АВИАБИБЛИОТЕКА: БАУЛИН Е.П. СЫН НЕБА

ТРУДНЫЙ АВГУСТ

Фронт приближался к Ленинграду. После кратковременного затишья командующий группой армий "Север" генерал-фельдмаршал фон Лееб отдал приказ о новом наступлении. Многочисленные, хорошо вооруженные немецкие дивизии, тысячи танков и самолетов были брошены против защитников Ленинграда. На дальних подступах к городу снова разгорелись ожесточенные кровопролитные бои.

Летчикам полка приходилось за день совершать по нескольку вылетов. В одном из воздушных боев чуть не погиб Александр Булаев. Четверка "Яков", которую он вел, встретилась с большой группой вражеских истребителей. Советские летчики сбили четыре самолета. Но немцам удалось подбить ведущего. Булаев выбросился [68] с парашютом. Александр считался опытным бойцом, и то, что его сбили, стало событием в полку.

- Как же это произошло?- допытывался потом Покрышев у Булаева, стремясь до мельчайших деталей выяснить картину воздушного сражения.

Александр лишь недоуменно пожимал плечами:

- Сам не знаю. Схватился с ведущим. Хотел добиться преимущества в высоте. Иду вверх свечой, и он тоже. Предпринимаю новую попытку - и опять безрезультатно. Никак не одолеть его в вертикальном маневре. А ведь наши "Яки" на вертикалях превосходят

"сто девятые". Какие-то новые машины появились у немцев.

Они сидели около покрышевского истребителя, тщательно замаскированного густыми ветвями деревьев. На аэродроме стояла относительная тишина. Выдались те редкие минуты, когда весь полк отдыхал от боев.

- Но это еще не всё, - продолжал Булаев. - Приземлился я на ржаное поле, а вскоре неподалеку совершил вынужденную посадку на поврежденном истребителе и мой противник. Схватились за пистолеты. Так мы с ним и перестреливались, пока не подоспели на по мощь наши пехотинцы.

Через несколько часов Покрышев, Булаев и еще несколько командиров выехали из полка к месту вынужденной посадки немца. Летчики долго осматривали вражеский истребитель. Это был уже знакомый им "мес-сершмитт-109", но несколько измененный, усовершенствованный.

А на другой день стали известны показания, которые дал на допросе подбитый Булаевым обер-лейтенант. Оказалось, он - летчик эскадры Рихтгофена, сформированной из опытных воздушных асов. Всего несколько [69] дней назад они получили на берлинском заводе модернизированные истребители "Mе- 109" и по личному указанию Гитлера прибыли под Ленинград для борьбы с "Яками".

Комиссар полка, сообщив летчикам о показаниях немца, добавил, что Рихтгофен - ас первой воины. В его эскадру попадают только опытные летчики. Это - фашистская элита, немецкие воздушные "СС". В свое время в этой эскадре служил сам Геринг. Группа Рихтгофена прославилась кровавыми делами еще в Испании, когда помогала устанавливать франкистский режим. Сейчас асов Рихтгофена бросают на самые ответственные участки советско-германского фронта.

- Теперь на вас смотрит не только вся страна, но и вся Европа, - закончил свой рассказ комиссар.- Сумеете ли вы одолеть в бою хваленых германских асов?

Первым из эскадрильи Покрышева с немецкими асами Рихтгофена встретился Андрей Чирков, который вместе с Николаем Шиошвили и Давидом Джабидзе прикрывал атаку скоростных бомбардировщиков на колонну фашистских танков в районе озера Самро. Чирковской тройке пришлось нелегко. Уже в первые минуты воздушного сражения "эфам", как называли новые "мессершмитты", удалось подбить самолет Шиошвили. Он вышел из боя и еле-еле дотянул до своего аэродрома. Покрышев забросал Шиошвили вопросами. Но тот рассказал очень немного. Чирков, заметив вражеские истребители, подал нашим бомбардировщикам команду уходить, а сам пошел в атаку и с первой же очереди подбил ведущего группы.

Время шло. По расчетам, у истребителей Чиркова и Джабидзе уже давно кончилось горючее. Но они всё не возвращались. Покрышев не находил себе места. Он [70] бродил по аэродрому, то и дело посматривая в сторону, откуда должны были появиться летчики.

"Что могло случиться?" - терялся он в догадках.

Только к вечеру Покрышев узнал, что самолет Джабидзе сбили, а сам летчик был ранен - пуля пробила ему лопатку. Джабидзе находился в госпитале. А о Чиркове ничего е было известно. Пришло лишь подтверждение., что Чирков действительно подбил ведущего и немец совершил вынужденную посадку.

На другой день Покрышеву сообщили, что сбиты Чирковым обер-лейтенант взят в плен и допрошен штабе.

- Летчик, который сбил меня, какой-то сумасшедший, - недоуменно пожимал плечами немец. - Он пошел в атаку на целую группу, притом на асов Рихтгофена. Такие действия не предусматривает ни одна инструкция, ни одно наставление. За свою дерзость русский поплатился. Его сбили. Его не могли не сбить.

Шли дни, а Чирков не возвращался. "Может быть Андрей действительно погиб", - думал Покрышев. Го речь утраты и гнев переполняли его. Поднимаясь в воз дух, он ни о чем больше не думал, кроме как о мести И когда однажды, возвращаясь с задания, Покрышев обнаружил над Гатчиной группу "мессершмиттов" штурмующих железнодорожные эшелоны, он с таким остервенением набросился на них, что в первые же ми нуты боя сбил немецкий истребитель с ненавистной паучьей свастикой.

Потом на землю рухнул второй "Mе- 109".

- За Чиркова! - повторял Покрышев всякий раз когда нажимал на гашетку.

Оставшиеся вражеские самолеты позорно удрали очистив небо над станцией. [71]

Новый командир полка, назначенный только два дня назад, Герой Советского Союза капитан Владимир Матвеев выслушал доклад Покрышева и сообщил: подтверждение того, что сбиты самолеты, уже получено.

- Вы, старший лейтенант, "двоечник"! - весело заметил он. - Если сбиваете, то обязательно два самолета. На одном не останавливаетесь.

Матвееву, видимо, уже рассказали о победах Покрышева. Свой боевой счет Покрышев открыл на четвертый день войны, а на восьмой сбил сразу двух стервятников. Потом, 3 июля, сразил два "юнкерса". А в день, когда вступал в партию, 20 июля, сбил еще два "МЕ-110". И вот теперь новая пара...

Выслушав поздравление, Покрышев задал вопрос, который всё это время не оставлял его:

- Есть ли сведения о Чиркове?

Командир полкf нахмурил лоб:

- Пока никаких.

Опять Покрышевым овладели тревожные думы. Каждый раз, возвращаясь с задания, лелеял он надежду узнать что-нибудь о друге. И всякий раз его ожидало разочарование. Вот и теперь об Андрее ничего неизвестно.

Чирков появился на аэродроме через неделю: небритый, с осунувшимся, измученным лицом, в старенькой гимнастерке с чужого плеча. Он рассказал, что был ранен. На подбитом самолете сумел выйти из боя и посадить истребитель на небольшое поле около маленькой деревушки. С трудом дополз до дороги. Там его подобрали проезжавшие на машине пехотинцы и доставили в госпиталь, где он и пробыл неделю.

- Ранение серьезное? - поинтересовался Покрышев.

- Да нет, пустяки.

- А обмундирование где раздобыл? - Покрышев [72] кивнул на выцветшую гимнастерку, которая неуклюже сидела на могучем чирковском теле.

- В госпитале. Выбирать не было времени.

- Значит, дезертировал из госпиталя?

- Не дезертировал, товарищ командир, а убежал. Здесь скорее поправлюсь. Родной полк для меня - как бальзам для ран.

"Что делать с этим упрямцем!- подумал Покрышев. - Обратно в госпиталь его всё равно не спровадишь!"

И тут же поймал себя на мысли: на месте Чиркова он поступил бы так же.

- Ну, оставайся. Только учти: пока окончательно не поправишься - летать не разрешу. Отдыхай, а я пойду доложу о тебе.

Матвеев был чем-то взволнован. Он нервно ходил по комнате. Начальник штаба, силя за столом, быстро писал.

Покрышев вошел и доложил о Чиркове.

- Летчики сейчас нам очень нужны. Пусть остается,- согласился Матвеев. - А с Евтиховым, - продолжал он прерванный разговор с начальником штаба, - нужно решать только так: под суд военного трибунала. Подлец и трус, опозорил полк!

О поступке Евтихова знал уже весь полк. Вчера вместе с Шиошвили и Маркиным он вылетел на задание - прикрывать участок железной дороги Гатчина - Кингисепп. Погода стояла неважная, видимость была плохая. Стремясь выйти из облаков, Евтихов снизился до такой малой высоты, что врезался в лес и увлек за собой ведомых. Евтихов дезертировал, боясь ответственности.

