший землю, исчез; внизу потянулась буровато-желтая всхолмленная низменность. Летчики напряженно смотрели в бортовые иллюминаторы. Где-то там, за оранжевой полосой горизонта, проходила линия Арагонского фронта...

На выжженном солнцем аэродроме Бахаралос, куда прилетел со своими пассажирами "драгон", было пустынно. Несколько вылинявших палаток, аккуратно сложенные на стоянках брезентовые чехлы, лежащие на земле стремянки... Обыкновенный полевой аэродром.

Стих шум моторов улетевшего транспортника. Из-за темневших на горизонте гор донеслись раскаты артиллерийской стрельбы. "А фронт совсем близко", - подумал Степанов.

Их встретил вновь назначенный начальник штаба эскадрильи Александр Рыцарев. Он отвел летчиков в небольшой двухэтажный дом, стоявший среди пробковых дубов.

- Эскадрилья в бою. Минут через тридцать сядут. Пока устраивайтесь. Прилетит командир - разрешим все вопросы. Вы со списком зайдите ко мне, - обратился Рыцарев к Степанову.

Выйдя из штаба, Евгений увидел недалеко от стоянок, 1> тени деревьев, своих товарищей. Подойдя к летчикам, он услышал, как Кустов говорил:

- Я весь полет наблюдал за правым двигателем: по его капоту масло ручьем бежало. Видно, отходили моторы все сроки, а летчики ничего, летают!

- Да, - ответил Миша Котыхов. - У нас самолет, на котором мы сюда прилетели, не то что в воздух выпустить - на земле мотора опробовать не разрешат.

- Я уж хотел пошутить с командиром "драгона" - мол, из какого музея взял ты этого бедолагу. А потом думаю: неудобно. Не от хорошей жизни они на таких машинах летают.

- Трудно у испанцев с материальной частью, - отозвался Евгений.

Нарастающий гул самолетов прервал их разговор.

- Летят! - воскликнул Кустов.

[117]

- Но не наши, - добавил Попов.

К аэродрому на небольшой высоте, растянутые в цепочку, подошли несколько И-16. Один из них, выпустив шасси, зашел на посадку. Стоявшие на земле летчики увидели в крыле самолета большую дыру. Мотор истребителя работал с каким-то свистом.

- А парень, видно, подбит...

Самолет сел, взметнув на полосе пыль. В метрах тридцати от стоянки его мотор заглох. К машине побежали механики.

- Поможем, ребята! - крикнул Евгений. Вместе с испанцами они вкатили истребитель на стоянку. Из кабины быстро выпрыгнул невысокий, крепко сбитый, улыбчивый летчик-испанец. Энергично жестикулируя, стал что-то громко объяснять механикам. Те захлопотали у машины.

Пилот обернулся к добровольцам. С сильным акцентом произнес по-русски:

- Здравствуйте, товарищи! Подошел к летчикам и представился:

- Антонио Ариас!

- Где вы так хорошо по-русски говорить научились? - не удержался Горохов. Ариас улыбнулся:

- Я учился летать в Советском Союзе. Полтора месяца, как вернулся из СССР. Летаю в первой эскадрильи "москас". Здесь, в Испании, нас, молодых летчиков, в Эль-Кармоли вводил в боевой строй камарада Сергио Плыгунов. Вы знакомы?

Добровольцы переглянулись.

- Нет, - за всех ответил Евгений.

Летчики сели на врытые под деревьями скамейки.

- Ваши "чатос" сменили нас в бою. Скоро возвратятся, - сказал испанец, закуривая.

- Часто в небе встречаетесь? - спросил Степанов.

- Почти каждый день. У нас в эскадрилье одна молодежь. Когда рядом "чатос", нам веселее. Антонио тряхнул темными волосами.

- "Чатос" я впервые увидел над Мадридом. Это было в начале ноября тридцать шестого года. Тогда я об авиации и не думал. Летчиком меня заставил стать один печальный случай...

Мадридский печатник Антонио Ариас за участие в забастовочном движении и распространение нелегальной

[118]

литературы с 1934 по февраль 1936 года находился в тюрьме. Только победа Народного фронта на выборах ос-пободила Ариаса и его товарищей.

Когда вспыхнул фашистский мятеж, Антонио по призыву коммунистической партии ушел в отряд "милисианос". Он участвовал в захвате столичных казарм Ла-Монтанья, где засели мятежники во главе с генералом Фангулом. В начале ноября в бою с марокканцами на подступах к Мадриду Ариас был ранен и оказался в госпитале, расположенном на одном из красивейших проспектов столицы Испании - Кастельяна. Ранен Антонио был в плечо. Когда над Мадридом завязывались воздушные бои, он с товарищами выходил на плоскую крышу госпиталя и, как многие мадридцы, наблюдал за перипетиями воздушных схваток.

15 ноября сирена предупредила о подходе к Мадриду фашистских самолетов. И вот один из вражеских бомбардировщиков сбросил в районе моста Толедо на парашюте ящик. Груз медленно спустился. На земле к нему долго никто не решался подойти, опасались, что сброшен начиненный взрывчаткой "сюрприз". Прибыли саперы. Глазам республиканских солдат предстала ужасная картина: в ящике лежало изрубленное топором тело. К нему была приложена записка: "Это подарок командующему воздушными силами красных, пусть знает, что ждет его самого и его большевиков".

16 ноября газета "Мундо боррео" опубликовала снимок и сообщение об этом злодеянии фашистов.

- Весь Мадрид говорил, что это был летчик из России, - рассказывал Ариас. - Каким образом он очутился в руках фашистов? Якобы два республиканских истребителя в плохую погоду по ошибке сели на фашистский аэродром в Сеговии. Это просто объяснить. Дело в том, что в первые месяцы войны в республиканской авиации были самолеты тех же типов, что и у фашистов. Советские добровольцы только прибыли в Испанию и вполне могли заблудиться. Когда они сели и, выключив моторы, обнаружили свою ошибку, было поздно. Их окружили фашисты. Летчики отстреливались до последнего патрона. Один был убит, второй - ранен. Его захватили в плен. Истекающего кровью, привезли в Сеговию. Он отказался отвечать на вопросы. Фашисты стали его избивать. Он молчал. Привязав на аркан, его вывели на улицу. На глазах жителей пьяные фашисты продолжали глумиться

[119]

над пленным. Он не проронил ни слова. Над ним издевались до тех пор, пока он не упал. Тогда летчика зарубили топором... Есть и такая версия: был сбит республиканский бомбардировщик. Его экипаж, выпрыгнув на парашютах, оказался на территории мятежников. Командира бомбардировщика - итальянца - зарубили и сбросили над Мадридом... Первый бой "чатос" над Мадридом и зверская расправа фашистов с республиканским летчиком круто повернули мою судьбу. Я решил научиться летать. Уходя в бой, всегда помню о том неизвестном пилоте, погибшем за свободу Испании.

Ариас обернулся на звук заработавшего двигателя.

- Мне пора, друзья!

Испанец поднял в приветствии сжатую в кулак руку. Через минуту И-16 оторвался от взлетной полосы.

Из-за гор вынырнула пятерка истребителей. Они пронеслись над центром летного поля и, приглушив моторы, стали заходить на посадку. На горизонте показалось еще несколько самолетов.

С профессиональным интересом летчики следили за посадкой вернувшейся из боя эскадрильи. Про себя отметили: времени тратят меньше, чем в обычных условиях. Пока все не сели, моторы заруливавших самолетов работали на малом газу и ни один летчик не покинул кабину.

На ближнюю к палаткам стоянку, в центре которой нетерпеливо подпрыгивал, размахивая руками, механик, заруливал истребитель; на его киле были нарисованы одно в другом два белых кольца - опознавательный знак эскадрильи. Из кабины "чато" выпрыгнул плотный, широкоплечий летчик. Взяв из рук моториста белый эмалированный кувшин, он большими глотками стал пить. Тонкие струйки текли по его лицу и на выгоревшую от солнца летную кожаную куртку. Сняв шлем, он взъерошил рукой мокрые темно-русые волосы.

Добровольцы слышали, как механик, обращаясь к летчику, непрерывно повторял:

- Камарада Родриго! Камарада Родриго! Значит, это и есть Анатолий Серов, командир эскадрильи.

Но поговорить с комэском им так и не удалось. Резко зазвонил привязанный к небольшой стремянке

телефон. Взяв трубку, Серов сделал знак рукой.

Сухо треснул выстрел ракетного пистолета. Описав

[120]

дугу, зеленый шипящий комок ударился о землю и рассыпался сотнями искр.

Летчики бросились в кабины самолетов. По стоянке гуетливо забегали, запуская двигатели истребителей, автостартеры. Над аэродромом повис гул заработавших моторов.

Вновь взвилась ракета. Не выруливая на старт, истребители звеньями устремились в небо. Подстраиваясь на ходу к ведущему, они быстро набрали скорость и исчезли за вершинами гор. Над летным полем медленно оседала пыль, взвихренная ушедшей в бой эскадрильей...

ИСПЫТАНИЕ БОЕМ

Под вечер с гор потянул едва ощутимый прохладный костерок. Сидя на ящиках из-под боеприпасов, Евгений Степанов и командир звена Антонов вели неспешный разговор. Возле истребителя работал механик Степанова Лирике.

- Ты на каких типах истребителей летал? - спросил Антонов. - Последний год на И-16.

- Что за беда: кто ни приедет в Испанию, все на "И-шестнадцатом" летали. Наверняка и ты просился в эскадрилью "москас".

- Просился.

- Зря. И-15 - хорошая машина. Самолет маневренный, на фигурах устойчивый. В бою с "фиатами", да еще над горами, "чато" незаменим. Правда, с "мессерами" сложнее, в особенности на вертикалях... Знаешь что: садись сейчас в кабину. Раз на "шестнадцатом" летал, на И-15 тебе нетрудно будет.

С удовольствием вдохнул Степанов тот особенный, с юности знакомый запах смеси эмалита, бензина и масла, который отстаивается в кабине каждого самолета.

Командир звена подозвал механиков. Те подняли я пост самолета и поставили его на козелок.

- Сидеть удобно? - спросил Антонов.

- Да!

- Как обзор?

- Нормальный.

Подошел автостартер, и механик начал соединять его хобот с храповиком винта истребителя.

- Сделай две пробежки по земле, потом взлетай.

[121]

Я тебя прикрою. Смотри, верти головой на триста шестьдесят, шею не жалей. Здесь, - он указал рукой в небо, - раззяв не любят.

Заработал двигатель. Знакомый рокот мотора, лямки парашюта, туго обхватившие плечи, и задрожавшие на циферблатах приборов стрелки привели Степанова в привычное состояние предполетной собранности.

Известно в авиации: летчик показывает себя на взлете и посадке. И хотя задание, которое получил Евгении от своего инструктора, было простое, курсантское, Степанов знал, что за его полетом будут наблюдать несколько десятков опытных, придирчивых глаз, и волновался. "Не опозорься", - приказал он себе.

Сделав две пробежки по земле, Евгений взлетел. Взлет и посадка прошли нормально. Это он понял по улыбке и ободряющему жесту механика Энрике. Снова уйдя в воздух, он набрал высоту и выполнил каскад фигур высшего пилотажа. Вверху Евгений видел кружившийся самолет Антонова.

Маневренный "чато" понравился Степанову.

Сумерки легли на горы и землю, а Евгений продолжал крутить одну за другой пилотажные фигуры. Подлетел Антонов и показал рукой вниз. Истосковавшись по самолету, Степанов был готов до бесконечности носиться на своем вертком истребителе по еще незнакомому небу Испании. Но время было идти на посадку...

Еще два дня ушли на отработку приемов воздушного боя. Вот когда Евгений в полную меру оценил виртуозное мастерство своего наставника. Веселый и шумливый на земле, Антонов в воздухе становился собранным, напористым. От его внезапных, стремительных атак деться было некуда.

- Учти, Женя, - говорил командир звена, - хотя в небе места много, но когда самолеты сходятся в бою, и воздухе становится тесновато. В этой тесноте и сутолоке нужно видеть все: противника и своего командира, товарища, которому следует помочь, и многое другое. Поэтому все время смотри, смотри и смотри... И еще, как говорил Суворов, идя вперед, знай, как воротиться. Это к тому, чтобы ты очертя голову в драку не лез.

На третий день Серов в учебном воздушном бою проверил подготовку прибывших в эскадрилью добровольцев. После приземления коротко сказал:

- Можно в бой...

[122]

Смеркалось. Потемнели невысокие горы на горизонте. Над аэродромом тишина.

О чем-то негромко поет механик Серова Карлос, помогая Энрике подкрасить белым эмалитом выведенную на борту самолета шестерку. Механики - земляки, оба из Хихона, шахтерского города на севере Испании.

Вдоль взлетной полосы медленно идет открытая легковая машина. Летчики-ночники дежурного звена осматривают направление взлета. Укутанные брезентом истребители ждут своего часа.

Этот час для Евгения наступит с рассветом. Завтра в бой!

У себя на Родине Степанов не был новичком в небе. Там он летал на первоклассных по тому времени истребителях. Те, кто дал ему крылья, знали свое дело хорошо. Но завтра... "Завтра в прицел твоего истребителя войдет не в парусиновый конус-мишень, не белый квадрат на полигоне - завтра перед тобой будет реальный противник", - так говорил Степанову час назад Серов.

С карабином в руке мерно прохаживается по стояние одетый в серый комбинезон и легкие парусиновые туфли часовой. Обманчива тишина на войне. В любой момент она может взорваться гулом моторов, разрывами бомб, треском пулеметных очередей.

Евгений лежит на порыжевшей от солнца траве. Уходить с аэродрома не хочется. "Чато" в полном порядке, но Энрике целый день возится у самолета. Еще бы! Его хефе {26} завтра идет в свой первый бой.

На землю рядом со Степановым присел Михаил Якушин. Сегодня он командир ночного патруля. Михаил быстро сдружился с вновь прибывшими пилотами.

- Что, о завтрашнем дне думаешь?

- О чем же еще...

- Понимаю! Ты давно летаешь, Женя?

- Семь лет. А что?

- Сколько раз ты видел разрывы зенитных снарядов?

- Раза два, - неуверенно проговорил Степанов.

- Ну и я не больше, пока не приехал сюда. В первом боевом вылете попали мы под сильный зенитный огонь. Наше звено - шли мы справа от Еременко - рва-

[123]

нулось в сторону. Потом пришлось догонять ведущего. Нужно сказать, здорово растерялись. А в начале июля мы впервые столкнулись с "мессершмиттами". Ты учти - машина опасная. Немцы сажают на "мессеры" лучших, проверенных пилотов. Мы уже слышали, что такие машины у фашистов есть, но в бою с ними еще не встречались. Так вот, в том бою я дал маху - моментально у меня на хвосте очутился фашист. Наверное, не пришлось бы нам с тобой беседовать, если б не Леня Рыбкин. Он заметил, что пулеметные трассы обжигают мою "восьмерку". Дело решали секунды. Леонид довернул свой "чато" и нажал гашетки. "Мессер" окутался паром и повалился вниз. Видно, Рыбкин повредил ему систему охлаждения мотора. После боя осмотрели хвостовое оперение моего истребителя - пробоин насчитали столько, что пальцев на руках не хватило...

- А куда же делся этот Рыбкин? - спросил Евгений. - Почему его сейчас в эскадрилье нет?

- Беда случилась. Дня за два до вашего прибытия Леня вышел из строя. Кровоизлияние у него от перегрузок, почти ослеп.

- Жалко.

- Хочу тебе, Женя, напомнить, еще вот о чем: "фиата" близко не подпускай. Из четырех пулеметов у него два крупнокалиберных, а они как секиры.

- Учту, Миша.

К ним подошли Энрике и Карлос.

- Эста тодо комформэ! Все в порядке! - доложил механик.

- Тебе пора отдыхать, Женя, - поднимаясь, сказал Якушин. - Аста маньяна! До завтра! - попрощался Михаил с механиками.

Летчики медленно пошли вдоль стоянки. Часовой отсалютовал карабином.

- А ты, Миша, быстро научился испанскому.

- Благодаря самим испанцам. Наши главные учителя - механики. Они нас учат испанскому, мы их - русскому. Надо же понимать друг друга.

Подойдя к дому, Евгений еще несколько минут постоял на улице. По небосклону скатился яркий золотистый комок. Метеорит, наверное... На другой стороне улицы послышались аккорды гитары, мягкий баритон запел протяжную песню.

Евгений осторожно прикрыл калитку и вошел в дом.

[124]

Утром эскадрилья ушла к линии фронта. Это был первый боевой вылет Никиты Сюсюкалова, Семена Евтихова, Виктора Кустова, Михаила Котыхова, Григория Попова, Алексея Горохова и Евгения Степанова.