- Это пятно лежит на вашей эскадрилье, - обратился Матвеев к Покрышеву. Голос его звучал сурово. - [73] Из-за разгильдяйства, недисциплинированности и неорганизованности мы теряем людей и самолеты, когда сейчас каждый человек, каждая машина на вес золота.

"И надо же, чтобы этого капитана-штрафника направили из другой части именно в нашу эскадрилью, - подумал Покрышев. - Говорили - на исправление. Дали звено. Следовало всё время держать его под контролем". Ну что ж... Покрышев - командир эскадрильи и несет ответственность за каждого летчика. Это ЧП - хороший урок.

Евтихова вскоре поймали и привезли на аэродром.

В тот день на летном поле собрали и выстроили весь | полк. Люди застыли в строю. А перед строем стоял какой-то другой Евтихов, чужой и жалкий. Грязный, небритый, в гимнастерке без ремня, он тупо глядел перед Собой в землю, боясь поднять голову и посмотреть на людей, как будто их взгляды могли обжечь его.

Ласково грело солнце, ветер перебирал невысокую траву, теплом дышал в лицо. С северо-запада доносился приглушенный гул отдаленной артиллерийской канонады.

Перед строем зачитали приговор суда Военного трибунала. Заключительные слова: "...приговорить к расстрелу" - прозвучали в тишине по-особому сурово.

* * *

Обстановка на фронтах становилась всё напряженнее. Каждую неделю в сводках Советского Информбюро сообщалось об оставленных городах на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, появлялись новые направления, на которых развертывались бои. Танковые и мотомеханизированные колонны немецких войск охватывали Ленинград полукольцом. [74]

Летчики полка в эти напряженные дни прикрывали с воздуха железные дороги, по которым передвигались наши войска, сопровождали на задание бомбардировщики, вели разведку. За первые два месяца на счету полка числилось более шестидесяти сбитых стервятников. Слава об однополчанах Покрышева Степане Здоровцеве, Петре Харитонове, Михаиле Жукове, Николае Тотмине, Андрее Чиркове, Александре Булаеве, Сергее Литаврине разнеслась по Ленинградскому фронту и по всей стране.

Но победы доставались дорогой ценой. Полк нес большие потери.

В одном из боев эскадрилья Покрышева потеряла сразу два самолета. Летчики спаслись - выпрыгнули с парашютами. Когда Покрышев расспрашивал, как всё случилось, ни один ничего толком объяснить не мог. Рассказ получался сбивчивый и неполный: летели в группе, увидели четверку "мессершмиттов", атаковали их.

- Как вели себя "мессершмитты"? - допытывался Покрышев.

- Сначала бой приняли. Потом стали уходить.

- Вы видели, когда немцы открыли огонь?

- Не заметили.

- Не заметили... - уже раздраженным тоном повторил слова летчиков Покрышев. - Больше рты раскрывайте... Тоже мне, истребители...

...На следующий день он вылетел четверкой на "свободную охоту". Уже через несколько минут после взлета Покрышев увидел "мессершмитты". Разделившись на пары, они летели в сторону Ленинграда.

Покрышев решил атаковать врага. Немцы приняли бой. Группы сблизились, встретив друг друга сильным пушечно-пулеметным огнем. Но уже во вторую [75] атаку "мессеры" не пошли: развернулись и стали уходить.

Броситься вдогонку, настичь их и выпустить заключительную очередь, которая свалит машины на землю,- такое желание появилось у Покрышева. Но он тут же подумал: "Почему немецкие летчики так поспешно выходят из боя, ведь особой опасности им не грозит?"

Взглянув вверх, он понял всё. Из-за облаков вывалилась новая пара "мессершмиттов". Так вот оно что! Нехитрая тактическая ловушка. Расчет простой. Основная группа принимает бой, а потом демонстрирует бегство. А в это время скрывающиеся где-то в облаках "мессершмитты" ждут момента, когда неосмотрительный противник клюнет на приманку и бросится догонять "спасающиеся бегством" истребители. Неожиданная стремительная атака сверху - и "мессеры" в упор расстреливают самолеты...

Покрышев бросился наперерез немцам, дал длинную очередь. Огненная струя преградила дорогу вражеским истребителям. Они поспешили скрыться в облаках...

- Гитлеровские летчики всё чаще предпочитают нападать из-за угла, строят всякого рода воздушные ловушки,- говорил Покрышев, разбирая проведенный бой. - Необходимо повысить бдительность во время полетов и особенно в бою. Постоянно следите за воздухом. Побеждает тот, кто первым заметит противника, первым разгадает его маневр, первым нанесет удар.

С каждой неделей фронт все приближался к городу Ленина. С тяжелыми боями наши войска отступали. 21 августа было опубликовано обращение ко всем трудящимся города. Его напечатали все ленинградские газеты, отдельными листовками оно было расклеено по Ленинграду. [76]

"Над нашим родным и любимым городом, - говорилось в обращении, - нависла непосредственная угроза нападения немецко-фашистских войск..."

В тот же день, когда в газетах появилось обращение, в полку прошли митинги. В покрышевской эскадрилье текст обращения зачитал парторг полка Н. И. Орлов. Потом выступал комиссар эскадрильи штурман В. Т. Смирнов, летчики, техники. Выступал и П. А. Покрышев. Все они говорили о своем непреклонном стремлении защищать Ленинград до последней капли крови. Как клятва звучали заключительные слова выступлений: "Смерть немецким захватчикам!"

Эскадрилья приняла резолюцию. Она состояла всего из нескольких слов: "Бить врага еще крепче!"

Но воевать у стен Ленинграда долго не пришлось. Через три дня полк, понесший в непрерывных боях тяжелые потери, был отправлен на переформирование. Небольшая группа во главе с Покрышевым летела на своих самолетах. Остальным предстоял длинный и трудный путь на автомашинах.

...На поле сиротливо стояло несколько "И-16" и "Яков". Это было всё, что осталось от полка. Готовых к полету летчиков пришли проводить друзья однополчане.

Наступили минуты прощания.

Покрышев подошел к Чиркову. Легонько похлопал его по плечу:

- Ну, Андрюша, до встречи за Ладогой.

Они крепко обнялись.

Потом Покрышев попрощался со всеми, кто пришел их проводить, направился к машине.

Через несколько минут группа взлетела и взяла курс на восток. [77]

НАД "ДОРОГОЙ ЖИЗНИ"

В конце августа полк прибыл на новое место. Немецкие войска к тому времени уже перерезали все дороги, ведущие к Ленинграду. Из образовавшегося кольца удалось выбраться с большим трудом. Переправлялись через .Ладожское озеро на баржах. Несколько раз подвергались ожесточенным налетам вражеской авиации. Во время бомбардировок погибло почти всё полковое имущество, документы. К счастью, потерь среди личного состава не было.

На отдых дали около недели. А потом началось переформирование. Здесь и разошлись пути-дороги однополчан.

Покрышев получил назначение командиром эскадрильи в 154-й истребительный авиационный полк, вме[78]сте с ним оказались его боевой заместитель Андрей Чирков и еще несколько человек. Больше половины состава направили в другое подразделение. И только незначительная часть летчиков, воевавших на "И-16", осталась в родном полку.

Каждый день радио сообщало нерадостные вести с фронтов Отечественной войны. От этих сообщений тревожно и беспокойно становилось на сердце. Враг вступил в Подмосковье, рвался к столице нашей Родины. На севере его отборные части стремились овладеть Тихвином и создать вокруг Ленинграда второе кольцо блокады. На юге фронт придвинулся к Кубани. 16 октября радио передало сообщение: после тяжелых боев советские войска оставили Одессу...

Он помнил Одессу 1934 года, когда приехал туда двадцатилетним пареньком. В руках - простенький фанерный чемоданчик с немудреными пожитками: кружка, ложка, зубная щетка, пара белья... всё, как рекомендовала повестка. В кармане старой потертой спецовки - свидетельство об окончании летных курсов Харьковского аэроклуба и направление в школу военных пилотов.

Много приятных воспоминаний связано с этим городом. В свободные от учебы часы он бродил по одесским бульварам и набережным, у знаменитой лестницы назначал свидания...

Здесь, в Одессе, началась его летная биография. Здесь же выдержал он первый экзамен на мужество.

Случилось это перед самыми экзаменационными полетами. Накануне, стоя в наряде, он сильно перегрелся на солнце и утром, соскочив с постели, неожиданно вскрикнул от боли: будто тысячи иголок вонзились в пятки. [79]

Ребята в комнате прыскали от смеха, наблюдая, как он, делая комичные гримасы, стоял на цыпочках.

Его друг Сергей Болотин ехидно заметил: "Уж не задумал ли ты сменить авиацию на балет?"

Покрышев пробовал объяснить, что не может встать на полную ступню.

"Комедию разыгрываешь! - не унимался Болотин. - От нарядов увиливаешь".

Но Покрышеву было не до шуток. Так, на цыпочках, он и ушел в санчасть.