На исходе двадцатая минута полета. Степанов летит правее Антонова. Он ведомый.

Показалась линия фронта. Блеснула извилистая лента реки Эбро. Эскадрилья резко отвернула от курса. "Неужели противник?" - заволновался Степанов. Истребители, набирая высоту, нырнули в синеющее между облаками окно. Пропали все наземные ориентиры. "Чатос" летели над белой пеной облачности, расстилавшейся от горизонта до горизонта.

Сигнал Серова - и эскадрилья отвесно пошла вниз. "Зачем мы теряем нужную для боя высоту? Ведь противника нет?" Едва Евгений успел это подумать, как ниже себя заметил пятнистые от камуфляжа самолеты. Сливаясь с фоном местности, они мчались к переднему краю.

Противник! Забыв о наставлениях, данных ему перед вылетом, Степанов уже ничего, кроме фашистских истребителей, не замечал. Пальцы обеих рук впились в гашетки пулеметов, воздух располосовали пулеметные очереди. Только когда "чатос" прорвались сквозь боевой порядок "фиатов", Евгений отпустил гашетки.

После первой атаки строй эскадрильи раскололся на отдельные группы.

Евгений уже не видел ни Антонова, ни Серова. С трудом разбираясь в происходящем, он пятнадцать минут носился среди крестастых машин. В глазах мелькали свои и фашистские самолеты. Входили и выскальзывали из прицела "фиаты". В бешеном хороводе крутились самолеты, земля и серо-оранжевые горы.

Бой оборвался внезапно. Маневрируя, "фиаты" ушли к Сарагосе, под защиту своих зениток. Неожиданно для себя Евгений опять оказался рядом с Антоновым. Тот махнул рукой, давая сигнал подстроиться.

"Что ж теперь будет? Командира потерял, ни одного фашиста не сбил. Не похвалят меня за этот вылет", - удрученно думал Степанов.

Показался Бахаралос. Над аэродромом кружилось несколько И-15. Командир звена подал сигнал идти на посадку.

Евгений нехотя вылез из кабины. Подошел Антонов.

[125]

- Как, камарада, понюхал пороху? Чего грустный? Утомился?

Евгений с удивлением посмотрел на командира звена:

- Утомиться не утомился, а веселиться вроде бы не| с чего.

- Как не с чего? Двоих фашистов свалили, свою пехоту и танки прикрыли. Разве мало?

- Ведь не я сбил.

Антонов свистнул:

- Ах вот ты о чем. Если после каждого вылета так убиваться будешь, надолго тебя не хватит.

- Пустят опять в бой?

- Серова спроси.

Командир эскадрильи закончил короткий разбор вылета. Поблагодарив Мастерова и Короуза за сбитых "фиатов", он задержал Антонова и Степанова.

"Обо мне разговор будет", - подумал Евгений. |

- Давайте присядем. В ногах правды нет. Серов опустился на землю. Присев на корточки, Антонов чертил пальцем что-то у своих ног. Степанов, опустив голову, не шевельнулся.

- Расскажи, Женя, что в воздухе видел? - спокойно спросил Серов. - И не стой, садись.

На лице командира светился неподдельный интерес к тому, что ответит летчик, вернувшийся из первого в своей жизни боевого вылета.

- Что видел? - переспросил Степанов - "фиаты" видел. По-моему, бой недалеко от Сарагосы вели. Взглянув на Серова, он замолчал.

- Так много сразу рассмотрел? Как тебе "фиат" показался? - постукивая спичечным коробком о пачку "Казбека", спросил Анатолий.

- Смахивает немного на И-15.

- А есть различия?

- Конечно. Вытянутый нос. Обтекатели на шасси. Радиатор. Да и крупнее он нашего И-15.

- Ты сам все это увидел или тебе Антонов перед вылетом расписал?

- И Антонов, и сам.

- Почему издалека огонь по фашистам открыл?

- Не знаю. Какая-то лихорадка охватила. Пикирую, пальцы к гашеткам прилипли - не оторвешь. Потом началось такое...

Серов посмотрел на Антонова и улыбнулся. Ему по-

[126]

нравилось, что Степанов честно рассказывает все как было.

- Знаешь, кто на "фиатах" летает?

- Известно, итальянцы.

- В общем, правильно. Хотя и не одни итальянцы. Но всяком случае, на фашистских истребителях летают подготовленные пилоты. А ты забыл об этом. Давай посмотрим на тебя со стороны. Согласен? В бою ты вел себя храбро, но неосмотрительно. Огонь с дальней дистанции открыл. Что же получилось? Во-первых, израсходовал впустую боезапас. Во-вторых, пилоты противника по такой стрельбе сразу могли догадаться, что ты еще "зеленый". Ну, а дальше сам додумай, что могло произойти. Хорошо, что он, - Серов кивнул на Антонова, - далеко от тебя не отходил.

- Я рядом никого не заметил, - удивился летчик.

- Помнишь пословицу: "Один в поле не воин"? Ты сегодня воевал, вернее, пытался воевать один. Бросил ведущего, вывалился из строя эскадрильи. Хорошо, что не попал в окружение этих волков. - Серов чиркнул спичкой о коробок. - Сгорел бы, как она. Понял?

- Тяжело все-таки в настоящем воздушном бою, - признался Евгений. - Накрутился. Голова гудит...

- Легко о войне кинофильмы смотреть да девушкам байки гнуть, - вмешался все время молчавший Антонов.

- Ну как, Антонио, пустим его еще раз? У Евгения перехватило дыхание.

- Хватка есть. Будет мозгами шевелить - будет летать, - подвел итог Антонов. Командир эскадрильи встал.

- Готовься. Пойдешь справа от меня. Но не отрываться, - погрозил он пальцем Евгению.

Прошла неделя. Уже не раз Евгений Степанов уходил в небо войны. Вместе с товарищами сопровождал Р-зеты. Огражал налеты фашистских бомбардировщиков. Летал с Серовым на разведку к Уэске и Сарагосе. Но на его счету еще не было ни одного сбитого фашиста. Это удручало летчика.

Полчаса назад Анатолий Серов произнес свое уже павшее привычным: "Время в полет".

Эскадрилья подошла к линии фронта. Разворот. Завиднелись пригороды Сарагосы. И тут со стороны Ибе-

[127]

рийских гор появились двухмоторные машины. Над ними и по сторонам вились "фиаты".

Степанов несколько раз качнул самолет. Комэск сделал рукой успокаивающий жест: "Вижу".

"Нужно атаковать! Чего он медлит?" - волновался Евгений. И только когда "чатос" со стороны солнца бросились в атаку, он оценил выдержку Серова.

Серов и Короуз в упор расстреляли флагман бомбардировщиков. Опустив вниз остекленный нос, самолет пылающим факелом врезался в оливковую рощу.

Степанов атаковал замыкавший колонну бомбардировщик. Сближаясь, он успел рассмотреть вытянутый веретенообразный фюзеляж, обрубленные концы крыльев и двухкилевое хвостовое оперение самолета. Широкие моторные гондолы придавали незнакомой машине внушительный вид. "Нет, это не "юнкерс", у того форма крыла другая". Нацелившись в пространство между килями, Евгений старался поймать в перекрестие прицела кабину пилота. "Да ведь это "Дорнье-17", - осенила его догадка.

Евгений нажал гашетки. Фашист огрызнулся огнем. "Попробую с нижней полусферы". Опять на "чато" посыпался раскаленный металл. "Значит, у него и внизу пулемет? Нужно подойти ближе". Евгений подвел истребитель под углом к фюзеляжу бомбардировщика. Выбросив темные капли бомб, "дорнье" увернулся в сторону. Увеличив скорость, он устремился к Сарагосе. "Уйдет, проклятый!" Резким переворотом Евгений ввел машину в пике. К нему кинулись два "фиата". Открыв огонь с дальней дистанции, их пилоты пытались отсечь "чато" от бомбовоза.

"Чато" нырнул под пулеметные трассы фашистских истребителей. "Фиаты" пронеслись выше. Евгению казалось, что он уже целую вечность кувыркается возле будто заколдованной от огня фашистской машины.

Наконец в перекрестии прицела появилась передняя часть "дорнье". Степанов нажал гашетки, свинцовый град ударил в бомбардировщик. Из правой моторной гондолы потянулся дым. Самолет лениво качнулся. Евгений вновь нажал гашетки. "Дорнье" вспыхнул. Задрав вверх хвост, волоча за собой широкий буро-коричневый шлейф дыма, бомбовоз скользнул на левое крыло и стал падать на город.

Как завороженный, Степанов смотрел на падающую

[128]

вражескую машину. "Сбил, сбил, сбил", - стучало в висках... Забыв о том, что бой не окончен, он снижался вслед на горящим бомбардировщиком. "Дорнье" несся к серому прямоугольнику, на котором выделялись три ярко-оранжевые трубы. "Цементный завод", - догадался Евгений, вспомнив инструктаж Серова. Какое-то шестое чувство заставило летчика оглянуться. Он увидел подсвеченный солнцем серебристый диск винта - сзади на него делал заход "фиат". Всей спиной он ощутил дульные срезы раскаленных стрельбой пулеметов фашистского истребителя. Неужели конец?..

Евгений резко ввел машину в переворот. Противник промедлил. Но все же очереди пулеметов "фиата" полоснули по хвостовому оперению. "Чато" сразу сорвался в штопор.

Над островерхой крышей Сарагосского собора Евгений с трудом вывел в горизонтальный полет едва не врезавшийся в землю истребитель. Осмотрелся. Атаковавший его "фиат" падал вниз. Над ним стремительно набирал высоту И-15. "Кому-то я жизнью обязан", - подумал Степанов.

После посадки к нему первым подбежал Антонов:

- Молодец! Поздравляю!

Командир звена так радостно улыбался, будто не было только что этого изнурительного боя и над каждым из них не висела смертельная опасность. Товарищи дружески хлопали Евгения по плечу. Энрике восторженно смотрел на своего командира.

Подошел Серов:

- Ну как?

- Сбил!

Серов взглянул на хвостовое оперение самолета. Подергал свисавшие с обшивки стабилизатора и рулей клочья перкаля, пощупал пробоины в крыльях.

- Как же ты вывернулся?

- Сейчас не отвечу. Нужно подумать. Командир эскадрильи улыбнулся:

- Думай. За сбитый хвалю! А то, что разрешил фашисту себе на хвост сесть, - плохо.

Голос был строг, но глаза комэска смотрели доброжелательно.

Сигнал с командного пункта вновь поднял истребители в воздух. Степанов остался на аэродроме. Остаток дня вместе с Энрике он проработал у израненной

[129]

машины. Пришлось вспомнить навыки, полученные когда-то в железнодорожном училище и планерном кружке...

Еще Иван Еременко ввел в эскадрилье правило: по окончании дня обмениваться мнениями о проведенных боях.

Так было и в этот вечер. Под брезентовым тентом столовой царило оживление. Пришла долгожданная почта. Бережно разрывали конверты с письмами. Жадно набрасывались на газеты и журналы, присланные из Советского Союза.

Ужин не начинался. Ждали командира эскадрильи, уехавшего на Каспе, в штаб истребительной авиагруппы. Когда вошел Серов, вслед за ним появилась официантка Сильвия - смуглая, стройная девушка с копной иссиня-черных волос, в которые были умело вплетены красные и белые розы. Всегда сдержанная и застенчивая, она вдруг подбежала к комэску и несколько раз поцеловала его. Оставив на середине палатки застывшего от изумления Серова, Сильвия вслед за ним расцеловала сидевших рядом Антонова и Степанова. Поцелуй пришелся и на долю смущенного Вальтера Короуза.

- Но э компрэндидо! Не понимаю! - поднял руки вверх Анатолий.

- Муй аградэсидо! Очень вам благодарна! Ой кумпло десиочо аньос! Сегодня мне восемнадцать! Грасьяс пор су обсэкьо! Благодарю за подарок!

Сильвия подняла вверх три растопыренных пальца. Только тут летчики поняли, что сбитые два "дорнье" и "фиат" Сильвия приняла как подарок ко дню своего рождения. Ведь поцелуи достались тем, кто сегодня одержал победу в воздушном бою.

Начались шумные поздравления. Из-за стола вышел Рыцарев. Подойдя к девушке, он поклонился.

- Бриндемос пор вуестра салут! Пьем за ваше здоровье! - громко сказал Александр.

Подняв над головой бокал искристого вина, девушка сделала реверанс...

Когда ужин подходил уже к концу, Антонов постучал вилкой о край тарелки:

- Внимание! Сегодня у нас есть еще один именинник. Но только, тезка, не проси, чтобы я тебя поцеловал. Пусть

[130]

лучше Сильвия сделает это еще раз, - подмигнул он Степанову.

Услышав постукивание о тарелку и свое имя, Сильвия, почти не понимавшая по-русски, подумала, что камарада Антонио просит добавочную порцию. Скользнув за перегородку, она поставила перед ним полную тарелку жареного картофеля с большим куском баранины:

- Сирбасэ устэ! Угощайтесь, пожалуйста!

- Это тебе вместо второго поцелуя, - поддел Антонова Якушин.

Палатка наполнилась дружным смехом.

- Слушать будете? - с трудом остановил развеселившихся летчиков Антонов.

Дальше Степанов узнал о прошедшем бое такие подробности, которых он и не подозревал. Очень образно пересказал Антонов все мучения Евгения с "дорнье". Рассказал так, будто сам сидел в кабине его истребителя. В некоторых местах рассказа кто-то из летчиков вставлял замечание или отпускал острое словцо.

К Евгению наклонился Серов:

- Не обижаешься?

- Нисколько. Даже интересно.

- Если так, то хорошо. Да, а ты поблагодарил летчика, который снял "фиата" с твоего хвоста?

- До сих пор не знаю, кто это был. Думал, мой спаситель сам объявится.

Серов укоризненно покачал головой и глазами показал на Антонова.

Выйдя из столовой, добровольцы небольшими группами медленно двинулись к белевшему в темноте зданию общежития. Прохладный ветер шелестел листьями деревьев. В небе громоздились темные облака. Ярко вспыхнула молния, за горами раздались раскаты

грома.

- Всегда так. Погрохочет-погрохочет, а дождя нет. Удивительно здесь природа устроена, - сказал шедший рядом со Степановым Антонов.

- Нам еще привыкать и привыкать к Испании. А хорош, значит, я был, если со стороны посмотреть, - проговорил Степанов, все еще находившийся под впечатлением только что прошедшего разговора.

- Ты все об этом? Думаешь, мы в первых боях выглядели лучше? Уверяю - нет. Но первый бой, в особенности первый сбитый самолет, многому учит.

[131]

- Знаешь, у меня до сих пор перед глазами этот "дорнье" крутится...

- Знакомое чувство. Ты хоть сегодня ужинал с аппетитом. А я как сбил первого фашиста, так о еде и сне забыл. От радости носился по аэродрому и хвастал. Еременко это надоело. Вызвал к себе и сказал: "Не перестанешь бегать по стоянкам и приставать ко всем со своим "юнкерсом" - отправлю заведовать хозяйственной частью вместо Альфонсо. Там и наговоришься".

Помолчали.

- Хочу поблагодарить тебя, Антонио, - решился наконец Степанов. |

- За что? - удивился тот.

- Извини, что поздно. Ведь это ты срезал "фиата"?

- Пустяки...

Евгений крепко сжал руку товарища.

Не раз после этого памятного дня Степанов поднимался в огненное небо войны. Испания, Монголия, Западная Белоруссия, Карельский перешеек, небо Москвы... В неравном бою сбивал врагов. Видел гибель друзей. Сам, израненный, покидал горящую машину. Но первый сбитый над Сарагосой фашистский "дорнье" запомнился навсегда...

Утром истребитель сверкал свежей краской, и, только присмотревшись, можно было обнаружить аккуратно поставленные заплаты. "Молодец Энрике! Отличная работа". И тут Степанов увидел завернувшегося в моторный чехол крепко спящего механика - видимо, тот всю ночь не отходил от самолета.

Евгений присел на ящик, стоящий у истребителя. Вынул из планшета блокнот и начал быстро наносить карандашом на бумагу свой "чато", здания Сарагосы, горящий фашистский бомбардировщик. Он хотел зарисовать финал вчерашнего боя.

Подошли Антонов и Аделина. Командир звена придирчиво осмотрел самолет. Удовлетворенно сказал:

- Золотые руки у твоего механика. Потом заглянул в блокнот Степанова.

- А похоже, - удивленно протянул он. - На память Сильвии за вчерашний поцелуй?

- Нет, для себя.

Голоса разбудили механика.

[132]

- Вылазь, Энрике, из своей спальни, - засмеялся Антонов. - Нагрузил тебя новый командир работой?

Энрике Гомес, с осени тридцать шестого года работавший с советскими летчиками, все еще с трудом изъяснялся по-русски. Ему на помощь пришла Аделина.

- Не страшно, камарада Антонио. Эта машина живучая. Помните, в каком виде ее из-под Мадрида привезли?

- Как не помнить, - откликнулся Антонов и, обернувшись к Степанову, объяснил: - На твоем "чато" раньше Миша Петров летал. Горел он над Мадридом...

С волнением выслушал Степанов рассказ о посадке на нейтральной полосе, о спасении советского летчика республиканскими бойцами, о том, как Рыцарев и Энрике с помощью солдат из-под носа марокканцев вытащили обгоревший истребитель и через несколько дней восстановили его. Узнал Евгений и о том, что Еременко, веря в возвращение Петрова, долго не разрешал никому летать на его самолете.

Пока Антонов говорил, Энрике печально качал головой. Потом сказал:

- Несколько раз я ездил к Михио. А он все улыбался: "Мы с тобой еще повоюем, Энрике". Но мой командир так и не вернулся. Ожоги оказались очень тяжелыми. Его отправили в Валенсию, а потом в Советский Союз...

Евгений положил руку на плечо испанца:

- Не знал, что летаю на таком истребителе...

- Женя, покажи ему рисунок, - попросила Аделина. Евгений вынул из планшета блокнот. Энрике с интересом рассматривал карандашный набросок: "чато" в развороте, ниже - падающий "дорнье".

- Вот так мы с тобой фашиста завалили, Энрике! Испанец смутился, но видно было, что слова Степанова ему понравились.

- Камарада Эухенио, подарите мне ваш рисунок, - попросил он.

Степанов вырвал из блокнота листок. В углу сделал надпись: "Моему испанскому другу Энрике Гомесу в память о первом сбитом нами фашисте".

- Мучас грасьяс! Большое спасибо! Бережно сложив рисунок, Энрике засунул его в карман комбинезона.

[133]

В дальнем конце аэродрома заработали моторы истребителей. Антонов взглянул на часы:

- И нам пора.

В воздух взвилась сигнальная ракета. Евгений быстро надел парашют, застегнул шлем.

- К запуску, Энрике!

- По-испански это будет "эн марча", - подсказала Аделина.

- Эн марча, - повторил Степанов.

- Я готов, мой командир! - ответил Энрике.

КРЫЛЬЯ АСТУРИИ

Над Альберисией медленно вставал рассвет. С севера, со стороны залива, появились темные дождевые облака, а над ребристой грядой Кантабрийских гор протянулась розовая полоска зари.

Вместе с рассветом на землю Астурии и северной части Старой Кастилии вновь обрушилась лавина артиллерийского огня и авиационных бомб...

Двое суток назад группировка мятежников, пополненная переброшенными из-под Брунете марокканскими частями, легионерами и бригадами "Наварра", при мощной поддержке авиации начала наступление вдоль шоссейной и железной дорог Валенсия - Сантандер. А на исходе ночи 16 августа соединения итальянского экспедиционного корпуса нанесли удар с востока. Они рвались к перевалам Кантабрийских гор - отсюда открывалась дорога в глубь Астурии.

Чтобы помочь защитникам севера, республиканское командование в эти дни в глубокой тайне готовило наступление на Арагонском фронте в направлении на Сарагосу. Этим предполагалось оттянуть с севера часть сил мятежников и интервентов...

Эскадрильи Ивана Евсевьева и Леопольда Моркиляса готовились к вылету в район южнее Рейносы, куда выходил авангард мятежников.

Невдалеке от стоянок, развернув полетную карту, разговаривали командующий авиацией Северного фронта Мартин Луна и его советник Федор Аржанухин.

- Есть добрые вести, коронель, - проговорил Мартин Луна.

[134]

- На нашем фронте добрые вести? - удивился Аржанухин.

- Си, коронель, - улыбнувшись, подтвердил командующий. - Имеются сведения, что к нам на пополнение прилетят "москас". Приведут их молодые испанцы, недавно закончившие обучение в Советском Союзе.

Луна ногтем провел на карте линию от Алькалы-де-Энарес к Сантандеру.

- Они повторят маршрут эскадрильи камарада Ухова. Мне известно, что они прекрасно подготовлены. А вас, коронель, буду просить выделить в качестве дублера их командира одного из советских летчиков.

- Но мне пока ничего не известно, - пожал плечами Лржанухин.

Луна развел руками:

- Шифровки, как часто бывает, могут прийти в последнюю минуту. Сегодня ночью к нам прилетал транспортный "Дуглас". Офицер связи передал мне устное распоряжение Игнасио Сиснероса - готовиться к приему "москас".

- Это серьезная помощь. Ведь в эскадрилье И-16 осталось всего четыре летчика. Правда, - улыбнулся Аржанухин, - теперь и Рафаэль Магринья считает себя "русо пилото".

- Он гордится, что летает ведомым камарада Иванио {27}. Признаться, я опасался, сумеет ли он так быстро переучиться. Теперь вижу, что боялся зря...

Над аэродромом взвились сигнальные ракеты. Луна и Аржанухин направились к центру летного поля, откуда удобнее было наблюдать за взлетом уходивших в бой истребителей...

В эскадрилью Ивана Евсевьева Рафаэль Магринья попал при таких обстоятельствах.

В бою над Торрелавегой "чато" Рафаэля получил более двухсот пробоин. Все же испанец привел истребитель к своему аэродрому. Но при заходе на посадку заклинило работавший с перебоями двигатель. Едва коле-га самолета коснулись земли, как отвалилось хвостовое оперение. Магринья остался без боевой машины. С этого дня его словно подменили: всегда веселый и общительный, он стал хмурым и неразговорчивым. А через не-

[135]

сколько дней в эскадрилье "москас", прикрывавшей прорыв в порт Хихона кораблей с медикаментами и боеприпасами, выбыл из строя Владимир Николаев. Он был тяжело ранен. Потеряв много крови, летчик нашел в себе силы посадить машину на берегу залива. В бессознательном состоянии его подобрали рыбаки и доставили в госпиталь Хихона; один из них отдал свою кровь для переливания советскому пилоту. А исправный И-16 перегнали на Альберисию.

И вот Рафаэль Магринья стал подолгу проводить время у оставшегося без пилота истребителя. Механик самолета охотно отвечал на вопросы Рафаэля, а однажды разрешил ему забраться в кабину.

- Думаешь оседлать "мушку"?

- Если бы разрешили! - вздохнул Магринья.

- Трудно будет, машина скоростная.

- Но истребитель стоит без дела. Разве это годится?

За этим разговором их застал комэск Иван Евсевьев.

- Ты чем здесь занимаешься? - спросил он сидевшего в кабине Рафаэля. >

Не понимавший по-русски Магринья все же догадалася, о чем его спрашивают.

- Готовлюсь летать на "мушке", - смело ответил он и для убедительности шевельнул рулем высоты и элеронами.

Комэск задумался. Для того чтобы выпустить в полет на скоростном И-16 пилота, летавшего раньше на И-15, следовало сначала вывезти его на двухместном учебно-тренировочном истребителе. Но такой машины у них не было. Смущало Евсевьева и то, что испанец не знает русского языка. Как объяснить ему особенности пилотирования на И-16?

Все это Евсевьев попытался объяснить Магринье.

- Но, мой капитан, я знаю много русских слов, - горячо возразил Рафаэль. И раздельно произнес: - Товарищ Ленин! Революция! Коммунизм!

В короткие перерывы между боями Евсевьев и Кузнецов, неплохо овладевший испанским языком, начали заниматься с Магриньей. Испанец оказался способным учеником.

Не без сожаления отпустил Леопольд Моркиляс одного из лучших пилотов своей эскадрильи. Но когда Ма-

[136]

гринья обратился к нему за разрешением, Моркиляс ответил так:

- Довелось мне на Южном фронте летать вместе с одним "камарада русо" - фамилия его Баранчук. Он учил меня воевать. Учил и русскому языку. Так вот, есть у русских такая поговорка: "Ни пуха тебе, ни пера".

...Сгорели пущенные с командного пункта зеленые ракеты. Ревя моторами, пошли на взлет "москас". За ними в воздух устремились "чатос". Приняв боевой порядок, они легли на курс к южным склонам Кантабрийских гор.

Показалась объятая пожаром Рейноса. Обогнув с востока город, "чатос" вышли к крутому изгибу шоссейной и железной дорог Паленсия - Сантандер. Вскоре они обнаружили две колонны фашистских танков и автомашин.

Пересекая курс республиканским истребителям, в воздухе встала плотная стена зенитного огня. Тогда от строя отделились Ладислав Дуарте, Сан Хосе и Хуан Комас. Они бросились на огневые позиции зенитных орудий и пулеметов. Остальные по сигналу Моркиляса обрушили на фашистов мелкие бомбы и ливень пуль.

После третьего захода шоссе потонуло в клубах черного дыма. Рвались боеприпасы, пылали цистерны с горючим. В последний раз "чатос" пронеслись над разгромленной колонной и развернулись на север.

Иван Евсевьев, "москас" которого осуществляли прикрытие, видел, как выскочивший последним из дыма "чато" был прошит очередью крупнокалиберного зенитного пулемета. Вспыхнув, он едва не врезался в склон горы. Летчику все-таки удалось вырвать машину из пике. Охваченный огнем истребитель устремился вдогонку за эскадрильей.

Летевшие выше основной группы Евсевьев и Магринья, снизившись, шли на некотором удалении от попавшего в беду летчика. По бортовому номеру они определили, что горит самолет Сан Хосе. "Тяни, браток, тяни, еще немного до своих осталось", - хотелось крикнуть Евсевьеву, знавшему, что ожидает летчика в случае посадки на территории, занятой мятежниками. Понимал это, конечно, и Сан Хосе. Едва истребители оказались над позициями своих войск, он повел самолет вниз. Пылающий "чато" приземлился на обрывистом берегу горной реки. Выскочив из кабины, летчик в горящей одежде бросился к воде. Путь ему преградили разрывы артилле-

[137]

рийских снарядов: линия фронта была рядом. Но он бежал, падал, поднимался и вновь бежал к спасительной воде.

Заметив, откуда стреляла фашистская батарея, Ев-севьев пулеметным огнем разогнал расчеты орудий. На бреющем полете он пронесся над местом вынужденной посадки Сан Хосе. Увидев лежащего в воде летчика и спешивших к нему республиканских бойцов, комэск еще раз прошел над вражеской батареей, поливая фашистов пулеметным огнем. Затем он поспешил догонять своих.

Эскадрилью Леопольда Моркиляса и прикрывавшую ее тройку И-16 они догнали над Торрелавегой.

Подойдя к Альберисии, "чатос" пошли на посадку, а "москас", не меняя высоты, стали над аэродромом в круг.

Евсевьев настороженно всматривался в серую пелену над горизонтом. И вдруг увидел: над заливом, под облаками крадутся фашистские бомбардировщики. Фашисты летели двумя группами, видимо намереваясь напасть на аэродром. Условным сигналом комэск указал Демидову, Кузнецову и Козыреву на летающие лодки "дорнье". А сам вдвоем с Рафаэлем, прикрываясь облаками, пошел на сближение с "савойями" второй группы.

Ошеломленные дерзкой атакой, бомбовозы попытались уклониться в сторону. Этим минутным замешательством и воспользовались республиканские истребители. Им удалось сбить одну "савойю".

И в тот же момент от кромки облаков на встречно-пересекающемся курсе к Евсевьеву бросился "мессершмитт". "Охотники подошли", - мелькнуло в голове у комэска. Навстречу "мессеру", закрывая своим истребителем командира, рванулся Магринья. Тремя длинными пулеметными очередями он пронзил врага. Густо задымив, вражеский истребитель рухнул в залив.

Рафаэль вновь пристроился к ведущему. Знаком он показал Евсевьеву, что у него кончились боеприпасы. "И горючего у нас не больше как на десять минут боя", - подумал комэск.

В просвете между облаками мелькнули еще несколько остроносых силуэтов "мессеров". Слева неслась пятерка "фиатов". Фашистские бомбовозы отходили, уступая поле боя истребителям. Вновь над заливом закрутилась смертельная карусель. Маневрировать по вертикали меша.ли спускавшиеся все ниже и ниже облака. Бой шел на виражах.

[138]

Круг, в котором носились республиканские и фашистские истребители, постепенно сужался, то опускаясь к волнам залива, то снова вздымаясь к облакам. Вдруг Евсевьев увидел, как на Рафаэля Магринью сверху бросился "мессер". Бортовое оружие испанца молчало. Он только успел развернуться навстречу врагу. Четыре дымные трассы вонзились в самолет Магриньи. Одновременно Евсевьев вогнал в "мессершмитта" весь остаток своих патронов. Разматывая сизый шлейф дыма, фашистский самолет волчком завертелся в воздухе. Над самыми волнами залива из его кабины выпрыгнул летчик, но парашют не успел наполниться воздухом.

Падал вниз и самолет Магриньи. Смотреть на это было невыносимо мучительно. Тяжело раненный в грудь, умирающий Магринья пытался совладать с собой и с непослушной машиной. А в затуманенном сознании Рафаэля проносилось самое дорогое...

Небо. Мальчишкой он лазил на самые высокие скалы у Таррагоны. "Хочу достать до неба", - говорил он друзьям. "Зачем тебе небо? В нашем городе каждый второй рыбак. Лучше посмотри, как прекрасно море", - отвечали ему. "Достану", - упрямо твердил Рафаэль. Революция дала крылья сыну бедного рыбака...

Ляля... Месяц назад он провожал ее из Хихона;

Ляля возвращалась в Россию. Она несколько раз поцеловала его, повторяя: "Береги себя, береги..." Прощально прогудел гудок парохода. Давно скрылся из виду быстроходный лайнер, а Рафаэль еще долго стоял на причале...

Все ближе и ближе береговая черта. Все ниже опускается к воде короткокрылый ястребок Рафаэля. А Евсевьев ничем не может помочь другу. Только про себя решает: "Как быть, если вдогонку идут фашистские истребители? Таранить? Да, таранить, но спасти Рафаэля"

Только бы дотянуть до берега! Вот уже прибрежная песчаная коса... Неожиданно машина испанца, опустив нос, с крутым правым креном резко пошла вниз. В последний момент Рафаэль вывел "моску" в горизонтальный полет. Но истребитель ударился о гребни волн, опрокинулся и скрылся в морской пучине.

Не веря в случившееся, вне себя от горя, Евсевьев несколько раз прошел над местом, где упал самолет Магриньи. Но море было пустынно. Только свинцовые волны набегали на песчаную косу...

[139]

Подготовка к перелету республиканских истребителей на север, совпавшему с предстоящим наступлением на Арагонском фронте, потребовала дополнительных мер дезинформации противника. Прилетевшим из Эль-Кармо-ли на Алькалу-де-Энарес молодым испанским пилотам

было объявлено, что они будут направлены на Южный фронт.

Из Альберисии "дуглас" доставил вызванного Птухиным Сергея Кузнецова. На время перелета ему предстояло возглавить девятку И-16. А собиравшемуся лететь вместе со своими питомцами Плыгунову за несколько часов до отлета приказали вновь возвратиться на Эль-Кармоли. Туда прибывала еще одна группа испанских пилотов, подготовленных в Советском Союзе, - в короткие сроки их надо было ввести в боевой строй.

Штабы республиканской авиации и советских летчиков-добровольцев разработали план предстоящего прорыва на север, который был утвержден командующим Игнасио Сиснеросом. Из тридцати двух испанских пилотов, прилетевших с Плыгуновым из Эль-Кармоли, для переброски на север отобрали всего восемь. Это были: Тарасона, Фрутос, Гонсало, Прадо, Уэрта, Саладригас, Токеро, Ране. Лидером истребителей был назначен Александр Сенаторов, экипаж которого не раз летал над Старой Кастилией и Астурией. Лидер и истребители должны были стартовать с Алькалы на рассвете 18 августа. Об этом знали немногие...

На исходе ночи летчики, ожидая приезда командующего ВВС Игнасио Сиснероса, находились в готовности у своих машин. Птухин давал последние указания экипажу лидера и Сергею Кузнецову. Здесь же находились Кутюрье и провожавший своих питомцев Плыгунов.

Едва посветлел горизонт, как приехал возвратившийся с Арагонского фронта Сиснерос. Поздоровавшись с советскими авиаторами, он вместе с Птухиным направился к строю испанских пилотов.