Врач, внимательно осмотрев его, со вздохом сказал: "Расстройство пяточного нерва. Придется госпитализировать" - "Как госпитализировать?" - не понял он. "Положим в госпиталь. Будем лечить, - уточнил врач. - Поставим вас на ноги в буквальном смысле слова".

Он пробыл в госпитале неделю. Наступал день выпускных экзаменов. Приехала комиссия, и Покрышеву, как больному, разрешили сдавать только теорию, а до полетов не допустили.

Петр не находил себе покоя и после долгих размыш[80]лений написал рапорт с просьбой допустить до экзаменационных полетов. Помог инструктор. Как уж ему удалось утрясти это дело - неизвестно, но Покрышева до полетов допустили.

Технику пилотирования у него проверял сам председатель комиссии. Полет он оценил на "отлично". И никто не подозревал, каких усилий стоило этому упрямому черноволосому юноше неторопливой походкой пройти по аэродрому, сесть в кабину самолета и управлять истребителем. Даже у друзей Покрышева создалось впечатление, что он выздоровел.

Долечивался Покрышев уже в Вологде, куда получил назначение после окончания школы военных пилотов.

* * *

В октябре 1941 года полк получил приказ: освоить поступившую американскую авиационную технику. Всех интересовало, что представляют собою эти истребители. Никто ничего толком о них не знал. На вопросы летчиков командир полка пожимал плечами:

- Опробуем - тогда узнаем...

Первое сообщение принес Чирков:

- Встретил недавно знакомого летчика, который успел повоевать на американских машинах. Не хвалит.

- А как скорость? - поинтересовался Покрышев, который оценку каждой машины начинал со скорости.

Чирков недовольно причмокнул губами:

- Скорость мала. С "мессерами" тягаться трудно.

- Это плохо. Но что делать? Воевать-то всё равно на них придется. [81]

Во время разговора к ним подошли другие летчики эскадрильи.

- Товарищ командир! - обратился к Покрышеву молодой летчик Василий Беляков, совсем недавно при бывший в полк из училища. - Что-нибудь известно о новых машинах?

Покрышев хитро прищурил глаза:

- Как же! Известно. Мы получаем истребители, которые называются "томагавками". Знаете, что такое "томагавк"?

- Читали у Майн-Рида, - ответил живой, с озорными искорками в глазах Владимир Халиманцевич. - Такое боевое оружие было у индейцев.

- Именно боевое, - подхватил Покрышев. - Таким нужно сделать и наше новое оружие.

- "Томагавк" в переводе означает топор, - снова подал голос Василий Беляков, - на топоре же много не налетаешь.

- Если вы по натуре боец, то на любых машинах сможете сражаться. Правильно я говорю? -обратился Покрышев к Чиркову.

Тот кивнул головой.

- Хотя бы скорее познакомиться с этими "томагавками", - сказал Николай Ивин, молодой командир звена. - Надоело ждать да гадать.

- Уже скоро, - успокоил его Чирков. - Есть приказ...

Через несколько дней полк погрузили в эшелон и отправили на прифронтовой аэродром, где находился центр по изучению новой техники.

Программу проходили в сжатые сроки. Пока летчики изучали самолеты, инженеры и техники собирали "томагавки", не прекращая работы ни днем ни ночью. К двадцать четвертой годовщине Великого Октября они преподнесли свой подарок - закончили сборку первой партии истребителей. Новенькие "томагавки" по виду [82] походили на сильную птицу, которая приготовилась к полету: выгнутая спина, широко расставленные ноги. Покрышеву первому в полку предоставили право познакомиться в полете с американским истребителем.

На аэродроме собралась почти вся его эскадрилья. Летчики стояли на пронизывающем холодном ветру и наблюдали, как ведет себя машина в воздухе.

Истребитель постепенно набирал высоту.

Покрышев взглянул на высотомер:

- Теперь можно попробовать, на что ты способно, оружие индейца!

Дал полный газ, посмотрел на прибор, покачал головой. Да, это не "Як-1", который позволял на большой скорости проводить атаку сверху. На "томагавке" не разгонишься...

Затем испробовал машину на виражах, в горизонтальном маневре.

"Это уже хорошо. А огня-то сколько - шесть стволов! Только попади - от вражеского самолета ничего не останется. Правда, нам бы хватило и одного ствола, была бы скорость... А радиооборудование отличное и работает безотказно".

Летчики с нетерпением ждали, когда истребитель сядет и подрулит на стоянку.

Покрышев медленно вылез из кабины, спрыгнул на землю, обошел машину. Он не торопился с оценкой. Потом, похлопав по обшивке, будто это не истребитель, а конь хорошей породы, произнес так, чтобы все слышали:

- Горизонтальный маневр что надо, огня - сколько влезет, рация - мы такой еще не имели. Словом, воевать можно. Только надо быстрее его освоить.

При каждом удобном случае Покрышев старался внушить молодым летчикам, что "томагавк" хотя и [83] тихоходная, но маневренная машина, и на ней можно хорошо драться. Он понимал, как много значит, когда летчик верит в свои силы и в свою машину. Это уже половина победы.

* * *

В середине ноября полк перебазировался на фронтовой аэродром.

Накануне боевых действий Матвеев собрал командно-руководящий состав.

- Положение на фронте вы хорошо знаете, - начал он глуховатым голосом. - Фашистское командование старается туже затянуть петлю вокруг Ленинграда. В городе голод. Сейчас воздушная дорога - единственная артерия, которая соединяет "Большую землю" с Ленинградом. В осажденный город начали летать транспортные самолеты с продовольствием. Нам приказано их сопровождать. Я не останавливаюсь на особой важности задания, - вы сами это прекрасно понимаете. Полеты начинаются завтра. Вы, Покрышев, поведете группу.

После совещания Покрышев на несколько минут забежал в дом, где ему теперь предстояло жить, вынул из чемодана толстую, в клеенчатом переплете общую тетрадь для записей и уже направился к летчикам, как в дверях неожиданно вырос запыхавшийся от сильного бега Булаев.

- Хорошо, что застал тебя здесь... - с. Облегчением выдохнул он еще с порога.

В правой руке Булаев держал туго набитую наволочку, аккуратно завязанную с одного конца бечевкой.

- Если не трудно - захвати гостинец, - он протянул наволочку Покрышеву. [84]

- Что это такое?

- Да разное: хлеб, лук, сало, сахар... Для жены.

Покрышев хорошо знал жену Булаева, бывал у них в гостях. Его друг женился полтора года назад. Вместе побыть пришлось недолго. Беспокойная летная служба, а затем война надолго разлучили их. Сейчас жена Булаева находилась в осажденном врагом Ленинграде...

Покрышев положил продукты на стол:

- Обязательно передам, Саша.

Густые облака плотно закрыли небо, и от этого всё вокруг казалось серым: и снег, и подходивший вплотную к аэродрому лес, и небольшие домики на краю летного поля.

Вдали появилась девятка тяжелых бомбардировщиков "ТБ-3". Мощно гудя моторами, они медленно и низко проплыли над аэродромом.

Покрышев поднял в воздух свою группу. В ней летели Владимир Яковлев, Владимир Халиманцевич, Николай Федоров и Василий Курочкин. За аэродромом они догнали бомбардировщики.

Группа благополучно долетела до Ленинградского аэродрома. Ленинградцы тепло встретили летчиков. Изможденные голодом люди обнимали их.

Рядом стояли автомашины. Они уже ждали драгоценный груз. Рабочие выгружали мешки с мясом, ящики с салом, консервами, сгущенным молоком и осторожно несли их к кузовам автомашин. Каждый такой ящик, который в обычных условиях был бы под силу одному рабочему, переносили по три-четыре человека. Они часто отдыхали, вытирая со лба пот. [85]

Подошел человек в шапке-ушанке, сером полушубке, черных валенках. Представился:

- Начальник аэропорта. Очень тяжело, товарищ, - тихо пожаловался он. - Всё вынесем, выстоим. Но вот голод...

- Теперь будет легче, - успокоил Покрышев. - Целые транспортные караваны доставляют по воздуху продовольствие. Потерпите еще немного. Скоро разорвем блокаду.

Караван вылетал в обратный путь на следующий день. И Покрышев вечером с попутной машиной отправился в город, чтобы выполнить поручение Булаева.

Он не узнал когда-то залитый огнями многолюдный Ленинград. Город погрузился в полумрак. Не слышно было оживленных гудков машин и веселого перезвона трамваев. Лишь изредка проезжали машины. Улицы перегораживали баррикады - сложенные штабелями мешки с песком, большие металлические ежи и железобетонные надолбы. Посреди улиц сиротливо стояли трамваи и троллейбусы. Они беспомощно цеплялись за рваные провода. Многие здания ощетинились амбразурами огневых точек. Кое-где попадались обгорелые коробки домов.

Но город жил и сражался. На площадях и набережных под маскировочными сетками стояли зенитные батареи. Устремив стволы в небо, они бдительно несли боевую вахту.