- Фирмес! Смирно! - скомандовал Кузнецов. Пытливо всматриваясь в лица молодых пилотов, Сиснерос медленно обходил строй. Сам отличный летчик, он прекрасно понимал всю сложность предстоящего им перелета. Впереди триста пятьдесят километров воздушного пути, из них больше двухсот - над территорией, занятой противником. С аэродромов Авилы, Сеговии, Бургоса, Витории фашисты могут поднять не один десяток

[140]

истребителей для перехвата лидера и идущих за ним И-16.

Два месяца назад он провожал в такой же рискованный полет эскадрилью Валентина Ухова. В ее составе находились опытные воздушные бойцы. И все же у Сиснероса тогда, как и сегодня, щемило сердце. Сейчас на север летят юные, необстрелянные пилоты. Опасен предстоящий рейд. Может быть, не все дойдут до Сантандера. Но другого выхода нет. Север ждет помощи...

- По самолетам!

Вспыхнула ракета. Рассекая воздух, рванулся со старта лидер. Вслед за ним на взлет пошли истребители. Когда от полосы оторвался последний самолет, Плыгунов, придирчиво наблюдавший за взлетом, тихо произнес:

"Молодцы!"

Птухин ободряюще потрепал его по плечу:

- Не грусти. Пожелаем ореликам удачи. Тебе же за них, Сережа, спасибо.

Истребители догнали СБ и, подойдя вплотную, как бы застыли сзади и выше него. Экипаж лидера внимательно следил за своими ведомыми.

- Хорошо идут. Даже не верится, что это молодые, - проговорил штурман Душкин.

Вот уже и Мадрид. В переговорном устройстве раздался голос стрелка-радиста Иванова, заменившего в этом вылете Мирека:

- Испанцы крыльями истребителей качают.

- Прощаются со столицей. Когда им вновь придется летать над ней! - откликнулся Сенаторов.

Развернувшись над Мадридом, лидер взял курс на север. Над горной грядой Сьерра-де-Гвадаррама они прошли на высоте пять с половиной километров. Бортовые термометры показывали тридцать градусов ниже нуля. Оглянувшись, Кузнецов придирчиво осмотрел строй. Чуть растянувшись, испанцы летели следом за ним. Нормально. Но как дальше будет? Ведь предстоит подняться еще на полторы тысячи метров, а на борту истребителей нет кислородного оборудования. И хотя Сергей знал, что иначе нельзя, что успех их перелета зависит от высоты и скорости, волнение не покидало его. Стрелка высотомера на приборной доске его истребителя подходила к семи тысячам метров...

[141]

- Прошли линию Центрального фронта, - предупредил экипаж СБ Душкин.

Теперь они летели над территорией, занятой врагом. По мере приближения к ставке Франко - Бургосу - напряжение летчиков возрастало.

Едва показался Бургос, как впереди и ниже республиканских самолетов небо вспучилось дымными шапками зенитных разрывов.

- Стреляют, - это прозвучал спокойный голос Сенаторова. - Зато истребители проспали нас.

- Проснуться недолго, - охладил его Душкин. Когда прошли ощетинившийся огнем Бургос, снизились до пяти тысяч метров. В кабинах потеплело, стало легче дышать. Кузнецов почувствовал, как спадает напряжение. Он был доволен своими ведомыми. Вспомнились слова Плыгунова: "За этих ребят ручаюсь, как за себя". Осматривая строй испанцев, он не предполагал, что в этот момент штурман лидера Иван Душкин крикнул в переговорное устройство: "Впереди под нами противник!" Сенаторов коротко приказал: "Приготовиться к бою!".

Прекратив снижение, СБ несколько раз качнулся с крыла на крыло. Тут и Кузнецов заметил расплывчатые силуэты идущих встречным курсом "фиатов". За ними показались двухмоторные Ю-86, над которыми летели истребители прикрытия. Но находившиеся значительно ниже фашисты не заметили лидера и истребители. Очевидно, они никак не ожидали встретить над своей территорией идущие с юга республиканские самолеты.

Южнее Торрелавеги лидер и истребители миновали линию Северного фронта. Показался объятый огнем Сан-тандер. Теперь уже совсем близко Альберисия - цель их полета.

Развернувшись над бухтой, где по-прежнему стояли военные корабли Англии и Франции, осуществлявшие "контроль" за действиями воюющих сторон, самолеты подошли к аэродрому. Серия красных ракет с земли запретила посадку. Нетрудно было понять почему: вся посадочная полоса дымилась воронками от бомб. Ярко пылал ангар. Садиться было некуда.

- Вот откуда они, сволочи, возвращались! - выругался Душкин. - Что будем делать, командир?

На летное поле выскочил "пикап". Объезжая воронки, он помчался к восточной границе аэродрома. В его

[142]

открытом кузове горела дымовая шашка. Удерживая самолет силой моторов, Сенаторов осторожно подвел его к краю полосы и мягко прикоснулся колесами к земле.

Вслед за лидером сел Сергей Кузнецов. Не выключив мотора, он выскочил из кабины и поднял над головой белый флажок, разрешая посадку своим ведомым. Только когда села последняя машина, Сергей услышал рядом голоса. Он оглянулся. К месту приземления подходили Федор Аржанухин и Мартин Луна.

- Вовремя вы прилетели. Ох, как вовремя, - здороваясь, проговорил Аржанухин.

- Грасьяс, Сергио, - обнял Кузнецова Луна.

- Где же Евсевьев и Моркиляс? - спросил Сенаторов.

- Штурмуют фашистов в горах. А вот и они, легки на помине, - указал Аржанухин на подходившие к Альберисии истребители.

В этот день в Сантандере не оказалось авиационного бензина.

- Только тот, что в баках истребителей, - сокрушенно сказал Сенаторову Аржанухин. - Последние недели все время перебои с доставкой горючего.

- А мы рассчитывали уйти от вас с наступлением темноты. Как же быть? Бензина, который у нас остался, до Мадрида, пожалуй, хватит. Но всякое может случиться в пути.

Аржанухин озадаченно молчал. Бензин снабженцы обещали доставить только к вечеру следующего дня. Но и держать большой двухмоторный самолет на подвергавшемся непрерывным бомбежкам аэродроме было рискованно.

- А что, если один бак залить автомобильным бензином? - предложил Луна. - У нас есть полтонны, самого высшего качества. Обратно будете лететь на авиационном. Ну, а если деваться будет некуда, переключите на бак с автомобильным. Работать двигатели будут. Правда, не знаю, потянут ли.

Когда слова командующего перевели Сенаторову, он воспрянул духом. Дело в том, что во время испытаний СБ, в которых ему довелось участвовать, опробовались разные сорта горючего, и моторы самолета, к удивлению специалистов, работали.

[143]

Решено было следующей ночью выпустить экипаж Сенаторова в обратный полет.

Ночью "юнкерсы" нещадно бомбили Сантандер и Альберисию.

- Пронюхали, шакалы, что ты, Александре, привел "москас", вот и не жалеют бомб, - сказал Луна, приехавший проводить экипаж Сенаторова в обратный путь.

- Фронт у вас Северный, а жарко, как на юге, - вздохнул Душкин.

- Если не жарче...

Пришел с радиостанции Аржанухин.

- Вас на Алькале ждут с рассветом.

Набирая скорость, "катюша" устремилась в темноту. Оторвавшись от земли, самолет низко пронесся над крышами Сантандера. В нескольких местах яркими факелами пылали зажженные "юнкерсами" дома.

- Под нами залив. Разворот...

Душкин не успел закончить фразу. Темнота раскололась ярким светом прожекторов и вспышками зенитных снарядов. Слепящий луч ударил в глаза Сенаторову. На мгновенье он потерял ориентировку. Что-то ударило в самолет. Раздался треск. Машину дернуло в сторону и швырнуло вниз. Еще не осознав, что произошло, ослепленный, оглушенный Сенаторов резко положил самолет на левое крыло.

Наконец понял: они напоролись на огонь военных кораблей, осуществлявших морской надзор согласно решению лондонского Комитета по невмешательству.

На пути СБ вспыхивали все новые и новые лучи, зенитки стреляли яростно. Командир бросил самолет вниз и ввел в разворот.

Но вот позади остались метавшиеся по небу лучи прожекторов. Самолет окутала темнота...

Вечностью показалась экипажу эта огненная минута. Каждый из них по-своему пережил необычный даже на войне взлет в слепящих лучах прожекторов, под градом зенитных снарядов.

- Где мы? - переведя дух, спросил Сенаторов.

Ему казалось, что машина уходит в сторону от побережья.

- Прошли мыс Майор. Набирай высоту и доворачивай круче на юг. Через минуту уточню курс, - откликнулся штурман.

[144]

- Не отверни командир сразу влево, падать бы нам в залив, - раздался голос стрелка.

- Командир-то не растерялся. А ты уже нырять приготовился? - Штурман совсем успокоился, и в голосе его слышалась насмешка.

- Что ж они, сволочи, по фашистам не стреляли, когда те Сантандер бомбили? - не унимался Иванов.

- Родственники. По шуму моторов своих узнают, - усмехнулся штурман. - Подлецы! Похоже, только и ждали нашего взлета. Дружно все у них получилось: прожектора, зенитки.

- Да-а...

В самолете надолго замолчали. Моторы тянули свою привычную песню. Ярко сверкал фосфор на циферблатах приборов. Неподвижно застыл в усыпанном звездами небе тонкий серп луны. Экипаж выполнял привычную работу...

Уже не первый раз совершал экипаж Сенаторова полет на отрезанный от центра страны север республики. 12 августа эскадрилья СБ нанесла бомбовый удар по фашистскому аэродрому в Леоне. Летели днем на высоте шесть тысяч метров, без сопровождения истребителей. Летчикам помогли разведчики - астурийские шахтеры, установившие время обеда на Леонской авиабазе. Налет на Леон был повторен 13 августа...

Светало. Самолет подходил к Мадриду, когда чихнул и стал давать перебои правый двигатель. Сенаторов переключил питание на бак, в которы-й был залит автомобильный бензин. Мотор заработал, но звук его был уже не тот, к которому привык экипаж.

Когда на серебристых крыльях "катюши" блеснули первые лучи солнца, впереди показалась Алькала, крутые берега реки Энарес, линия железной дороги Мадрид - Гвадалахара.

- Дошли, - облегченно вздохнул Сенаторов. Бортовые часы показывали три часа пять минут. Ровно сутки назад они взлетели отсюда и взяли курс на север...

Следующей ночью на аэродром Альберисия сел прилетевший из Валенсии "Дуглас". Он доставил нового советника авиации Северного фронта Виктора Адриашенко. Федор Аржанухин получил другое назначение.

[115]

Этим же самолетом был отправлен тяжело заболевший Леопольд Моркиляс. С 20 августа эскадрилью "чатос" стал водить в бой Ладислав Дуарте.

ВСЕМ В ВОЗДУХ!

В туманный рассвет 22 августа над линией Арагонского фронта рассыпались сигнальные ракеты. Горы Сьерра-де-Алькубьера и долина реки Эбро огласились выстрелами танковых пушек и артиллерийских орудий. Атаковав противника в полосе протяженностью девяносто километров между Тардиэнтой и Бельчите, республиканские войска начали Сарагосскую операцию.

С раннего утра "чатос" летали на прикрытие Р-зетов, которые бомбили опорные пункты фашистов Кодо, Кинто и Медиану.

Боевое напряжение и жара изматывали летчиков. В промежутках между вылетами они едва успевали выпить стакан сидра и выкурить папиросу. В ответ на предложения Сильвии и Терезы что-нибудь поесть просили только прохладительный напиток.

Днем на Бахаралос прилетел усталый, осунувшийся Еременко. Вместе с эскадрильями Александра Гусева, Ивана Девотченко, Григория Плещенко и Мануэля Са-рауза он уже побывал в нескольких боях.

Собрав летчиков, Еременко своим глуховатым голосом предупредил:

- Смотрите в оба, ребята. Между Бельчите и Сара-госой стали появляться большие группы "мессеров". Да и прятаться им для внезапных атак, как видите, есть где.

Еременко указал на тонкую пелену облаков, сквозь которую просвечивало небо.

- Слетаю я с вами. Не возражаете? - спросил он, устало опускаясь на землю под крыло истребителя. - В напарники, Анатолий, дай мне Эухенио {28}

- А третий?

Иван Трофимович хитро улыбнулся:

[146]

- А третий - лишний.

- Понятно.

- Останься, поговорим, - обратился Еременко к Степанову.

Евгений сел рядом в тени. Некоторое время Иван Трофимович молча лежал на спине, прикрыв веки, затем спросил:

- Как полагаешь: звеном из трех самолетов в бело легко управлять?

Евгений пожал плечами. Этот вопрос не раз возникал в разговорах летчиков. Единого мнения на этот счет не было. Он ответил, как думал сам:

- В простом полете нетрудно, а вот в бою управление теряется, вы же знаете. Впрочем, мне рано делать выводы: воюю недавно.

Сев поудобнее, Иван Трофимович вытянул вперед руки, изобразив ими летящие самолеты. Левую руку он выдвинул несколько вперед, правую оттянул назад и приподнял над левой. Евгений вопросительно посмотрел па него.

- Не понимаешь?

Еременко двинул вперед ладони и показал ими несколько маневров.

- Был у меня заместителем Виктор Кузнецов. Сейчас он уже дома. Великолепный летчик. Так вот, пробовали мы с ним против фашистов парой драться. То я ведущий, то он. В чем суть? Ведомый прикрывает ведущего, он его щит.

- Значит, действительно, третий - лишний?

- Только здесь существует одно жесткое условие:

ведомый ни в коем случае не должен отрываться от ведущего, - продолжал Еременко. - Воздушные бои показали, что пара более маневренна и управляема. После Кузнецова мы с Леонидом Рыбкиным летали парой, хорошо получалось.

"А пожалуй, он прав. Ведь многие об этом же толкуют, например, Антонов и Якушин", - подумал Евгений.

- Значит, ведущий - меч, а ведомый - щит? - проговорил он. - Но в наставлениях...

- Видно, устарели кое-какие наставления, - улыбнулся Еременко.

Заговорили о предстоящем вылете. Договорились о порядке построения, взаимного прикрытия, уточнили сигналы,

[147]

- Только ни в коем случае не отрываться. От начала и до конца мы должны быть как связанные, - еще раз напомнил Иван Трофимович...

К исходу дня республиканские танки и пехота вышли в район Уэрвы. Перерезав шоссейную и железную дороги, они прервали сообщение между Уэской и Сарагосой.

Незадолго до наступления темноты эскадрилья Серова подошла к району прорыва. В сумеречном небе стоял дым пожаров. У станции Уэрва, за насыпью железной дороги, шел сильный огневой бой между фашистской артиллерией и республиканскими танками. Станция горела.

Еременко и Степанов летели под нижней кромкой облаков. Ниже шла девятка И-15 во главе с Анатолием Серовым. Разворот на юг. Показался удерживаемый противником пылающий Вилья-Майор.

Неожиданно Еременко рванулся вверх. Евгений устремился за ведущим. Проскочили тонкий слой облаков, и только тут Степанов увидел: в густо-синем небе летела целая стая фашистских самолетов. Это были итальянские легкие бомбардировщики "ромео". Евгений впервые встречался с ними. "Ромео" внешне походил на "фиата", только двухместная кабина с турельным пулеметом отличала его от истребителя. "Чатос" оказались сзади и ниже фашистской эскадрильи, замыкавшей боевой порядок "ромео". Еременко решительно пошел на сближение и тут же сбил одного из фашистов. Проскочив выше строя вражеских самолетов, И-15 вновь устремились в атаку. В упор Еременко расстрелял второй "ромео". Он ни разу не обернулся - все внимание на противника. "Значит, верит, что я надежно его прикрываю", - подумал Евгений.

Все это произошло в считанные мгновенья. Увидев падающие горящие машины, Серов понял, что выше идет воздушный бой. Рассредоточившись по звеньям, эскадрилья пробила облака и навалилась на противника.

Еременко и Степанов, набрав высоту, прикрывали своих товарищей от возможных атак фашистских истребителей. Пять горящих "ромео" один за другим исчезли в облаках.

Стало темнеть. Фашисты, отстреливаясь, ушли на запад. "Чатос" развернулись к Бахаралосу.

После посадки Еременко спросил Евгения:

- Ну как, парой удобнее в бою?

[148]

- Неплохо. Но, честно говоря, я сперва не понял вас, когда вы вверх пошли.

- А фашисты - хитрецы, хотели из-за облаков бомбы на наши войска сбросить. Не удалось...