Около одного из заводов Покрышев увидел несколько автомашин с грузом. Из заводских ворот они отправлялись на фронт, который находился всего в нескольких километрах. Ленинградские предприятия работали, снабжали защитников города оружием и боеприпасами. [86]

Дом, в котором жила жена Булаева, разыскал с трудом,- так война изменила эти места.

В квартиру пришлось долго стучать, пока не открыли дверь. Старичок в пальто, с большим теплым шарфом на шее вопросительно посмотрел через очки на летчика.

Покрышев представился.

- От Саши? - Старик засуетился. - Проходите, пожалуйста. Дочь спит, я сейчас ее разбужу.

- Не беспокойтесь, - попросил Покрышев. - Я ненадолго. Передайте привет от Саши. И вот это, - он подал продукты, вынул из внутреннего кармана деньги, письмо.

На глазах у старика появились слезы.

- Транспортный караван отправлялся в обратный путь. Садясь в кабину истребителя, Покрышев всё думал о вчерашнем визите. И еще яростнее закипала ненависть к врагу, принесшему такие нечеловеческие страдания его городу.

Первыми, оставляя за собою огромные снежные вихри, поднялись в воздух "ТБ-3". Истребители уже запустили моторы и ждали команды, когда неподалеку разорвался снаряд. Вслед за первым раздался второй взрыв, третий... Всё заволокло дымом. Когда он рассеялся, Покрышев увидел, что Яковлев и Халиманцевич успели взлететь и, набирая высоту, устремились за "ТБ-3". А на снегу сидел с перекошенным от боли лицом Курочкин. Взрывной волной его выбросило из кабины.

- Командир! - крикнул он. - Мне больше не летать!

Только теперь Покрышев заметил, что Курочкин сидит в луже крови. Казалось, его ноги уходят в землю. Но у него уже не было ног... [87]

Машина Федорова тоже осталась на земле. Летчик был ранен, он сидел в кабине, беспомощно уронив голову на приборную доску.

Раненых немедленно отправили в госпиталь. А обстрел прекратился так же неожиданно, как и начался. Вероятно, враг подумал, что все самолеты поднялись в воздух. На аэродроме установилась тишина. Покрышев посидел еще несколько минут в машине, потом тяжело вылез из кабины. От разорвавшихся снарядов шумело в голове. Пороховой дым вызвал во рту ощущение горечи. Сняв рукавицы, он взял горсть чистого снега, припал к нему горячими губами и стал с наслаждением есть.

На стоянке появился инженер. Он сначала подошел к истребителю Курочкина, потом Федорова и уже затем к покрышевской машине.

- Ну, браток, и покорежило же твою машину! - сочувственно произнес он, осматривая "томагавк". - Как ты сам цел остался?

- А я заговоренный, - усмехнулся Покрышев. - Вы лучше скажите, много времени потребуется на ремонт?

- Ремонт исключается. Скажите спасибо, если из трех соберем одну машину. И то с вашей помощью. Они ведь для нас незнакомы.

Покрышев даже сплюнул от злости:

- Ну хотя бы одну. Только быстрее!

Но когда машину отремонтировали, изменилась погода. И Покрышеву пришлось "погостить" на ленинградском аэродроме.

Только через неделю небо прояснилось и можно было вылететь. Появление Покрышева в полку для всех явилось радостным, неожиданным событием.

- А мы вас уже считали погибшим, - сказал на[88]чальник штаба Николай Минеев. - Как говорится, зачислили в графу "безвозвратные потери". Беляков и Халиманцевич доложили, что в ваш истребитель попал снаряд.

Покрышев хитро прищурил глаза:

- Меня никакой снаряд, никакая пуля не возьмут.

В эти дни радио сообщило о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой. Перейдя в контрнаступление, Красная Армия отбросила врага далеко от столицы, погнала на запад.

Летчики ходили радостные и возбужденные. Победа несказанно воодушевила весь состав полка. Каждый думал только об одном - как еще сильнее бить врага, чем помочь ленинградцам, чтобы облегчить их трагическую участь.

Первым удивил всех Чирков. Отправляясь сопровождать транспортные самолеты в Ленинград, он взял к себе в кабину ящик сливочного масла. Делать это запрещалось, так как дополнительный груз снижал маневренность истребителя и при определенных условиях мог сыграть роковую роль.

Полет оказался удачным. Довольный Чирков не выдержал и рассказал, как провез ящик масла.

Примеру Чиркова последовали и другие летчики полка: Петр Покрышев, Александр Горбачевский, Константин Коршунов, Иван Чемоданов, Иван Кукишев.

"Чирковским методом" продовольствие перевозили до тех пор, пока не потерпел катастрофу Иван Кукишев. Во время полета его истребитель обледенел и от перегрузки упал в районе Тихвина. После этого случая командование строго-настрого запретило летчикам брать в кабину дополнительный груз. [89]

За полтора месяца транспортные самолеты, которые сопровождали летчики полка, перевезли в Ленинград семьсот пятьдесят четыре тонны продовольствия, а из осажденного города вывезли около семи тысяч ленинградцев.

Это был подвиг, который золотыми буквами вписан в историю обороны Ленинграда.

[90]

"НИЗШИЙ" ПИЛОТАЖ НЕМЕЦКОГО АСА

Над аэродромом низко плыли разорванные ветром облака. По летному полю гуляла поземка, наметала у стоянок холмики снега. Неутомимые труженики - солдаты в телогрейках из батальона аэродромного обслуживания до седьмого пота расчищали дорожки.

До вылета оставался почти целый час, а Покрышев уже был на стоянке. Вслед за ним появились Владимир Яковлев, молодые летчики Василий Беляков, Владимир Халиманцевич и Федор Чубуков.

У командирского истребителя хлопотал Аркадий Черномордик.

- Машина в порядке, механик? - приветливо обратился к нему Покрышев.

- А как же, товарищ командир!

- У пулеметов полный боекомплект? [91]

- Сам проверял. Наши девушки-вооруженцы постарались на совесть.

- Спасибо! - И про себя подумал: "Сколько людей способствует успеху летчиков там, в небе! И какие это люди! Незаметные, скромные. Взять техников и механиков. Они ночью в тридцатиградусный мороз, на пронизывающем до костей ветру готовят к полету машины, пока летчики отдыхают. Просто диву даешься, насколько быстро они освоили техническое обслуживание "томагавков" и насколько надежно научились готовить машины. Правильно сказал недавно на партийном собрании замполит, что труд нашего технического состава можно оценить только одним словом - героизм".

Над аэродромом появились "дугласы". Ведущий качнул крыльями, приветствуя друзей. Покрышев помахал рукой, закрыл фонарь кабины и запустил мотор.

Истребители быстро набрали высоту и заняли свое место над "дугласами".

Показалось Ладожское озеро. Вот оно, лежит под ними огромное и безмолвное, закованное в лед, спрятанное под белым покрывалом снега.

"Место стало бойким", - вспомнил Покрышев слова начальника штаба.

Узнав о том, что над Ладогой начала действовать "воздушная дорога", гитлеровское командование группы "Север" приняло все меры, чтобы закрыть воздушный коридор. Для выполнения этой задачи были привлечены опытные фашистские асы. Многие из них прославились в небе Испании, Франции, Польши, Греции, успели отличиться на советско-германском фронте, за что получали награды из рук самого фюрера. За каждый сбитый самолет, особенно транспортный, им выплачивались крупные вознаграждения.

Охотников "заработать" находилось немало. Фаши[92]стские бандиты, как хищники, шныряли вокруг в поисках добычи.

Покрышев до боли в глазах смотрел по сторонам. Казалось, из-за облаков вот-вот вынырнут "мессершмитты". Но они не появлялись на всем пути полета в Ленинград. Покрышев был удивлен.

Когда он сказал об этом командиру группы из соседнего полка, который только что привел в Ленинград девятку транспортников, тот усмехнулся:

- Что же тут странного? Вам просто повезло. Угадали в "окно", когда одна группа ушла с патрулирования, а смена еще не подоспела. С той группой мы только что провели ожесточенный бой. Сюда караван провели. Беспокоимся, как будет на обратном пути...

Покрышев подробно расспросил о поведении немцев в бою, поблагодарил за информацию и поспешил на стоянку.

Проходя мимо небольшого деревянного здания аэровокзала, он увидел группу ленинградцев, ожидавших вылета на "Большую землю". Они сидели на узлах и чемоданах. Закутанные в платки и шарфы ребятишки, измученные женщины, старики. Покрышев чувствовал на себе молчаливые взгляды. Они как бы укоризненно спрашивали: "Ну что же вы? Как же допустили врага до стен города?"

Покрышев, стараясь не смотреть на людей, машинально засунул руки в карманы. Его пальцы нащупали галеты и завернутые в бумажку два кусочка сахара. Только сейчас он вспомнил о них. Торопясь на вылет, не успел позавтракать.

Летчик вынул галеты и сахар, подержал в руках. Потом посмотрел на людей. Его внимание привлек мальчуган лет десяти, со сморщенным, как печеное яблоко, коричневым лицом. Может быть, он вспомнил [93] себя и свое детство, когда во время голода на Украине в двадцатых годах, как и этот мальчуган, только и мечтал о куске хлеба. Покрышев подошел, протянул галеты и сахар. Мальчик жадно схватил их, его глаза радостно заблестели, а на лице появилась счастливая улыбка. Он даже не сказал "спасибо", настолько был поглощен подарком.

Изможденная голодом женщина, его мать, с благодарностью смотрела на летчика, не в силах вымолвить ни слова. Только непрошеные слезы медленно ползли по ее впалым щекам. Покрышев больше не мог смотреть на эту картину, повернулся и быстро пошел к своей машине.

Обратно транспортники везли ленинградцев. Ярко светило солнце. По белому покрывалу Ладожского озера ползли четкие тени самолетов: в центре большие- от транспортников, по бокам маленькие - истребителей. Неожиданно к ним прибавились другие-

расплывчатые.

Посмотрев вверх, Покрышев обмер: со стороны солнца на самолеты Халиманцевича и Белякова пикировали "мессершмитты". На лбу выступил холодны! пот: в этот момент его истребители представляли дли врага, имевшего запас высоты, хорошую мишень. Заметили ли они опасность?

- Сокол-5, Сокол-5, разворот! - крикнул по радио Покрышев.

Выполнить команду летчики не успели. Девятка "мессершмиттов" стремительно пронеслась над ними, открыв огонь из пушек и пулеметов.

Оба истребителя вспыхнули одновременно. Самолет Халиманцевича камнем полетел вниз, пробил лед озера и исчез под водой.

Истребитель Белякова горел, но продолжал лететь. [94] Пламя жадно лизало плоскость. За горящим самолетом раскрылся белый купол парашюта.

Вражеские истребители уже развернулись и перестраивались для новой атаки.

Покрышев приготовился к отражению удара. Перед глазами всплыли лица ленинградцев, которых он только что видел. Они летели на этих "дугласах". Он будет защищать их, пока хватит сил...

"Мессершмитты" стремительно приближались. Но теперь их было уже не девять, а только пять. Куда делись остальные? Может быть, они решили, что для расправы с караваном достаточно и пятерки? И вторая группа скрылась с целью внезапно атаковать транспортные самолеты?..

Размышлять не было времени. Пятерка попыталась прорваться к "дугласам", но две длинные очереди преградили им путь. "Мессершмитты" резко развернулись влево и стали набирать высоту.

Принять вызов и сделать такой же маневр? Но тогда бой над озером затянется и "дугласы" останутся без защиты. Вероятно, на это и рассчитывает блуждающая где-то четверка "мессершмиттов".

Покрышев прибавил газ. За ним следовал лишь один истребитель Яковлева. Куда же девался Чубуков? Неужели сбили? Но когда?..

- Сокол-7, Сокол-7, где вы? - Покрышев несколько раз повторил вызов по радио. Но "Сокол" молчал.

"Дугласы" прошли озеро и летели над землей. До безопасной зоны уже рукой подать. И в это время слева неожиданно появилась пара "мессершмиттов". Они летели параллельно по курсу.

"Выжидают удобный момент для атаки каравана". - Покрышев хорошо знал эту тактику немцев и решил поймать их на хитрость. [95]

- Сокол-2, Сокол-2! - предупредил он Яковлева. - Внимательно следите за мной!

Впереди, слева, висели густые серые облака. Ош разъединяли две летящие в одном направлении группы В этих облаках и решил на время скрыться Покрышев Пусть немцы подумают, что "дугласы" беззащитны. Может, клюнут на приманку?

"Мессершмитты" клюнули. Когда наши истребители выскочили из-за облаков, враги, устремившись к каравану, проходили как раз под ними.

Покрышев прицелился, нажал на гашетку. Длинная очередь полоснула посредине пары вражеских самолетов. Они шарахнулись в стороны. На борту левого "мессершмитта" мелькнул крупно нарисованный червонный туз.

"Ас! - молнией пронеслась мысль. - Ну что же, попробуем с тобою потягаться, тем более что "дугласы" уже дома, в безопасности".

Покрышев много слышал о тактике боя, применяемой немецкими асами. Они любили нападать внезапно. И в случае первой же неудачи оставляли противника и уходили на предельной скорости. Значит, надо действовать стремительно.

- Сокол-2, Сокол-2! Атакую левого. Возьмите второго! - передал он команду.

- Вас понял! - раздался в наушниках голос Яковлева.- Беру второго.

Покрышев сделал разворот и устремился на ведущего. Когда до червонного туза оставалось метров сто пятьдесят, он открыл огонь. Немец резко развернул машину в сторону и пытался пойти вверх. Но вторая очередь заставила его сделать сильный крен. Покрьпшев проскочил над ним так близко, что даже различил сидящего в кабине летчика. У фашиста было перекошенное [96] от злобы лицо, широко раскрытый рот. Он что-то кричал и грозил кулаком.

- Мы тоже так умеем... - сказал Покрышев, прибавив к последнему слову несколько крепких эпитетов. - Сейчас я это тебе покажу.

Сделав крутой вираж, он зашел фашисту в хвост, Тот стремился выйти из-под удара и проделывал одну фигуру высшего пилотажа за другой, пытаясь оторваться от преследователя. Но Покрышев в точности повторял эти фигуры, как будто самолеты были связаны незримой нитью.

Немцу нельзя было отказать в выдержке - фигуры высшего пилотажа он выполнял четко. Хозяин червонного туза действительно показывал себя большим мастером воздушного боя. Но фашисту не удавалось освободиться от мертвой хватки. Покрышев же не мог сократить расстояние, чтобы ударить по врагу наверняка - метров с пятидесяти.

И тогда он решил открыть огонь с дальней дистанции. Покрышев знал, что в случае промаха немец может уйти, потому что для точности прицеливания пришлось бы погасить на время скорость, и терпеливо ловил удобный момент, чтобы ударить наверняка.

"Мессершмитт" мелькал в круге прицела, то приближаясь к центру, то удаляясь от него.

"Только не горячись, - успокаивал себя Покрышев.- Возьми вниз... Вот так... Теперь немного влево... Еще немного".

Он напрягся до предела.

"Еще чуть-чуть, хорошо! А теперь..."

От выстрелов "томагавк" затрясся. Длинные огненные трассы догнали "мессершмитт" и уткнулись в него. Весело заплясали языки пламени.

- Попал! - радостно воскликнул Покрышев. [97]

Он хотел еще раз нажать на гашетку, но вовремя спохватился: "Надо заставить этого аса сесть. А там его возьмут в плен. Территория-то под ним наша!"

"Мессершмитт" быстро терял скорость и высоту, Покрышев сопровождал его, пока враг не плюхнулся на заснеженное поле недалеко от поселка Новая Ладога.

"Вот и закончилась твоя карьера, червонный туз, фигурой низшего пилотажа", - подумал Покрышев.

К. самолету по снегу уже бежали бойцы.

Покрышев сделал круг и, убедившись, что немца взяли в плен, повернул на аэродром.

Яковлев, возвратившийся несколько раньше после безрезультатного боя с ведомым аса, дожидался своего командира. Он первым поздравил Покрышева с победой. Оказалось, что в штабе уже знают о бое с "червонным тузом", - сообщили посты воздушного наблюдения, оповещения и связи.

Матвеев выслушал доклад, попросил Покрышева на летном разборе рассказать о бое с асом, а на вопрос о судьбе Белякова и Чубукова ничего сообщить не мог; пока никаких сведений не поступало.

Покрышев зашел к себе, чтобы отдохнуть после напряженного боя. Во всем теле чувствовал усталость, в голове шумело от переутомления, но заснуть не мог. Долго ворочался на койке. Беспокоила судьба летчиков. Что с ними? Неужели в живых остался один Яковлев?

Наконец он встал, оделся и пошел в штаб. Матвеева не было, но на месте находился начальник штаба Минеев.

- Есть новости, - радостно сообщил он. - Чубуков ваш жив и здоров. Сел на вынужденную.

- А Беляков? - нетерпеливо спросил Покрышев.

- Погиб. Выпрыгнул из горящей машины, но рано [98] раскрыл парашют. Фашисты расстреляли его в воздухе.

- Гады! А еще считают себя рыцарями неба. Мы беззащитных летчиков в воздухе не расстреливаем.

- Такова уж волчья натура, - тяжело вздохнул Минеев. - Разве только с одним Беляковым они это сделали! Недалеко от вас вел воздушный бой Пилютов. Его сбили. И уже после посадки восемь "мессершмиттов" пять раз заходили на штурмовку беззащитного

самолета. Пилютов получил много осколочных ранений, но, к счастью, остался жив. Сейчас он в госпитале.