В полдень 24 августа "чатос" возвратились из третьего за день боевого вылета. Облокотившись о крыло истребителя, Евгений Степанов просматривал "Правду" - только что прибыла почта. Он не сразу понял, почему так громко вскрикнул механик, до того спокойно готовивший вместе с оружейниками истребитель к очередному вылету.

- Смотрите! - показывал рукой в сторону гор Энрике.

Обернувшись, Евгений обмер. С запада курсом на Бахаралос шли фашистские бомбардировщики. Над ними едва видимыми черными точками кружились истребители.

Поперек летного поля неслась легковая машина. У стоянки "крейслер" резко затормозил:

- Всем в воздух! - скомандовал выскочивший из машины Серов.

В сторону от самолетов полетели стремянки. Один ,ча другим на взлет пошли Якушин, Евтихов, Добиаш, Короуз, Антонов, Горохов, Степанов.

Евгений Степанов шел низко над землей. В голове лихорадочно проносились мысли: "Взлетели впопыхах. Баки полностью не заправлены, ленты пулеметов наполовину пусты". И тут он увидел на одной высоте со своим самолетом два светлых остроносых моноплана. "Мессеры"! Это была первая встреча Степанова с новым немецким истребителем, недавно появившимся над Пиренейским полуостровом.

Самолеты сближались. Ведущий Ме-109 с ходу открыл огонь. Евгений выжидал. Когда в перекрестие прицела вписался серебристый диск винта и крылья "мессера" легли на горизонтальные нити, он дал очередь.

Избегая столкновения, фашисты рванулись в разные стороны и пропали из виду. "Неужели все-таки к аэродрому пошли?" И тут блеснули крылья пикировавших на него истребителей. "Попробуем сойтись на лобовых". Степанов взял ручку управления на себя. Из-под крыль-

[149]

ев "мессеров" брызнул пулеметный огонь. На крыле "чато" осталась рваная строчка. Степанов уже различал голубые коки винтов "мессершмиттов". Казалось, столкновение неизбежно. Но фашисты вновь отвернули.

Разворот. С двух сторон на "чато" шли фашисты. Евгений нажал гашетки, и трассы впились в один из "мессеров". Тот метнулся вверх, и тут Евгений в упор вогнал целую очередь в его живот. Истребитель опрокинулся на спину, вспыхнул и пошел вниз...

Как видно, фашисты рассчитывали застать и разбомбить эскадрилью на земле. Но "чатос" все-таки успели уйти в воздух. Теперь противнику на ходу нужно было менять план боя. "Курносые" отчаянно защищали подступы к своему аэродрому.

Первый "юнкерс" был сбит Короузом и Сюсюкало-вым. Видя, что внезапный налет не удался, флагман бомбардировщиков стал разворачиваться на обратный курс. "Мессершмитты" и "фиаты" прикрытия навалились на небольшие группы И-15, разрозненно взлетевшие с Бахаралоса. Но "чатос" дрались с яростным упорством. Это был первый визит бомбардировщиков на Бахаралос после того, как туда перелетела эскадрилья Серова. Летчики понимали, что следует сразу отбить фашистам охоту бомбить аэродром.

Впыхнул "фиат", расстрелянный Мастеровым. Вслед за ним - "юнкерс", зажженный Якушиным. Бомбовозы стали уходить на запад, вместе с ними "фиаты". В воздухе остались "мессершмитты".

Вышел из боя подбитый Горохов. Прикрываемый друзьями, он направился к своему аэродрому.

Оказавшиеся рядом Том Добиаш и Михаил Котыхов дрались против двух "мессеров". Их "чатос" получили уже солидную порцию свинца. Летчикам приходилось трудно, а на помощь товарищей вряд ли можно было рассчитывать. Михаил прижался к более опытному Тому. На вираже им наконец удалось поймать "мессера". Тремя очередями австриец поджег противника. Фашист, покинув истребитель, раскрыл парашют.

Тут Котыхов с удивлением заметил, что Том перевел истребитель в пике. "Что с ним?" - заволновался Михаил. Он устремился за товарищем. То, что увидел Михаил, поразило его. Подлетев к медленно спускавшемуся парашюту, австриец стал грозить кулаком висевшему на стропах фашисту. Потом он положил истреби-

[150]

тель в глубокий вираж и закружился около сбитого летчика.

Пилот "мессершмитта" приземлился в нескольких километрах от Бахаралоса. Рядом сел и "чато" До-биаша.

Подрулив истребитель к дороге, австриец, не выключая мотор, направился к запутавшемуся в стропах парашюта фашисту. Над ним пронесся самолет Котыхова. Добиаш махнул товарищу рукой по направлению к своему аэродрому, показывая, что у него все в порядке.

Увидев севший истребитель и подходившего с пистолетом в руке высокого летчика, фашист застыл. Он не успел освободиться от лямок парашюта и, сжав руками карабин грудной перемычки, уставился на Тома. Некоторое время они рассматривали друг друга. Фашист первым нарушил молчание:

- На какой территории я нахожусь?

- Во всяком случае, не на германской, - последовал ответ на немецком языке.

- Вы мой соотечественник! - обрадованно вскрикнул немец.

- К счастью, нет. Палачей испанского народа я не могу считать своими соотечественниками.

- Но мы с вами говорим на одном языке. Помогите мне! - взмолился фашист.

- Что ж, пожалуй, я могу оказать вам небольшую услугу.

- Какую?

- Попросить этих камарадас, - Том указал на бегущих от виноградников крестьян, вооруженных кольями, лопатами и мотыгами, - чтобы они вас не так сильно лупили.

Подойдя к немцу, Добиаш вытащил из его кобуры пистолет "вальтер".

- Это мне на память о нашей встрече. Правда, от негодяев подарки брать нехорошо. Но при случае он может пригодиться. Тем более, что эта система мне знакома.

Том Добиаш не стал объяснять фашистскому летчику, где и когда пришлось ему пользоваться пистолетом "вальтер". Это было в феврале тридцать четвертого года в Линце, где он сражался на баррикадах. Из таких пистолетов восставшие австрийские рабочие стреляли по солдатам, танкам и самолетам, которые бросил против

[151]

них премьер-министр Австрии Дольфус. Другого оружия у повстанцев тогда не было.

Том Добиаш сдал крестьянам взятого им в плен летчика. Сопровождаемый приветственными возгласами испанцев, он направил истребитель к Бахаралосу.

"Чатос" и подоспевшие им на помощь "москас" Григория Плещенко уже отогнали фашистов от аэродрома.

Продолжая наступление, соединения Арагонского фронта 25 августа овладели Вилья-Майор. Линия фронта пролегла в восьми километрах от Сарагосы.

На Южном фронте передовые части республиканских войск вышли на подступы к Гранаде. В эти дни рабочие завода Матрилья около Гранады, перебив фашистскую охрану и захватив три артиллерийских орудия и несколько пулеметов, ушли в горы.

На Северном фронте положение оставалось напряженным. Еще 23 августа фашисты перерезали все дороги из Сантандера в Астурию. В этот день Иван Евсевьев выполнил специальное задание командующего Северным фронтом. Прорвавшись к окруженному Сантандеру, он сбросил вымпел-приказ о направлении выхода республиканских войск.

В ночь на 2& августа противник ворвался в Сантандер.

С утра 26 августа, несмотря на продолжавшиеся сильные наземные бои в районе Бельчите, авиация противника активности не проявляла. Только на большой высоте над линией Арагонского фронта и ближайшим тылом рыскали воздушные разведчики.

Один Хе-111 был сбит взлетевшими с аэродрома Каспе Мануэлем Сараузом и Антонио Ариасом. Самолет упал в расположении республиканских войск. Среди обломков разбившегося о скалы "хейнкеля" была найдена уцелевшая фотокассета. В штабе авиации проявили пленку. Оказалось, что воздушный разведчик успел сфотографировать аэродромы Сариньены, Бахаралоса и Каспе.

- Вот что их интересует, - рассматривая принесенные Аржанухиным фотоснимки, задумчиво проговорил Птухин. - При случае ударят, это факт.

[152]

Начальник штаба (после возвращения с Северного фронта Федор Аржанухин был назначен начальником штаба советских летчиков-добровольцев и советником начальника штаба республиканских ВВС) молча развернул перед Птухиным полуобгоревшую полетную карту.

- Вот что, Федор, - продолжал Птухин, - нужно и нам собирать данные обо всех их аэродромах, расположенных в полосе Арагонского фронта.

Аржанухин согласно кивнул головой.

- Все? - спросил Птухин.

- В Сарагосе проходит фиеста в честь какого-то святого, покровителя города. Фашисты сегодня в воздухе почти не появляются.

- Перегруппировывают свою авиацию, - рассматривая карту, ответил Евгений Саввич. - А нам с тобой, Федор, нечего перегруппировывать. Маловато у нас самолетов.

- Сейчас в патрульном полете над линией фронта эскадрилья Девотченко. В готовности номер один "чатос" Серова.

- К вечеру я собираюсь на Бахаралос, а сейчас поеду к Сиснеросу. Беспокоят меня эти снимки.

На боевом аэродроме спокойная жизнь продолжается недолго. В полдень на Бахаралос позвонил из штаба Аржанухин:

- Посты ВНОС докладывают, что над Сарагосой кружит большая группа самолетов противника. Взлетай, но дальше Вилья-Майор ни шагу, - предупредил он Серова.

- Понял...

Фиеста в Сарагосе в этот час была в полном разгаре. Нарядные толпы заполнили узкие улицы и площади города. Люди не боялись авиации и артиллерии. Это была одна из особенностей гражданской войны в Испании: в воскресенья и праздники боевые действия с обеих сторон почти не велись. Но в этот день фашисты решили устроить над Сарагосой что-то вроде воздушного парада.

К городу на небольшой высоте подошли двадцать "фиатов". Впереди основной группы летел эскортируемый пятью истребителями "ромео", окрашенный в оран-

[153]

жевый цвет. Над ним развернутым фронтом шло до десятка "мессершмиттов". Дважды пройдя над Сарагосой, воздушная кавалькада направилась к Вилья-Майор. Тут-то и вырвалась из облаков девятка И-15 Серова. Удар республиканских истребителей был дерзок и стремителен. Им удалось сразу зажечь двух "фиатов". Но, увидев, что "курносых" во много раз меньше, фашисты быстро опомнились. Сверху на помощь им спикировали "мессершмитты". В небе завертелось огненное колесо.

Еще в момент первой атаки внимание летчиков привлек двухместный "ромео" с необычной для боевого самолета оранжевой окраской. По солидному прикрытию нетрудно было догадаться, что в нем находится кто-то из старших командиров фашистской авиации. Особенно заинтересовал огненный "ромео" Антонова. Командир звена принял смелое решение атаковать фашистского флагмана. Это было нелегко. Три "фиата" сразу бросились на дерзкого "чато", а два других остались охранять "ромео". Истребители противника издалека открыли огонь. И тут слева от "чато" Антонова навстречу фашистам пролегла длинная заградительная трасса. Антонов быстро обернулся. Сзади и выше своего самолета он увидел истребитель с бортовым номером двенадцать. "Кустов!" Не опасаясь теперь за свой тыл, Антонов решительно устремился вперед. Оранжевый биплан круто отвернул. Пулеметная очередь, выпущенная одним из "фиатов", срезала у "курносого" ветровой козырек. Упругие волны воздуха больно ударили летчика в лицо. Антонов резко переложил рули, мастерским зигзагом обошел оказавшегося перед ним "фиата". Теперь "ромео" был рядом. Пулеметные очереди впились в оранжевую машину.

Едва не зацепив колесами за крылья "ромео", "чато" перескочил через вспыхнувший фашистский самолет. Положив истребитель в боевой разворот, он увидел под собой два купола парашютов и валившуюся вниз оранжевую машину...

Гибель "ромео" явилась кульминационным моментом боя. Потеряв флагмана, фашисты бросились к Сарагосе. Их неотступно преследовали республиканские истребители.

Дальше произошло то, о чем долго вспоминали в эскадрилье Анатолия Серова.

[154]

"Чато" и "фиат" внешне были схожи друг с другом. Фашистские зенитчики не сразу разобрались, какие это самолеты вдруг появились над городом. И принялись палить без разбора.

В это время в городском соборе заканчивалась служба. Люди запрудили площадь. Услышав стрельбу, жители высыпали из своих домов. Им представилось драматическое зрелище: в небе носились "фиаты", а по ним вели бешеный огонь зенитчики. От своего зенитного огня фашисты потеряли еще несколько машин. Так закончилась "фиеста" в небе над Сарагосой...

Выпрыгнувший из горящего "ромео" экипаж ветром снесло на республиканские позиции. К месту приземления подбежали солдаты. Один из фашистов - пилот оранжевого биплана - сразу поднял руки вверх, второй пытался оказать сопротивление.

- Ты даже не предполагаешь, кого сбил! - сказал Антонову Серов, которого сразу после посадки потребовали к телефону.

- Почему не знаю? Знаю... Начальство какое-то...

- Командующий бомбардировочной группой Арагонского фронта Перес Пардо - вот кто там летел! Это еще не все. Мне Аржанухин сказал, что этот самый Пардо когда-то был у Сиснероса штурманом. А затем, как видишь, их пути разошлись...

- Где же он сейчас?

- В госпитале...

НА ВСТРЕЧНЫХ КУРСАХ

30 августа войска Арагонского фронта завершили окружение Бельчите. Гарнизон крепости, насчитывавший свыше двух тысяч человек, оказался в мешке. Впервые за все время боевых действий в Испании авиация противника создала "воздушный мост" между Сарагосой и окруженным Бельчите, куда с самолетов Ю-52 фашисты сбрасывали на парашютах контейнеры с боеприпасами, продовольствием и медикаментами.

В этот день в воздушном бою с "фиатами" эскадрилья Александра Гусева уничтожила три фашистских истребителя. Спустившийся на парашюте итальянский капитан заявил, что с Северного фронта в спешном порядке снимают и перебрасывают на аэродромы в

[155]

район Сарагосы истребительные и бомбардировочные группы. Он также сообщил, что из-под Сантандера вы ведена и направлена к Бельчите итальянская мотодивизия "Черные стрелы", усиленная немецкими танками...

Воздушная разведка подтвердила сосредоточение и направлении Бельчите фашистских танков, пехоты И марокканской кавалерии.

К исходу дня 31 августа на Каспе командующий республиканской авиацией Игнасио Сиснерос спешно собрал своих заместителей и советников. Были приглашены также Еременко и Сенаторов.

Два часа назад начальник генерального штаба республиканской армии полковник Висенте Рохо приказал Сиснеросу к рассвету следующего дня силами авиации Арагонского фронта подготовить удар по районам сосредоточения войск противника перед Бельчите. Часть сил выделить для поддержки республиканских частей, ведущих действия против окруженного гарнизона.

Времени оставалось в обрез. По пути из штаба фронта на Каспе, подняв стеклянную перегородку, отделявшую шофера от пассажиров, Сиснерос с Птухиным набросали предварительное решение. И если б даже ехавшая с ними Александровская не переводила скупые фразы, которыми они обменивались, им и так были бы понятны мысли друг друга, которые воплощались на карте Сиснероса в условные тактические знаки.

В тесном штабе собрались все вызванные на Каспе авиационные командиры. На сдвинутых столах разложена карта Арагонского фронта. Сиснерос начал сразу:

- Есть решение командования: завтра с рассвета в районе Бельчите осуществить удар по противнику с воздуха.

Медленно водя головкой измерителя по карте, командующий коротко изложил предварительный замысел. Распрямился, отошел от карты, спросил:

- Какие будут мнения и предложения? Птухин, Еременко и Сенаторов не раз присутствовали на подобных совещаниях, но никак не могли привыкнуть к манере испанских офицеров обмениваться мнениями. Часто разгорались такие страсти, что могло показаться, будто спорят и доказывают свою правоту

[156]

не товарищи по оружию, не начальники и подчиненные, а заклятые враги. К счастью, это было не так. Просто такова была манера испанцев, и к ней следовало привыкнуть...

С невозмутимым видом Сиснерос слушал. Наконец, когда все высказались и страсти улеглись, он, взглянув на часы, хлопнул ладонью по карте:

- Итак, камарадас, завтра на рассвете три эскадрильи И-16, которые возглавит камарада Арагон {29}, перехватят воздушное пространство между Бельчите и Сарагосой. Вслед за ними "чатос" капитана Чиндосвиндо с бреющего полета наносят штурмовой удар по головному полку дивизии "Черные стрелы". Камарада Александра, - обратился Сиснерос к Сенаторову, - ваша цель - танки.

Он обвел на карте синий кружок, в центре которого был нарисован ромб.