Помолчали. Полк в этот день понес тяжелые потери, и каждый думал о погибших товарищах. Потом Минеев взял со стола бумагу.

- Важную вы птицу подбили, Петр Афанасьевич!

Можете гордиться, в поединке вы победили известного немецкого аса, обер-лейтенанта. Матерый воздушный бандит. Награжден тремя железными крестами. Не всякий фашистский вояка имеет такие боевые награды. Эти сведения только что сообщили из штаба воздушной армии. Немец сейчас там. Если хотите, поезжайте, посмотрите.

- Нет никакого желания, - ответил Покрышев.

- Правильно, Петр!- одобрительно заметил находившийся в штабе командир первой эскадрильи Георгий Глотов. - Что на них смотреть.

И, улыбнувшись, уже другим тоном добавил:

- А помнишь, как мы почти всем полком в июне сорок первого ездили смотреть первый фашистский самолет, сбитый Андреем Чирковым? Каждый тогда себе на память увез сувенир - кто пластинку, кто деталь от прибора, а кто и просто кусочек дюраля.

- Прошло то время, когда мы смотрели на сбитые фашистские самолеты как на музейную редкость, - не [99] без удовлетворения произнес Минеев. - Теперь другие времена. Сбитым самолетом никого не удивишь. Но этот "мессершмитт" вам бы, Покрышев, надо посмотреть Нам сообщили, что сбили вы его мастерски, четырьмя пулями. Первая попала в винт, вторая - в мотор, третья - сзади кабины и четвертая - в свастику на хвосте. Отличная стрельба! [100]

ПЯТАЯ СИМФОНИЯ ЧАЙКОВСКОГО

Задание было несколько необычное: провести бой с немецкими истребителями и во что бы то ни стало одержать победу. Этим преследовались сразу две цели: во-первых, сбить спесь с фашистов, которые за последнее время стали вести себя в воздухе очень нагло, и, во-вторых, показать своим летчикам, особенно молодым, что и на "томагавках" можно успешно драться с "мессершмиттами".

Для выполнения задания подобрали группу. В нее включили лучших летчиков полка: Николая Зеленова, Константина Коршунова, Василия Гнеева, Ивана Чемоданова и Георгия Мармузова. Старшим назначили Петра Покрышева.

Морозным январским утром 1942 года группа вылетела на "свободную охоту". Еще издали над самой [101] линией фронта она заметила шестерку "мессершмиттов", которые покружились над нашими позициями и скрылись.

Покрышев решил подождать, понаблюдать за районом, где обнаружили вражеские самолеты.

Они появились через несколько минут, приблизились к линии фронта. Но стоило нашим истребителям пойти им навстречу, как "мессершмитты" развернулись и ушли обратно. Создавалось впечатление, что немцы вылетели не на боевое задание, а на тренировку и отрабатывали тактический прием. Так повторялось несколько раз, пока не истекло время патрулирования. Поведение противника было непонятным и настораживало: почему он избегает боя?

Вернувшись из полета, Покрышев поделился своими сомнениями с Матвеевым.

- Ясно, - выслушав его, сказал командир полка. - Мы для противника новички, вот он и изучает наше поведение. А вам бы следовало его активно атаковать. Без разведки.

Во втором вылете Покрышев приготовился действовать энергичнее. Обнаружив над фронтом шестерку "мессершмиттов", он увел группу в тыл и стал рать высоту.

Ведущий группы противника предугадал маневр наших истребителей и у линии фронта появился на же высоте. Немец в своих действиях пошел дальше: разделил шестерку на две группы. Сам с ведомым круто устремился вверх, а две пары развернулись и ушли в сторону солнца.

- Сокол-52! Сокол-52!-продолжала предупреждать "земля". - Будьте внимательны! В вашем районе самолеты противника!

"Но где же "мессеры"? - подумал Покрышев. - [102] Надо попросить "землю" обозначить местонахождение вражеских истребителей".

Через несколько секунд справа появились белые облачка разрывов.

"Вот теперь порядочек! Можно смело идти на сближение". - И Покрышев передал по радио команду:

- Атакую! Следуйте за мной.

Шестерка "томагавков" и четверка "мессершмиттов" стремительно неслись навстречу друг другу. И когда расстояние сократилось до трехсот метров, по команде ведущего наши истребители открыли дружный огонь. Два "мессершмитта", вспыхнув, тут же вывалились из строя.

Шестерка выходила после атаки и уже набирала высоту, когда сверху на нее устремилась пара "мессершмиттов". Всё это время она ходила за облаками, выжидая удобный момент для атаки, и, видимо, решила, что он наступил. Резким разворотом Покрышев вывел из-под удара группу. Немецкие летчики, имея преимущество в скорости, пытались зайти в хвост "томагавкам". Вот где нашим летчикам пришлось продемонстрировать свое искусство. Они умело уходили от атак, и всякий раз, сходясь на лобовых, били из пушек и пулеметов. Били дружно, метко. Вслед за первыми двумя полетел к земле третий "мессершмитт", за ним четвертый, пятый... Ведущий вражеской группы, оставшись один, позорно удрал.

- Доложи начальству о бесславном конце своей группы! - крикнул ему вслед Покрышев. - Пусть знают наших!

Настроение было приподнятое. Сбить пять вражеских самолетов и не иметь потерь... Лишь Мармузов был легко ранен в плечо. Это была блестящая победа. Ее отмечали всем полком. В столовой накрыли столы для [103] товарищеского ужина. "Именинников" усадили в центре. Перед каждым летчиком, сбившим вражеский самолет, поставили традиционный торт, который считался в полку одним из самых почетных подарков.

Рядом с тортом стояли граненые стаканы с фронтовыми ста граммами, а около них лежали маленькие головки лука и дольки чеснока. Их принесли героям друзья, поделившись своими скромными, но столь дорогими в то время запасами. Когда все расселись, поднялся Матвеев.

- Сегодняшний бой, - сказал он, - прозвучал в ладожском небе героической симфонией. Пусть же она звучит и не смолкает, пока мы не добьем фашистского зверя! За нашу победу!

После ужина раздвинули столы, убрали стулья и скамейки. Матвеев взял свою неразлучную тульскую гармонь, прошелся сверху вниз по ладам. На середину образовавшегося круга вышел комиссар полка Виктор Сясин.

- А ну, раздайся народ! - комиссар лихо взмахнул руками. - Объявляются пляски на приз. Выходи на круг!

Под задористый аккомпанемент гармони вышла пара. Еще секунда - и вот уже она понеслась по кругу в залихватской пляске. Через несколько минут ее сменила вторая пара, потом третья... Летчики плясали под присвист, им отбивали такт на табуретке, отхлопывали в ладоши. В эти минуты веселья казалось, что и в помине нет суровых военных дней и фронт проходит не рядом, а далеко-далеко, за сотни километров.

В русской пляске всех одолел Зеленов, а в лезгинке - Покрышев. Победителям преподнесли призы - снова торты. [104]

- Мне и одного хватит, - пробовал отказаться Покрышев.

- Бери, поможем, - уговаривали друзья.

Взглянув на часы, Матвеев отложил в сторону гармонь, встал.

- Время!-сказал он. - Пора на покой. Завтра с раннего утра - вылеты.

* * *

Зимой 1941/42 года войска Ленинградского и Волховского фронтов предприняли ряд операций, чтобы освободить Ленинград от тисков блокады. С трех различных направлений были нанесены удары по фашистским войскам. Особенно ожесточенные бои проходили в районе Малукса - Погостье. Части 54-й армии в конце февраля и первой половине марта с тяжелыми боями продвинулись на двадцать - двадцать два километра. Ценой больших усилий врагу удалось локализовать прорыв. Фронт стабилизировался. В наших руках осталось несколько километров болотистых топей и залитых водой торфяных полей. Этот участок земли, находившийся в полуокружении врага, прозвали в обиходе "аппендиксом". Гитлеровское командование предприняло яростные атаки, чтобы ликвидировать образовавшийся в их расположении плацдарм. Эти попытки всякий раз оканчивались неудачей. Тогда оно решило уничтожить на плацдарме всё живое с воздуха. Ежедневно десятки "юнкерсов" бомбили "пятачок". На его защиту были направлены все авиационные полки, базирующиеся в районе Ладожского озера. Они создали над этим "пятачком" надежный заслон с воздуха.

Весь март и апрель продолжались ожесточенные бои. [105]

* * *

Покрышев вышел на крыльцо, полной грудью вдохнул чистый, пахнущий талым снегом воздух. Чувствовалось приближение весны. С крыши добротного рубленого дома начинал сползать снег, весело звенела капель, залитые ярким солнцем большие сугробы снега искрились миллиардами ослепительных точек. А на деревьях и кустах, что были рядом с домом, набухали почки - первый признак пробуждающейся от зимней спячки природы.

Летчик расправил плечи, сделал несколько резких движений руками и побежал в штаб. Предстоял боевой вылет.

В этот день "юнкерсы" с особенным упорством шли на "пятачок".

Фашистские бомбардировщики появлялись по одному через определенные интервалы и даже по определенной схеме. "Юнкерсы" заходили далеко на нашу территорию и уже оттуда шли точно по центру над "аппендиксом". Высоко над ними кружили "мессер-шмитты" - группа прикрытия.

Когда Покрышев привел пятерку на место, чтобы сменить соседа, "юнкере", сбросив бомбы, уходил на свою территорию.

"Запоздал..." - с сожалением подумал Покрышев, но тут же увидел вдали другой "юнкере". Бомбардировщик шел точно по курсу, которым только что пролетел его предшественник. Покрышев открыл огонь, враг метнулся в сторону, поспешил освободиться от груза. Бомбы упали на нейтральной полосе.

Спустя несколько минут появился третий "юнкере". Теперь Покрышев действовал расчетливее. Зная, куда полетит и что предпримет немец, он стремительно сблизился с бомбардировщиком и сбил его. Но "юнкер[106]сы" продолжали по одному появляться над "аппендиксом".

"И упрямо же лезут", - удивился Покрышев.

Еще больше поражало поведение "мессершмиттов", которые должны были прикрывать бомбардировщики. Вражеские истребители спокойно, без всякой тревоги кружили высоко в небе. Они или же не замечали советских истребителей на фойе серой земли, или полагали, что "Ю-88" сбивают зенитки.

Когда время патрулирования подходило к концу и группа собиралась передать дежурство, появился немецкий корректировщик "хейнкель-126". "Костыль", как прозвали его за неуклюжий вид, прилетел сфотографировать результаты действий бомбардировщиков. Он стал легкой добычей наших летчиков.

Позднее выяснилось, чем объяснялось удивившее Покрышева упрямство немцев. Чтобы при бомбардировке не задеть случайно свои позиции, они на острие "аппендикса" установили приводную радиостанцию. На нее-то и держали курс "юнкерсы".

Немецкая пунктуальность обернулась против них же самих.

* * *

Небольшая комната от раскаленной докрасна походной железной печурки быстро наполнилась приятным теплом. Покрышев снял унты, расстегнул и повесил на спинку стула ремень, потом гимнастерку и сел за стол, чтобы занести в тетрадь заметки о сегодняшнем бое. Такая уж выработалась у него привычка.

Не успел он закончить записи, как дверь открылась и вошли его замполит Семен Коршунов, летчики Александр Горбачевский, Юрий Зайцев, Василий Шелегов. Вечерами они часто бывали в командирском домике, [107] любили перед сном отвести душу, читали полученные из дому письма, делились радостями и огорчениями, сидели у радиоприемника, который принесли Покрышеву бойцы из батальона аэродромного обслуживания.

День выдался тяжелый, и усталые летчики сидели молча. Говорить не хотелось...

Включили радиоприемник. Через несколько секунд комнату наполнила грустная мелодия. Она звучала чисто и приглушенно, как лесной ручей. Временами мелодия оживлялась, усиливалась.

- Чайковский... Пятая симфония, - тихо заметил Коршунов.

Летчики, затаив дыхание, слушали музыку.

Покрышев обвел взглядом друзей. Война лишила их мирных радостей, надолго оторвала от родных и знакомых. О чем они думают сейчас?

Семен Коршунов положил перед собою на стол руки, смотрит на них. Он, наверное, думает о доме. Пять лет в армии, родителей видел редко, только во время краткосрочных отпусков. Когда теперь представится возможность снова обнять мать и отца?..

На спинку стула облокотился Александр Горбачевский, боевой друг Покрышева. Судьба не разлучала их с первых дней войны. Покрышев часто замечал, что Александр очень грустил по родному украинскому селу, где теперь хозяйничали немцы. Может быть, Горбачевский снова вспомнил дорогие сердцу знакомые места, тихие украинские вечера, задушевные песни девчат...

Ведомый Горбачевского Юра Зайцев - веселый и темпераментный молодой летчик, недавно прибывший в полк, - сидел непривычно серьезный. Уж не стала ли сейчас еще тяжелее горечь разлуки с любимой, которая ждала его где-то далеко отсюда?.. [108]

Сосредоточенно глядел в угол Шелегов. Милый Вася Шелегов.... В кругу друзей стеснительный и застенчивый, как девушка, но смелый и решительный в бою. О чем думал он в эти минуты? О своей молодости, которую отняла война? О неизведанном счастье первых свиданий? О тех, кого нет среди них, кто погиб, защищая Родину? Может быть, потому так грустно звучит симфония?

Но вот звуки ее постепенно становятся веселее, энергичнее... Не так ли меняется настроение, когда после тяжелого боя тебя вдруг охватывает радостное чувство... Ведь противник побежден, его наконец постигло справедливое возмездие...

За окном послышался отдаленный гул самолетов.

- Летят, гады! - с ненавистью произнес Горбачевский. - Опять не дадут спокойно отдохнуть.

Вслед за глухим гулом моторов послышался свист, и, сотрясая воздух, раздался один взрыв, за ним второй... Где-то рядом рвались бомбы, а здесь, в этом доме, недалеко от Ладожского озера, звучал всё усиливающийся гимн жизни, радости, свету, вселяя в людей уверенность в свои силы.

Замерли последние звуки мощного финала. Никто не проронил ни слова.

- А вы знаете, - прервал долгое молчание Семен Коршунов, - до войны я слушал в городском парке лекцию о музыке. И лектор рассказывал, что эту симфонию Чайковский посвятил немцу, директору филармонического общества в Гамбурге. Он называл фамилию, но я забыл ее.

- И среди немцев есть хорошие люди. Не чета этим ублюдкам, что зверствуют на нашей земле,- сказал Горбачевский. - Всех немцев тоже нельзя мерять одной меркой. [109]

- Это правильно, - заметил Покрышев. - Германия дала миру немало великих людей. И сейчас там многие ненавидят фашизм и борются с ним.

- Кончится война, - мечтательно произнес Шелегов, - обязательно буду ходить на симфонические концерты.

- Вместе пойдем, - Покрышев улыбнулся. Глаза его заискрились. - Соберемся всей эскадрильей в Ленинграде - и в филармонию... Так ведь? [110]

ЩИТ КОМАНДИРА

Группа только что вернулась с задания. Истребители прикрывали "пешки", которые бомбили осиное гнездо - немецкую батарею в районе Шлиссельбурга, обстреливавшую Ленинград. Передав самолеты техникам, Покрышев вместе со своим ведомым Федей Чубуковым зашел к дежурному по эскадрилье.

- Дали фашистам жару? - весело спросил дежурный.

- Не только жару, но и перцу, - довольно рассмеялся Покрышев.

Он устало сел на табуретку, расстегнул ворот куртки, облегченно вздохнул: кажется, сегодня поработали неплохо.

В комнате зазвонил телефон. Дежурный взял трубку. Лицо его постепенно менялось: из добродушного и веселого становилось хмурым и озабоченным. [111]

- Товарищ командир, - сообщил он Покрышеву, - "пешки" летят на задание. Командир полка приказал их сопровождать.

Над аэродромом послышался ровный мощный гул моторов. Появилась пятерка "Пе-2".

- Пошли, Чубук! - Покрышев встал и быстро на правился к двери. - Отдохнем потом.

На прикрытие "пешек" вылетели три пары: Покрышев с Чубуковым, Горбачевский с Девятко и Чирков со своим ведомым. На всем пути их сопровождали облачка разрывов: вражеские зенитки вели бешеный огонь.

Проходили южнее Шлиссельбурга. В этом районе развертывался воздушный бой, который как магнит притягивал к себе всё новые группы самолетов. Из образованного десятками самолетов огромного клубка то дело вываливались горящие машины. К земле плыли белые купола парашютов.

Ведущий "пешек" стороной обошел этот район, Глядя на огромное воздушное сражение, Покрышев пожалел, что он не там. Ему больше была по душе роль воздушного бойца, чем воздушного часового. Но он воин и должен выполнять то, что поручено.

Подумал и о другом: "Может быть, бой привлечет к себе всё внимание и все силы немцев? Тогда наши "ПЕ-2" отбомбятся беспрепятственно..."

Расчеты эти не оправдались. Когда "пешки-" вышли на цель, появились "мессершмитты". Труднее всех пришлось паре Горбачевского, которая шла сзади. В короткой схватке немцы зажгли истребитель Девятко.

"Мессершмитты" ушли в сторону и стали кружить, выжидая удобный момент для атаки. Они воспользовались некоторой несогласованностью "ПЕ-2", которые [112] при выходе из пикирования после бомбежки растянулись. Одна "пешка" стала их жертвой.

Бомбардировщики всё-таки выполнили задание и повернули домой.

"Надо прикрыть их отход", - подумал Покрышев. Поискав глазами Чиркова, он передал по радио:

- Сокол-54! Я - Сокол-52! Прикрывайте бомбардировщики до базы тройкой. Я свяжу истребители боем.