- Эскадрилья Р-зетов капитана Алонсо под прикрытием истребителей Родриго Матеу бомбардирует противника в опорных пунктах Бельчите. Две эскадрильи И-16 с Ихара и Сариньены - наш резерв. С рассвета они должны быть в готовности номер один. Все!

Взяв тонко отточенный карандаш, Сиснерос своим великоленным почерком сделал надписи на полях карты время взлета и подхода к району Бельчите истребитеельных и бомбардировочных эскадрилий.

- За работу, товарищи!

В долине Эбро еще курился седой туман, когда с аэродромов Арагонского фронта стали взлетать республиканские истребители и бомбардировщики.

В пять часов двадцать минут утра между Бельчите и Сарагосой группа Еременко, в которую входили эскадрильи Сарауза, Девотченко и Гусева, обнаружила идущих на встречных курсах не менее пятидесяти "Фиатов" и Хе-51. За ними шла вторая волна фашистских машин - это были бомбардировщики.

Конечно, все ждали встречи с авиацией противника, Но никто не предполагал появления такой огромной группы фашистских самолетов. Однако выбора не было. Республиканские истребители устремились в атаку...

[157]

Для Игнасио Сиснероса и Евгения Саввича Птухиня ночь на 1 сентября пролетела незаметно. Они почти не спали. С рассвета оба находились на наблюдательном пункте вблизи окруженного Бельчите, где ни на минуту не затихала артиллерийско-пулеметная стрельба.

Когда над ними прошла группа Еременко, Сиснерос, i щелкнув крышкой золотых карманных часов, удовлетворенно проговорил:

- По камарада Арагону и его летчикам можно сверять время.

- Но с ним летят и испанские летчики, - ответил Птухин. Сиснерос улыбнулся: |

- Я заметил, мой генерал, что вы неплохой дипломат. Не правда ли?

Над наблюдательным пунктом с ревом пронеслись И-15 Гонсалеса Чиндосвиндо.

- Как видите, я прав, - показал на циферблат часов Евгений Саввич.

Сиснерос, не отрываясь, наблюдал в бинокль завязку воздушного боя. Уже загорелось несколько самолетов. Раскрылись зонты парашютов.

- Пока волноваться нечего. Падают машины противника, - спокойно сказал Птухин.

Но это спокойствие давалось ему с большим трудом. Сиснерос оторвался от бинокля:

- Неужели фашистам стал известен наш замысел?

Птухин неопределенно пожал плечами. Такой же вопрос он уже задавал сам себе. И, понимая волнение Сиснероса, ничего определенного не мог ему ответить.

Откуда было знать в этот день командующему республиканской авиацией и его главному советнику, что вчера, в то же время, когда они на Каспе планировали нынешнюю операцию, на стороне фашистов в затемненной Сарагосе проходило аналогичное совещание. Командующий франкистской авиацией, его немецкие и итальянские пособники вырабатывали план действий авиационных групп по поддержке наземных частей, которые получили личный приказ Франко деблокировать Бельчите...

Становилось ясно, что предстоит большое воздушное сражение. Теперь все зависело от летчиков, для которых появление огромной массы самолетов противника, несомненно, явилось полной неожиданностью. Сиснерос

[158]

напряженно всматривался в небо. Посуровело лицо Птухина. На наблюдательном пункте установилось тревожная тишина.

Севернее Бельчите послышались взрывы. Ввысь потянулись бурые столбы дыма.

- Чиндосвиндо! - облегченно вздохнул Сиснерос. Над наблюдательным пунктом чуть растянутым клином, поблескивая серебром обшивки, прошли двенадцать скоростных бомбардировщиков.

- Кажется, все по плану, мой генерал?

Теперь Сиснерос был уверен, что фашистам не удастся внезапным ударом с воздуха пробить коридор к Бельчите.

- Мне думается, пора поднимать резервные эскадрильи с Сариньены и Ихара, - предложил Птухин. - Что-то долго Р-зеты и Чиндосвиндо обратно не возвращаются...

Капитан Алонсо вывел свою эскадрилью Р-зетов к Бельчите, когда воздушный бой был в самом разгаре, а "чатос" Чиндосвиндо штурмовым ударом расстроили боевой порядок головного полка дивизии "Черные стрелы".

На улицах объятого огнем Бельчите кипел ожесточенный бой. Сквозь дым и пламя на крышах уцелевших зданий, занятых республиканскими войсками, были видны флаги. Над боевыми порядками правительственных войск взвивались сигнальные ракеты, обозначая линию соприкосновения с противником.

Эти знаки были обусловлены заранее. От экипажей бомбардировщиков требовалась ювелирная точность: бои шли на улицах и площадях, и противников иногда разделяло расстояние, равное броску ручной гранаты.

Над казармами гражданской гвардии - основным опорным пунктом окруженных мятежников - Мигель Алонсо и его ведомые Мануэль Хисберт и Франсиско Рамос попали под плотный огонь зенитных пулеметов. Снизившись до двухсот метров, Р-зеты сбросили первую серию бомб. Вслед за разрывами на штурм казарм с нескольких сторон устремились республиканские подразделения. Алонсо и его ведомые вновь сбросили бомбы.

[159]

На третьем заходе, когда бомбардировщики подходили к цели, загорелось правое крыло у самолета Хисберта. Молодой пилот не растерялся. Он резко переложил машину на левое крыло и, срывая пламя, ввел ее в глубокое скольжение. Когда казалось, что Р-зет врежется в крышу полуразрушенной казармы, под самолетом Хисберта вздыбились султаны разрывов сброшенных им бомб. Из черного облака дыма появился почти потерявший скорость бомбардировщик с белым бортовым номером 13.

И тут подошли "фиаты"...

Когда камуфлированные "фиаты", с нарисованными на бортах черными котами атаковали Р-зеты, Евгений Степанов, Том Добиаш и Вальтер Короуз оказались в самом нижнем ярусе закрутившегося над Бельчите клубка. Выполняя свою задачу - прикрыть Р-зеты, дать им отбомбиться, "чатос" бросились на противника.

В момент резкого разворота от них оторвался Короуз. Добиаш, подбив "фиата", бросился вдогонку за фашистом. Евгений остался один. Вдруг он скорее почувствовал, чем увидел подстроившийся справа к его истребителю самолет. Вальтер? Евгений повернул голову, и дрожь пробежала по его спине. Рядом летел "фиат". Первым пришел в себя понявший свою оплошность фашистский пилот. Резко убрав газ, "фиат" отстал. И это чуть не стоило жизни Евгению. Проскочивший вперед "чато" оказался под пулеметами противника. От самолета полетели куски обшивки. "Ах ты, гад!" - Евгений, дав газ, одновременно рванул на себя ручку управления. "Чато" взмыл вверх. Потерявший скорость "фиат" не смог повторить его маневр. Выполнив полупетлю, Евгений бросил свой истребитель на противника.

Когда на солнце сверкнул бешено вращающийся винт фашистского истребителя, Степанов с силой нада-д вил пулеметные гашетки. "Фиат" вспыхнул, лениво лег яа крыло, опрокинулся вверх колесами и плашмя ударился о землю...

Евгений облегченно вздохнул. К нему подстроился Том Добиаш. Сблизившись с командиром звена, он большим пальцем левой руки показал вниз. Евгений понял: значит, добил Том атакованного им в начале боя "фиата".

Отстреливаясь из пулеметов, от Бельчите отходили Р-зеты. За ними потянулись прикрывавшие их "чатос".

[160]

Степанов оглянулся: до самого горизонта небо было заполнено самолетами, столкнувшимися на встречных курсах...

С секундной точностью флаг-штурман Иван Душкин вывел эскадрилью скоростных бомбардировщиков к району сосредоточения фашистских танков.

Над выжженными солнцем Арагонскими горами стелился густой дым. За десять минут до подхода эскадрильи Сенаторова по этому району нанесли удар "чатос" Чиндосвиндо.

- Вижу танки и бензоцистерны. Вытянулись километра на два вдоль лощины, - доложил наблюдавший за землей в бомбоприцел Душкин.

- Бросаем с ходу?

- Доворот влево пять градусов. Так держать! На боевом!

Сенаторов, прекратив маневр, вывел бомбардировщик в прямолинейный полет. Ровно гудят моторы. С знакомым треском рядом рвутся зенитные снаряды. Палец штурмана на боевой кнопке.

- Сброс!

Бомбы сорвались с замков.

- Сброс!

Следом за ведущим бомбят остальные экипажи.

- Сброс!

- В цель! - радостно кричит Мирек.

Внизу бушует огонь. Можно уходить.

Но тут произошло непредвиденное.

Из-под нижней кромки облака выплыли звенья фашистских бомбардировщиков "Савойя-Маркети-81". Сенаторов сразу понял: связанные боем республиканские истребители не смогут помешать бомбовозам прорваться к Бельчите. Что делать? Он хорошо знал маневренные и скоростные возможности своего СБ. И принял дерзкое решение: атаковать фашистов.

Когда двенадцать республиканских бомбардировщиков устремились навстречу "савойям", прикрывавшие их "фиаты" шарахнулись в сторону. Врезавшись в боевой порядок фашистских бомбовозов, республиканские летчики огнем турельных и штурманских пулеметов разметали их строй.

Сенаторов атаковал одну из "савой". Его СБ нырнул

[161]

под фашистский бомбовоз, и Душкин и Мирек пулеметными очередями как кинжалом распороли замасленное брюхо бомбардировщика. Вслед за командиром атаковали противника экипажи Владимира Шевченко, Петра Архангельского, Федора Пушкарева и другие.

Форсируя моторы и сбрасывая бомбы на свои войска, фашисты стали уходить.

Когда эскадрилья Сенаторова села в Лериде, Душкин сказал комэску:

- Если рассказать истребителям, как мы на "савой" в атаку ходили, трепачами назовут. Как думаешь?

Комэск промолчал. А штурман, любивший дисциплину, добавил:

- Как еще Хозе на это посмотрит? Не попало бы нам.

Сенаторов устало улыбнулся:

- Эх, Иван! Не знал бы я всех достоинств нашей "катюши", разве решился бы на атаку? И успокойся. За такие дела, штурман, не ругают. Это я уж, поверь, точно знаю...

Заметив подходящие к Бельчите резервные эскадрильи, Еременко облегченно вздохнул. Время нахождения в воздухе республиканских истребителей истекало. Многие летчики израсходовали боеприпасы. Кончалось горючее. Но они не выходили из боя.

На самолете Еременко отказало оружие. Последние десять минут пришлось резким пилотажем уходить от наседавших фашистских истребителей. Пристроившийся к нему Антонио Ариас из эскадрильи Сарауза отгонял фашистов от машины командира авиагруппы. Вместе они вышли из боя.

В первые минуты, когда в небе все перемешалось, Еременко обеспокоенно думал о молодых испанцах, впервые попавших в такую сложную ситуацию. Но его опасения оказались напрасными. Первые два "фиата" были сбиты как раз пилотами Мануэля Сарауза. Смелые атаки летчиков истребительной авиагруппы смешали ряды фашистов, и им пришлось позабыть свой план единовременного массированного удара по позициям республиканцев.

Заходя на посадку в Каспе, Еременко тревожно осмотрел стоянки. Отсутствовало несколько И-16.

[163]

Зарулив истребитель, командир авиагруппы увидел, что к нему бегут только что севшие Мануэль Сарауз и Иван Девотченко.

- Еще ни разу столько машин в небе не видел, - забасил Девотченко, вытирая платком бритую голову.

- Многовато, - согласился Иван Трофимович. В его ушах еще стоял звенящий гул моторов.

- У меня сбит Эмилио Эррера. И не вернулся Вилкин, - глядя на Еременко запавшими от перегрузок глазами, доложил Сарауз. - Мы пытались прикрыть Змилио. Он держался до последнего. Самолет весь в пламени, а они бьют и бьют. Эррера выпрыгнул. Поверите? Не человек, а ком огня падал вниз. Так и не раскрыл парашюта, - печально закончил Сарауз.

- Остальные все целы? А Вилкин что?

Вопрос Еременко остался без ответа.

- В чем дело, Мануэль? - Еременко с недоумением смотрел на совершенно растерявшегося Сарауза.

Вместо ответа тот вытянул руку по направлению к и взлетно-посадочной полосе. Еременко обернулся и невольно присвистнул. На Каспе садился "фиат"; вслед за ним планировал И-16.

- Вилкин? - крикнул Сарауз.

Фашистский истребитель уже бежал по полосе.

Все это было так неожиданно и неправдоподобно, что никто из находившихся на аэродроме в первую минуту даже не двинулся с места.

Окончив пробег, "фиат" остановился. Заходивший вслед за ним на посадку И-16 вот-вот должен был коснуться колесами земли. Остальное произошло в считанные мгновения...

Рыкнув мотором, "фиат", как ужаленный, рванулся вперед и пошел на взлет. И тотчас же пилот И-16, дав мотору полный газ, устремился вслед за "фиатом".

- Ах ты, сволочь! - бросаясь к своему самолету, закричал Девотченко.

Было ясно, что в суматохе боя итальянец заблудился и не понял сначала, что садится не на свой аэродром.

Вилкин догнал "фиата" и колесами неубранного шасси начал прижимать его вниз. Фашист рванулся в сторону, но молодой испанец преградил ему путь короткими трассами.

В небо уже поднялся Девотченко, но его помощь не

[163]

потребовалась. Насевший на фашиста Вилкин принудил летчика посадить свою машину на табачном поле в нескольких километрах от Каспе. Летчика-итальянца поймали и привезли на аэродром работавшие на уборке крестьяне...

Поздно вечером, когда в небе стих гул авиационных моторов, а горы поглотила темнота, Иван Еременко условным шифром, понятным только ему, записал в свой дневник следующее:

"1 сентября 1937 года. Рассвет. Район Бельчите. Самый крупный с начала Сарагосской операции воздушный бой. В течение дня эскадрильи совершили по 7 - 9 боевых вылетов.

Истребитель И-15 испанского летчика Гонсалеса Чиндосвиндо во время штурмовой атаки получил 130 пробоин. На изрешеченном самолете Чиндосвиндо совершил повторный вылет. "Чато" выдержал ...

Эскадрилья Анатолия Серова после сопровождения Р-зетов при подходе к Бахаралосу была встречена двенадцатью "фиатами". У половины летчиков эскадрильи отсутствовали боеприпасы. У всех кончалось горючее. Бой шел над самым аэродромом.

У Серова остановился двигатель. Он снижался, а его пытались добить фашисты. Командира прикрыли Михаил Якушин и Евгений Степанов. Истребитель Серова был настолько иссечен пулями, что после посадки у него пришлось менять крылья и хвостовое оперение.

Летчики эскадрильи в этом бою проявили завидное упорство. "Фиаты" вынуждены были уйти. Радуют Григорий Попов, Виктор Кустов, Михаил Котыхов, Никита Сюсюкалов, Семен Евтихов, Алексей Горохов, Евгений Степанов - лишь месяц они в Испании.

Итог дня:

Только на республиканскую территорию упало 26 сбитых самолетов противника. Взято в плен 19 фашистских летчиков. В числе сбитых известный франкистский ас капитан Карлос Айя...

Наши потери: два истребителя. И все-таки у фашистов большой количественный перевес. Но советские добровольцы и испанские летчики дерутся отчаянно".

Через двое суток в дневнике появилась еще одна запись:

[164]

"З сентября. Бельчите взят штурмом республиканских войск. Бои пошли на убыль..."

Бои на земле стали затихать, но борьба в воздухе продолжалась. В ночь на 15 сентября Иван Еременко в жестоком воздушном бою над Сариньеной уничтожил "юнкерса". После этого до середины ноября ни один фашистский бомбардировщик не осмелился ночью войти и зону Бахаралоса и Сариньены.

ВОЛОНТЕРЫ СВОБОДЫ

Наступил октябрь. К африканскому берегу Средиземного моря потянулись косяки перелетных птиц. Длиннее и прохладнее стали ночи, а по утрам на землю и горы ложился густой осенний туман. Зачастили дожди.

Временно оставив свою основную базу Бахаралос, "чатос" с аэродромов Сагунто и Сабадель прикрывали районы Валенсии и Барселоны. Они отражали налеты фашистских тяжелых бомбардировщиков, действовавших с аэродромов островов Ивиса и Мальорка.

В один из дней Степанов, готовясь к вылету вместе с Добиашем и Короузом, уже намеревался сесть в кабину истребителя, когда к самолету подъехал "крейслер". Из машины вышли Серов и широкоплечий двухметровый гигант, одетый в защитного цвета тесноватый китель и грубые желтые ботинки.

- Диос мио! Мой бог! - воскликнул Энрике, обрадованный появлением старого знакомого.

- Наш новый пилот. Брат Божко Петровича, погибшего над Брунетским выступом, - представил прибывшего Анатолий Серов.

Вытянувшись по стойке "смирно", великан отрапортовал:

- Петрович! Югославия! Салут!

- Так вот, Женя, этого богатыря отдаю на твое попечение. За несколько дней введи его в строй. Парень огнем крещенный, - хлопнув Петровича по плечу, проговорил Серов.

- Есть! Вернусь - займусь им, - с удовольствием оглядывая нового летчика, ответил Степанов...

В свободное от боевых вылетов, время Степанов стал

[165]

заниматься с Петровичем. Хорошо понимая по-русски, югослав внимательно слушал наставления своего нового инструктора. Выяснилось, что в летной школе Лос-Алькасареса, где обучался Добре Петрович, ему пришлось летать на нескольких типах самолетов. Дело было в том, что будущие пилоты учились на устаревших машинах; какая была исправна, ту и использовали для обучения.

- А на И-15 приходилось когда-нибудь летать? - спросил Евгений.

- Нет. Но я полечу. Ведь тебе командир приказал выпустить меня в воздух? - ничуть не смутился таким препятствием югослав.

- Приказал, - улыбнулся Евгений.

Добродушный великан пришелся по душе летчикам и механикам эскадрильи, в которой не забывали о его трагически погибшем брате. Все в Добре Петровиче располагало к нему: и его общительный, непосредственный характер, и его любовь к авиации, и необычные обстоятельства его жизни, о которых скоро узнали в эскадрилье.

Фашистский мятеж в Испании застал Петровича в югославском порту Сплит, куда он, демобилизовавшись из армии, приехал в поисках работы. С большим трудом Добре удалось устроиться в бригаду грузчиков, которая обслуживала лесовозы, доставлявшие в Англию ценные сорта древесины.

Из Испании тем временем приходили неутешительные вести. Франко, поддержанный Гитлером и Муссолини, используя предоставленные ими в его распоряжение оружие, денежные средства и воинские части, рвался к Мадриду.

"Я должен быть там, где честные люди дерутся с фашизмом", - сказал тогда себе Добре. Но как добраться до Испании? Королевское правительство Югославии объявило вне закона граждан своей страны, добровольно отправившихся сражаться на стороне Испанской Республики. Многие югославы, пытавшиеся пробраться к испанской границе через Италию и Германию, оказались в застенках гестапо и итальянской полиции.

Помог Добре случай. В октябре тридцать шестого года бригада грузила корабль, готовившийся к отплытию в Англию. Перед концом погрузки Петровича подозвал помощник капитана:

[166]

- У нас заболел матрос-такелажник. Хочешь на корабль? Я давно за тобой наблюдаю, парень ты крепкий, работящий.

Ошеломленный неожиданным предложением, Добре не сразу нашел, что ответить.

- Если согласен - оформляйся. В твоем распоряжении сутки.

Добре успел написать короткое письмо жене: "Я наконец получил хорошую работу, принят матросом на лесовоз. Ухожу в рейс. Возможно, он затянется надолго. Не волнуйся. Целую тебя и дочку..."

Пройдя Адриатику, лесовоз вошел в Средиземное море. За время плавания Добре выработал план действий: он решил при проходе корабля вблизи Испании добраться вплавь до республиканского берега.

На шестые сутки на горизонте появилась горная цепь. Услышав от штурманского помощника, что лесовоз будет проходить от берега в семи милях, Добре решил ночью покинуть корабль. "Доплыву..."

Так он и сделал. Всю ночь, ориентируясь по звездам, плыл Добре. Когда рассвело, югослав увидел испанский берег. Надежда с новой силой овладела им. Выплыл он к примостившемуся на скалистом берегу поселку. У небольшой деревянной пристани качалось с десяток рыболовецких баркасов. Шатаясь от усталости, он медленно побрел по мелководью и, выйдя на берег, тяжело опустился на мокрый песок.

Сбежался весь рыбацкий поселок. Югослава привели к дом алькальда. Напоили крепким кофе, растерли спиртом. Но во всем поселке для гостя не нашлось обуви и одежды подходящих размеров.

- Извините, мы не рассчитывали на ваше появление, - с присущим испанцам юмором сказал полуголому Добре алькальд. - Можно узнать, где рождаются такие богатыри?

- Югославия! - догадался Петрович, о чем его спрашивают.

Рыбаки подарили Добре пестрое шерстяное одеяло, завернувшись в которое он и предстал перед командиром отряда "милисианос" города Альмерия, куда югослава доставили на моторном баркасе.

Его единственными документами были матросский билет и фотография жены и дочери, завернутые в клеенку, но все же пострадавшие от морской воды.

[167]

- Хочу воевать с фашистами! - коротко сказал Добре.

Появление Петровича вызвало у испанцев восторженное удивление. В течение нескольких часов по приказу командира отряда ему сшили брюки и куртку, из толстого брезента смастерили какое-то подобие сандалий.

- Доедешь до Альбасете, там тебя приоденут, - на прощание сказал командир "милисианос".

В Альбасете, небольшом городке провинции Мурсия, был центр формирования интернациональных бригад. Добре зачислили в батальон имени Эдгара Андре, куда входили немцы, австрийцы, югославы, болгары, чехи и добровольцы из Скандинавских стран.

Испанские интенданты на чем свет стоит проклинали рост, непомерную ширину плеч и огромный размер обуви югослава. Наконец в старых королевских складах под Мадридом раздобыли для него одежду и обувь.

- Единственные экземпляры во всей Испании, - торжественно заявил Петровичу интендант, раскладывая на нарах обмундирование.

Восьмого ноября 1936 года 11-я интернациональная бригада под ликующие возгласы мадридцев чеканным шагом прошла по улицам столицы Испании. На правом фланге первой роты батальона имени Эдгара Андре шел огромный доброволец, на плече которого сидел улыбающийся мадридский мальчишка.

Бригада с ходу атаковала прорвавшихся к западной окраине города фашистов, преградила путь противнику в Университетский городок и вынудила его отойти на западный берег реки Мансанарес.

Немало друзей потерял Добре Петрович в боях за Мадрид. Не миновала пуля и его В одной из контратак в югослава из пистолета в упор выстрелил фашистский офицер. Тяжело раненный Добре успел штыком перебросить через себя врага. Ранение оказалось серьезным, пуля прошла рядом с сердцем. Но могучее здоровье югослава помогло победить смерть. Через три месяца Добре выписали из госпиталя, запретив участвовать в боях, но он настоял на своем и вернулся в бригаду.

От добровольцев-югославов Добре узнал, что его жену арестовала королевская полиция. "Напиши мужу, чтобы бросил воевать на стороне красных и вернулся на родину, тогда отпустим", - говорили ей. Но женщина

[168]

категорически отказалась выполнить это требование. Вместе с ней в тюрьме находилась и их дочь...

Настал день первого вылета югослава.

Петрович получил новый, сделанный на авиационном заводе в Реусе "чато". Машину обслуживал Хозе, механик Якушина, находившегося в госпитале.

- Как же он в кабине уместится? - шепотом спросил Хозе Степанова.

Евгений пожал плечами.

Петрович с помощью Хозе стал надевать парашют и тут начались неприятности Оказалось, что подвесная система спасательного парашюта мала югославу. Это озадачило Евгения.

- А как ты в авиашколе летал?

- Там такая же история была, - махнул рукой Петрович. - Мне разрешали без парашюта летать - все равно на всех их не хватало.

- На боевой машине и без парашюта? - возмутился Степанов.

- Не отказываться же мне от полетов из-за такого пустяка?

В разговор вмешался Серов:

- Знаете, нечто подобное было и со мной. Но укладчики поколдовали над подвесной системой, что-то пришили и подогнали по мне лямки.

Целый час Энрике и Хозе возились с парашютом. Наконец они с трудом застегнули на югославе карабины подвесной системы. Стянутый лямками, улыбающийся Петрович кое-как втиснулся в кабину.

Первым в воздух ушел Семен Евтихов: ему была поставлена задача прикрыть Петровича. Серов и Степанов направились к центру летного поля, чтобы понаблюдать за успехами нового летчика.

Не успел механик вытащить из-под колес самолета Петровича тормозные колодки, как "чато" сорвался с места и, задрав хвост "трубой", понесся по полосе. Едва истребитель оторвался от земли, Петрович лихо рванул его вверх.

Нахмурившись, Серов смотрел вслед удалявшемуся от аэродрома самолету.

- Взлетел? - не то с недоверием, не то с удивлением произнес он.

- Как видишь, - откликнулся Евгений, приходя в себя.

Тем временем, сделав круг, "чато" зашел на посадку. Выровнявшись высоко над посадочной полосой, истребитель стукнулся колесами о землю и дал "козла". Но летчик, увеличив обороты мотора, все-таки как-то "притер" машину на три точки. Развернув самолет, он порулил к центру летного поля. Серов нетерпеливо махнул рукой: "Быстрее". Петрович понял этот жест по-своему. Развернув истребитель против ветра, он опять пошел на взлет.

Набрав высоту, "чато" начал выделывать в воздухе такие коленца, что повидавший много за свою летную жизнь Серов только диву давался.

- Меня в свое время за подобные штучки знаешь как прорабатывали? - неожиданно признался он Степанову. - И кто бы мог подумать: ведь на земле Добре тихоня, ну прямо ангел...

Не подозревая, какое впечатление он произвел своим полетом, Петрович после посадки, довольно улыбаясь, подошел к Серову:

- Командир, это не самолет, а золото. Готов на нем хоть завтра в бой!

- Сначала научись дисциплине и правилам полетов, а потом о бое будем речь вести.

Югослав растерялся:

- Но мне хотелось показать вам, на что я способен. По окончании летной школы мой инструктор-испанец так и сказал: "Смотри, камарада, Родриго Матеу нужно показать товар лицом". Мне очень жаль, что вы недовольны.

Тронутый его искренним огорчением, Серов смягчился. Он сам был лихим пилотом. В душе сочувствовал югославу и Степанов

- Все-таки, друг, придется еще подучиться. И дай при всех слово, что выбросишь из головы весь этот цирк!

Петрович подтянулся. Глядя прямо в глаза комэску, взволнованно произнес:

- Клянусь, командир!

Петровича назначили ведомым Антонова. В боевых вылетах югославу изрядно доставалось от фашистских истребителей. Виной всему был его богатырский рост. Несмотря на то что сиденье в кабине было опущено до нижнего упора, голова Петровича возвышалась над ветровым козырьком, а плечи выступали над бортами кабины.

[170]

В первом же вылете к Уэске Степанов, Антонов и Евтихов с трудом отбили Петровича от "фиатов", пилоты которых, привлеченные необычным видом республиканского летчика, как завороженные, тянулись к его истребителю. Правда, такое любопытство стоило итальянцам двух машин, которые сбили Антонов и Евтихов. Но в следующем вылете все началось сначала. Мешая друг другу, "фиаты" лезли к истребителю югослава.

В конце недели Антонов, осмотрев весь покрытый заплатами "чато" Петровича, смеясь, сказал ему:

- Придется тебе, друже, снабжать меня дополнительным питанием. В весе я сбавил, отгоняя от твоего самолета итальянцев. И что они в тебе нашли? Ну был бы ты сеньоритой..

Однако Петрович был всем доволен. Его мечта сбылась: он летает. А что в первых боях ему крепко попадает, так это не страшно. С такими ребятами, как Анатолио, Эухенио, Антонио, не пропадешь.

В день первого вылета Петровича уехали на Родину вернувшиеся из госпиталя Леонид Рыбкин и Михаил Якушин. Их тепло проводили друзья. А в эскадрилью пришли еще три новых летчика.

Широкоплечий, крепкий Анатолий Сидоренко сложением был под стать Серову. Опытный воздушный боец, он полтора месяца назад в районе Мадрида был тяжело ранен в лицо осколками зенитного снаряда После излечения в госпитале Сидоренко категорически отказался уехать в Советский Союз: "У меня свои счеты с фашистами". Вместо Якушина он был назначен командиром звена.

Сухощавый, подтянутый Яков Ярошенко стал вторым ведомым Антонова. А невысокий черноволосый крепыш Илья Финн занял место ведомого у Анатолия Серова, с которым еще на Родине работал в научно-исследовательском институте.

Все трое были отлично подготовленными летчиками. Через несколько дней никто в эскадрилье и не вспоминал, что они новички. Только майор Альфонсо, иногда задерживаясь у их стола, с удивлением наблюдал, как небольшой ростом Илья Финн с аппетитом поглощает все, что подают официантки.

- Еда летчику необходима как воздух, - объяснил майору заметивший его внимание Илья.

- Да кушайте на здоровье, камарада, - ответил

Альфонсо, которому кроме отменного аппетита Финна очень нравилось еще одно его качество: Илья быстро запоминал испанские слова и целые фразы...

Каждого нового человека с далекой Родины в эскадрилье встречали с радостью, жадно выспрашивали новости. Можно представить, как был взволнован Евгений Степанов, когда он встретил на испанской земле дорогого человека - комиссара Федора Усатого...

Евгений со своим звеном возвращался из разведывательного полета над Средиземным морем. Еще сверху он заметил на аэродроме у самолетной стоянки "испано-сюизу", которую обступили летчики.

Зарулив истребитель, Евгений поспешил с докладом к Серову и вдруг услышал голос, который мог бы узнать среди тысяч других. Он обернулся: облокотившись о крыло машины, одетый в серый костюм и черный берет, стоял в окружении пилотов и механиков комиссар Федор Усатый. По внимательным лицам своих товарищей Евгений догадался, что комиссар рассказывает что-то интересное.

- Эх, опоздал ты, - шепнул Кустов. Евгений осторожно протиснулся поближе к машине.

- В марте девятнадцатого года, когда стало известно, что в Венгрии победила пролетарская революция и провозглашена советская республика, - говорил Усатый, - Владимир Ильич Ленин немедленно распорядился установить с Будапештом прямую воздушную связь.

Усатый обвел взглядом летчиков. Его глаза встретились с глазами Евгения. Комиссар, будто они расстались только вчера, дружески кивнул Степанову и продолжал:

- Это было не так-то просто. Во-первых, мы не имели самолетов, обладавших достаточной дальностью действия. Во-вторых, путь в Венгрию пролегал над территорией, занятой белогвардейскими армиями, и над враждебной нам тогда боярской Румынией. Несмотря на это, для выполнения специального задания Ленина срочно были созданы две авиационные группы, по три самолета в каждой. Местами их базирования стали Проскуровский и Винницкий аэродромы. Проскуровская авиагруппа имела самолеты "эльфауге", на них были установлены дополнительные бензобаки. А вот пулеметы пришлось снять, потому что наши самолеты должны были проле-

[172]

тать над территорией иностранного государства. На крылья и борта машин были нанесены опознавательные знаки - красные звезды.

В ту весеннюю пору на Украине неожиданно забушевали снежные метели, потом пошли проливные дожди. Погодные условия не позволили быстро осуществить воздушную связь с советской Венгрией. Все же двенадцатого апреля из Винницы на Будапешт стартовал самолет, пилотируемый красвоенлетом Виктором Ходоровичем. На борту машины находился пассажир - один и венгерских товарищей, принимавших участие в работе первого конгресса Коммунистического Интернационала, который проходил перед тем в Москве. В Будапешт они прилетели только пятнадцатого апреля.

- Долго летели, - вырвалось у кого-то. Усатый кивнул головой:

- Долго. Дело в том, что на самолете Ходоровича но успели установить дополнительный бак. Летчику пришлось совершить несколько посадок для дозаправки горючим и устранения неисправностей в моторе. Летел он на очень изношенном самолете: других машин тогда у нас не было.

В Ленинградском коммунистическом университете со мной училось несколько венгерских товарищей - участников встречи Ходоровича в Будапеште. Они рассказали, как, сбросив над городом листовки с приветствием венгерским трудящимся от рабочих Советской России, Ходорович посадил свой сильно поврежденный самолет на аэродром в предместье Будапешта. Оказалось, что машина несколько раз подвергалась атакам белогвардейских и румынских истребителей. Только смелость и мастерство советского летчика позволили благополучно запершить перелет. Ходорович доставил в Будапешт шифр для радиосвязи с Москвой. Задание Владимира Ильича Ленина было выполнено.

Летчики переглянулись.

- Вернулся он обратно?

- Вернулся, - кивнул Усатый. - Вскоре начали летать в Венгрию и летчики Проскуровской авиагруппы. А Виктор Ходорович еще несколько раз побывал в Будапеште. Между прочим, в нашей печати сообщалось о его замечательном выступлении на заседании будапештского Совета рабочих и солдатских депутатов. По этой же трассе к нам стали летать и венгерские авиа-

[173]

торы. С одним из рейсов в Советскую Россию прилетел один из руководителей советской Венгрии, Тибор Самуэли, который был принят Владимиром Ильичем в Москве. Конечно, не все полеты кончались благополучно. Бывало, что гибли наши и венгерские товарищи. Но трасса интернациональной солидарности, трасса свободы, проложенная по указанию Ленина, соединила народы России и Венгрии в один из ответственнейших периодов их истории, - закончил комиссар.

На стоянке оглушительно заревел мотор истребителя. Все, как по команде, повернулись и замахали руками на механика:

- Да выключи, нашел время...

- Зачем же? - возразил Усатый. - Человек делом занимается, готовит машину к вылету.

- Как положение на севере? - задал Серов волновавший всех вопрос.

- Очень тяжелое. Бои идут на подступах к Хи-хону. В руках республиканских войск остался единственный аэродром - Карреньо. А самолетов на нем единицы ..

Как ни странно, но встреча с комиссаром на испанском аэродроме Сабадель вблизи Барселоны не очень удивила Евгения Степанова. Усатый тоже не был поражен, увидев Евгения. Видимо, они оба считали, что настоящему коммунисту и солдату место здесь, где развернулась первая битва с фашизмом, где тысячи волонтеров свободы стали грудью на пути фашистских орд.

Улыбнувшись, комиссар спросил, как спрашивал всегда при их встречах:

- Ну как дела, истребитель?

Серов, положив руку на плечо Евгения, ответил за него:

- Воюет как надо!

- Рад слышать. Вчера был на Альканьисе. Пришла из боя эскадрилья Гусева. Смотрю, выскакивает из И-16 маленький такой шарик. Вы думаете кто? Виктор Годунов. Лучшим курсантом у нас в Ленинградской военно-теоретической школе летчиков был. Приезжаю к вам, а навстречу спешит Илья Финн - в этой же школе у меня учился. Вот и тебя, Женя, встретил.

- Вы давно здесь, товарищ комиссар?

- Третью неделю. Должность у меня, правда, не

[174]

авиационная {30}, так что не часто будем видеться. Впрочем, кто знает, - улыбнулся Усатый. Над взлетной полосой взмыли ракеты.

- По самолетам!

- До свидания, товарищ комиссар!

Короткая встреча, даже поговорить толком не успели. Но весь день Степанова не покидало радостное чувство близости Родины...

Солнце медленно садилось за отроги Каталонских гор, когда с Сабаделя взлетели Серов, Кустов и Финн. "Чатос" легли на курс к Сагунто - аэродрому вблизи Валенсии. Тем временем Степанов, Антонов и Горохов заканчивали подготовку к ночному патрулированию над Барселоной.

Быстро темнело, в небе проглянули первые звезды. К Евгению подошел Вальтер Короуз. Молчаливый австриец часто провожал своих более опытных товарищей в ночные полеты, втайне лелея надежду со временем и самому войти в состав ночного патруля.

- Знаешь, Эухенио, - сказал Вальтер, - слушал я сегодня комиссара и вспомнил свою родину.

- Скучаешь?

- Скучаю. Помнишь, мы как-то летали в разведку к Уэске? Так вот, когда прошли над городом, мне вдруг мой родной Линц увиделся. Тоже очень красивый. И стоит он в горах, чем-то похожих на испанские. А ведь Гитлер и Муссолини на Австрию, как и на Испанию, давно зарятся.

- Знаю. Только Муссолини хотел бы отхватить кусочек с прилегающими к Италии провинциями, а Гитлер намеревается заграбастать Австрию всю.

- Да, это так. Недавно попалась нам с Добиашем к руки австрийская газета. Ни слова о том, что грозит Австрии, но о войне в Испании такую чушь городят - читать стыдно. Такую же грязь лили на восставших австрийских рабочих буржуазные газеты в тридцать четвертом году. Только печать Советского Союза правдиво освещала нашу борьбу...

...Впервые Вальтер Короуз увидел фашистов в октябре тридцать второго года. С отцом-железнодорож-

[176]

ником он приехал в Вену. На вокзальной площади под гром барабанов и рев фанфар маршировали коллонны дико орущих молодчиков. Это местные фашисты встречали приехавших из Германии сподвижников Гитлера - Германа Геринга и Эрнста Рема.

"Смотри, сынок, и запоминай, - сказал ему тогда отец. - Придет время, и те, кто сейчас шагает под знаменами со свастикой, предадут Австрию".

Старый железнодорожник не ошибся. Через полгода реакционное правительство Дольфуса издало чрезвычайный декрет: Коммунистическая партия Австрии объявлялась вне закона. Начались массовые аресты коммунистов.

12 февраля 1934 года в Вене и в Линце, где жили Короуз и его друг Том Добиаш, вспыхнуло вооруженное восстание. Трое суток рабочие двух крупнейших городов Австрии сражались с полками правительственных войск. Восставшие дрались отчаянно, но силы были неравны: у правительства были танки, авиация и артиллерия.

Тому Добиашу и Вальтеру Короузу, до последней минуты находившимся на баррикадах, как и другим участникам восстания, нельзя было оставаться на родине. Они ушли в Чехословакию, но после перехода границы были заключены в концентрационный лагерь вблизи Братиславы.

Премьер Дольфус упорно добивался у чехословацкого правительства выдачи участников восстания, которых на родине ожидал военно-полевой суд. В это время Советский Союз протянул австрийским рабочим братскую руку помощи, предоставив участникам восстания политическое убежище.

Москва встретила их как героев. В день международной солидарности трудящихся 1 Мая 1934 года они открыли демонстрацию тружеников советской столицы. Под бурные аплодисменты москвичей австрийцы, одетые в черные брюки, синие рубашки и береты, торжественным маршем прошли по Красной площади.

Еще во время февральских боев в Линце, когда правительственная авиация безнаказанно расстреливала и бомбила восставших, Вальтер Короуз и Том Добиаш мечтали, если останутся в живых, научиться летать и отомстить фашистам за кровь своих товарищей. Теперь это желание смогло осуществиться. Комсомольская

[176]

организация завода "Каучук", где работали оба австрийца, направила их на учебу в Центральный аэроклуб. Учиться было трудно: они не знали русского языка, занимались без отрыва от производства. Тем не менее через год Том и Вальтер получили дипломы пилотов.

В ноябре 1936 года, когда легионы Франко стояли у стен Мадрида, Добиаш и Короуз, проделав тяжелый путь почти через всю Скандинавию, Бельгию, Францию, перешли испанскую границу и приехали в Альбасете. Их спросили:

- Каким оружием владеете?

- Мы летчики.

- Но у республиканцев сейчас нет самолетов. Вам придется ждать, пока они появятся.

- Зачем ждать? Мы оба умеем стрелять из пулемета, - ответили они.

Их зачислили в батальон, который носил имя Василия Чапаева. В составе 13-й интернациональной бригады в декабре 1936 года "чапаевцы" атаковали Теруэль, превращенный мятежниками в крепость. Стояли сильные морозы, склоны окружавших Теруэль гор были покрыты глубоким снегом. Перед новым, 1937 годом республиканские части ворвались на северную окраину Теруэля, но дальше продвинуться не смогли. Анархистское командование, осуществлявшее руководство на этом участке фронта, провалило операцию.

Австрийцев вызвали в штаб авиации:

- Есть несколько старых, изношенных "ньюпоров". Это самолеты конца двадцатых годов. Из четырех машин мы попробуем собрать две. Согласны вы летать на них?

- На чем угодно полетим, лишь бы там пулеметы были!

- К сожалению, на "ньюпоре" всего один пулемет, да и он не всегда надежно работает.

- Заработает, заставим.

Так Короуз и Добиаш попали в отряд, патрулировавший Средиземноморское побережье Испании. Через несколько месяцев они пересели на "чатос".

Всю ночь не переставая лил дождь. А на рассвете завеса тумана закрыла аэродром Сагунто, на котором/ заканчивал дежурство ночной патруль во главе с Ана-

[177]

толием Серовым. Туман был настолько плотен, что в нескольких шагах уже ничего не было видно.

К истребителю Серова, вынырнув из молочной белизны, подошли Виктор Кустов и Илья Финн.

- Проклятая погода! - пробурчал комэск. К 10 октября эскадрилье предстояло вновь перелететь на Бахаралос, и непредвиденная задержка на Сагунто беспокоила Серова.

- Как погода на Сабаделе? - поинтересовался Кустов.

Серов неопределенно махнул рукой:

- Такая же. Правда, туман пореже.

Нет для летчиков ничего привычнее и вместе с тем тягостнее, чем ожидание погоды... Сначала все трое молчали, потом начали вспоминать разные случаи полетов в тумане и облаках.

- Помнишь, Анатолий, как мы с Чкаловым в такой же туман специально летали? - спросил вдруг Финн.

- Зачем это? - заинтересовался Кустов. - Расскажи.

- Да что тут рассказывать? Летали, чтобы другие знали, как это делать. По приборам выходили к верхней кромке тумана, а там чистое небо. Потом брали курс к другому аэродрому, где условия посадки были лучше. Кажется, семь полетов тогда сделали, Илья?

- Си, ми хефе! - кивнул Финн.

- А если б сейчас пришлось, взлетел бы? - спросил комэска Кустов.

- Появится противник - буду взлетать, - твердо ответил Серов. Помолчали.

- Вернусь из Испании - опять на испытательную работу пойду, - раздался голос Финна.

- А у меня другой прицел, - откликнулся Кустов. - Буду проситься на учебу в академию. Но кабину истребителя никогда не оставлю.

- Я за Виктора, - решительно сказал Серов. - Ох как нам надо учиться, ребята!

- У каждого своя мечта, - проговорил Финн. - Когда я строгальщиком в Москве работал, засела мне в голову мысль научиться летать. Но дорога в небо для меня оказалась ухабистой.

- Что же тебе мешало?

Первая попытка Ильи Финна поступить в аэроклуб

[178]

окончилась полным конфузом. "Ростом ты мал, паренек: до педалей управления не дотянешься. Подрасти немного", - посоветовали ему на приемной комиссии. На следующий год он вновь не прошел - комиссия была неумолима...

На заводе, где работал Илья, ему дали направление в Ленинградскую военно-теоретическую школу летчиков имени Ленинского комсомола. Здоровьем Ильи медики остались довольны, а с ростом помог случай. Сестру, измерявшую рост будущих курсантов, вызвали к телефону. Финну терять было ничего, и он передвинул планку вверх на несколько сантиметров. Сестра не заметила подвоха и записала в карточку лишние, так нужные Илье сантиметры.

Окончивших военно-теоретическую школу направляли в летные и технические учебные заведения. Свою мечту непременно стать летчиком Илья доверил бывшему в ту пору комиссаром школы Федору Усатому, поведав ему свои злоключения на медкомиссии. Когда пришло время решать, кому быть летчиком, а кому техником, Усатый, внимательно следивший за успехами в учебе "малыша", так прозвали курсанты Финна, добился направления Ильи в одну из приволжских военных школ нилотов, написав в аттестации, что его целесообразно использовать в истребительной авиации.

Прошло два года. Однажды в том военном округе, где служил Финн, проводились крупные авиационные учения. Группа истребителей, в составе которой находился Илья, провела показательный воздушный бой, за которым наблюдал народный комиссар обороны Климент Ефремович Ворошилов. Когда Финна вместе с другими летчиками представили маршалу, тот неожиданно спросил молодого пилота; "Какие у вас планы на будущее?"

- Мечтаю стать испытателем самолетов, - не задумываясь, ответил Илья.

Через неделю Финн был вызван на один из подмосковных аэродромов, где он встретился с Валерием Павловичем Чкаловым. Эта встреча решила его судьбу...

Разговор прервал послышавшийся со стороны моря нарастающий гул моторов.

- "Савойи" к Валенсии идут! Кустов и Финн выжидающе смотрели на комэска. Серов понимал, что не имеет права взлетать с аэродро-

[179]

ма, окутанного непроницаемым туманом. Молчал стоявший на крыле командирского истребителя телефон: команды на вылет им не давали.

В районе Валенсии глухо забили зенитные орудия.

От сознания того, что ни они, ни находящаяся на аэродроме Лирия эскадрилья капитана Чиндосвиндо не смогут помешать фашистам сбросить бомбы на Валенсию, Анатолию Серову стало не по себе. В душе командира эскадрильи шла борьба. Он хорошо знал тех, кто стоял рядом с ним на узком, закрытом туманом аэродроме Сагунто. Не беда, что Финн недавно в Испании, - летать он умеет, да еще как. Виктор Кустов - третий месяц бессменный ведомый Серова; в него Анатолий верил, как в себя. И он подал команду:

- По самолетам!

Круто задрав вверх носы своих "курносых", летчики, не отрываясь от приборов, вели их сквозь туманную мглу навстречу противнику.

Томительно тянулось время. На высоте шестьсот метров истребитель Анатолия Серова вырвался к чистому небу. В глаза ударили ослепительные лучи солнца. На мгновение летчик зажмурился. Когда он открыл глаза, то увидел линию горизонта и слева спокойное синее море. А впереди, прижимаясь к верхней кромке тумана, шла девятка трехмоторных машин.

Бомбардировщики летели без прикрытия. Но Серов хорошо понимал, как мало значит его крошка-истребитель против защищенных со всех сторон пулеметными постами "савой". Тем не менее он, не размышляя, бросился наперерез противнику. Вот уже в прицел вписалась крайняя машина. Что за наваждение? На руле поворота бомбардировщика виднелся трехцветный республиканский знак - красно-желто-фиолетовая полоса. Свои? Но это же "савойи"!

Из тумана выскочил И-15 Кустова и открыл огонь по замыкающему бомбовозу. И тут же от флагманской машины отделилась серия бомб. "Вот подлецы!" Серов с яростью обрушился на фашистского флагмана. Вслед за ним противника атаковал Илья Финн.

Беспорядочно бросая бомбы и отстреливаясь, фашисты потянулись к острову Ивиса .

О том, чтобы совершить посадку на Сагунто, не могло быть и речи. Серов решил продолжать патрульный полет. Когда же горючего в баках истребителей останет-

[180]

ся на полчаса, взять курс к Эбро и попытаться сесть в Альканьисе или Каспе. Во всяком случае, они должны пробыть в небе над Валенсией как можно дольше. Серов был уверен, что фашисты попытаются повторить налет. Кивнув своим ведомым, комэск повел их на высоту.

Ровно через тридцать минут со стороны Мальорки и Ивиса появились еще две группы "Савойя-Маркети-81". "Чатос" опять ринулись в атаку. Часть бомб "савойям" все-таки удалось сбросить, но массированного налета республиканские истребители не допустили. А это было главное...

Серову и его ведомым не хотелось покидать небо, но небольшой остаток горючего в баках заставил их задуматься о возвращении на один из своих аэродромов. Скрепя сердце Серов развернулся на северо-восток.

Внизу лежал непроницаемый туман. Ровно гудели моторы. Но летчики понимали, что их успокаивающий гул скоро сменится гнетущей тишиной: стрелки бортовых часов неумолимо отсчитывали время. Несмотря на весь трагизм положения, Серов не жалел, что поднял в воздух с Сагунто своих подчиненных. Если даже они разобьют эти бесценные для республики истребители и сами погибнут, никто их не осудит.

Какой короткой показалась ему в эти минуты прожития жизнь! Что в ней было? Надеждинский металлургический завод, где он работал подручным сталевара... Польская военно-теоретическая авиационная школа, Оренбургская летная школа... Потом прославленная в боях гражданской войны 1-я Отдельная Краснознаменная эскадрилья имени Владимира Ильича Ленина... Дальше - служба на дальневосточных рубежах Родины... Работа в институте, где был собран цвет советской авиации... Все-таки ему есть что вспомнить. Он честно выполнял свой долг.

Вот-вот должен кончиться бензин. Неужели придется прыгать? Нет, надо спасти машины во что бы то ни стало. Его острое зрение уловило несколько разрывов и гуманной пелене. Анатолий всмотрелся. Мелькнули знакомые складки рельефа, изгиб реки. Альканьис! Туман расступился, и летчики увидели прижатый к речному берегу аэродром.

- Откуда вы в такую рань? - здороваясь с Серовым и его ведомыми, спросил встретивший их Александр Гусев.

[181]

Анатолий устало ответил:

- Кажется, с того света, Саша.

На следующий день из сообщения агентства "Эспанья" стало известно, что на центр Валенсии фашистам сбросить бомбы не удалось: им помешали республиканские истребители. Но все же пострадали порт и пригород Дель-Грао. Бомбы огромной разрушительной силы разнесли на куски кинотеатр и упали на базарную площадь. К счастью, в этот ранний час людей там не оказалось...