- Я--Сокол-54! - раздалось в наушниках.- Вас понял.

Четыре, шесть, восемь... Покрышев насчитал двадцать самолетов. Два против двадцати! Но он смело бросился в бой.

Главное - высота. Два наших истребителя стремительно пошли вверх. Немцы приближались и тоже набирали высоту. Три тысячи... три пятьсот... четыре тысячи метров.

Оглянувшись, Покрышев увидел, что Чубуков точно следует за ним. Хорошо! Тогда можно начинать. И он перевел свой самолет из вертикального в горизонтальный полет.

В прицеле заметался ведущий вражеской группы. Казалось, не фашистский "мессершмитт" мелькал в перекрестье прицела, а паук-крестовик, рассвирепевший оттого, что его потревожили, бегал по паутине. Когда паук оказался в самой середине прицела, Покрышев энергично нажал на гашетку. Длинная огненная струя уткнулась в бензобак "мессершмитта". Неестественно клюнув носом, в клубах черного дыма, истребитель штопором пошел вниз. Вслед за ним полетел к земле другой самолет, сбитый ведомым.

- Молодец, Чубук! Так их, гадов!

Вражеские истребители остервенело атаковывали советскую пару. Огненные трассы стремительно чертили [113] небо. И, чтобы не напороться на них, Покрышев то и дело круто разворачивал машину. Промедли, замешкайся на какое-то мгновенье - и враг моментально использует оплошность...

С каждым маневром немцы всё больше оттирали Покрышева от Чубукова. А Петр прекрасно понимал, что значит вести бой без ведомого: в девяносто девяти случаях из ста он заканчивается поражением...

И Покрышев предпринял попытку соединиться со своим ведомым.

- Сокол-5! Сокол-5! Я - Сокол-52! - передал он Чубукову. - Применяем "ножницы".

Уже однажды Покрышев применил этот тактический метод ведения боя - и очень успешно. Заключался он в том, что с разных сторон истребители шли навстречу друг другу и выбивали огнем прицепившиеся в "хвосте" вражеские самолеты. И так повторялось несколько раз.

"Ножницы" явились единственно верным решением, возможным в данной обстановке. Такой прием вызвал растерянность у немцев. Восемнадцать истребителей никак не могли справиться с двумя, навязать им свою тактику боя. Прошло еще минут пять, прежде чем они наконец разбились на группы. Одна устремилась к Покрышеву, другая - к Чубукову. Бой разделился на два очага. Теперь Покрышев еле успевал увертываться от атак фашистских стервятников. От ударов снарядов несколько раз вздрагивал истребитель. И всё же летчик использовал малейшую возможность, чтобы дать очередь по вражеским самолетам. Рухнул вниз, объятый пламенем, еще один "мессершмитт".

Однако с каждой минутой вести бой было всё труднее. Сколько еще времени предстоит держаться? "Пешки" уже скрылись из виду. Они, наверное, где-то на [114] подходе к дому. Теперь можно выходить из боя. Но где же Чубуков?..

Покрышев остался один. Надо сию же минуту уходить. Но как? Он вспомнил солнечный летний день 1938 года, - тот день, когда испытывал новый пулемет, - и свое пикирование. Тогда это было неосознанным проявлением его молодого темперамента, теперь же стало единственным выходом из трудного положения.

Улучив момент, он бросил свой истребитель круто вниз. Самолет быстро терял высоту и падал, пока стрелка высотомера не доползла до отметки "500". Тогда Покрышев вывел истребитель из пикирования и перешел на бреющий полет.

Прием удался. Гитлеровцы, видимо, решили, что сбили советский истребитель, и не стали его преследовать.

Вернувшись на аэродром, Покрышев прежде всего поинтересовался, возвратился ли Чубуков.

Авиатехник, осматривая истребитель, отрицательно покачал головой. Потом сказал:

- И как вы смогли дотянуть на таком самолете?

Пробоин не сосчитать. Приборы, тросы - всё перебито.

Покрышев уже не слушал его, в мучительном ожидании то и дело поглядывал на небо. Вдали показался истребитель.

- Чубук! - обрадовался Покрышев. - Это он!

Но, увидев, что самолет летит как-то неуверенно и время от времени неловко дергается, с тревогой подумал: "Не ранен ли?"

Самолет тяжело плюхнулся на летное поле. Нет, Чубуков обычно так не садится. Значит, с ним что-то случилось...

К самолету уже бежали техники, механики, вооруженцы. И вдруг неожиданно раздался дружный хохот. [115] Из кабины истребителя, который был изрешечен не меньше покрышевского, вылез с черным, как у негра, лицом Федя Чубуков. По его куртке стекало масло. Летчик быстро соскочил на землю. Увидев Покрышева, вытянулся, отдал честь:

- Младший лейтенант Чубуков вернулся с боевого задания!

Новый взрыв смеха окончательно смутил Чубукова.

- Понимаете, товарищ командир, - торопливо начал объяснять летчик, - пуля пробила маслобак. Горячее масло начало хлестать. Да еще руль поворота заклинило. Совсем измучился. Еле дотянул до своего аэродрома.

По дороге с летного поля Чубуков, уже не спеша, рассказывал, как дрался без командира. На него навалились "мессершмитты" в надежде разделаться с одиноким самолетом. Он же удачно уклонялся от огня, всё время оттягивал группу к нашей территории. Сбил еще одного стервятника. Было особенно трудно, когда от вражеских снарядов заклинило руль поворота и пробило маслобак. Масло брызгало в лицо, заливало глаза.

Покрышев то и дело кидал взгляд на Чубукова и не скрывал восхищения. Герой, да и только! Как он теперь не похож на того Чубукова, который пришел в полк в конце 1941 года. Оперился птенец! А когда-то его считали неудачником в авиации. Вот ведь как может сложиться судьба человека!

После окончания летной школы Чубуков провоевал совсем немного, - его отстранили от полетов, приписали боязнь боя. А то была не боязнь, а просто недостаток опыта, излишняя осторожность.

Чубукова отправили к зенитчикам, где ему поручи[116]ли поддерживать связь зенитной батареи с появляющимися в том районе нашими самолетами.

Узнав, что у зенитчиков объявился летчик, а их в эскадрилье не хватало, Покрышев встретился с ним, побеседовал и уговорил командира взять Чубукова в полк. Робкий и стеснительный, молодой летчик был честным и откровенным. Эти качества и покорили Покрышева. "Попробую сделать хорошего ведомого, - подумал он. - Может быть, получится".

С новичком пришлось много повозиться. Летную науку он усваивал тяжело и медленно. Случалось, на тренировке Чубуков при посадке ставил истребитель на нос или заруливал в снег, не говоря уже о мелких погрешностях, и тогда появлялась мысль распрощаться с ним: чего же зря тратить время. Но какое-то внутреннее чутье подсказывало: надо подождать. Премудростями летного дела парень овладевал хотя и медленно, но надежно. И если что-нибудь усваивал, то возвращаться к этому не приходилось. Из него должен получиться хороший летчик!

И Покрышев терпеливо "натаскивал" новичка.

А его первое крещение? Это произошло как раз в тот день, когда Покрышев сбил над Ладогой немецкого аса. Чубуков совершил вынужденную посадку - позабыл перекрыть бензобак. Об этой забывчивости, которая могла обойтись очень дорого, Покрышев разговаривал с ним круто, по-мужски. Чубуков не обиделся. Потом было еще одно "объяснение". Тогда они сопровождали транспортники в Ленинград и на пути встретили большую группу немецких истребителей. Обойти этот воздушный заслон оказалось невозможно. Выход оставался один - связать истребители боем, драться до последнего, пока транспортные самолеты не пройдут [117] опасную зону. Сражаться, не щадя своей жизни, чтобы спасти жизнь другим. И Чубуков не выдержал, проявил слабость. Как только начался бой - ушел в сторону, оставил своего командира одного.

После боя ему, Покрышеву, было трудно в беседе с Чубуковым оставаться спокойным, говорить, не повышая голоса.

"Ведомый - щит ведущего, - сказал он тогда, - и если ведомый проявляет трусость, бросает командира в бою и оставляет его без защиты на верную гибель - это не только малодушие, но, если хотите, предательство. Еще один такой случай - разговор будет коротким: я достаточно хорошо умею стрелять".

Чубуков стоял бледный. Помедлив, чуть слышно сказал: "Товарищ командир, поверьте мне... этого больше не повторится".

И он потом ни разу не бросал командира, служил ему надежным щитом в бою.

В одном из мартовских боев Чубуков до последней возможности прикрывал ведущего. Его ранило, но и с застрявшим осколком в ноге он продолжал сражаться. На аэродром вернулся только после окончания боя и сразу же из кабины попал в санитарную машину.

В госпитале Федора Чубукова приняли в партию.

"Да, - вспоминал Покрышев. - Прошло каких-то четыре месяца, а вон как шагнул парень".

Полк перелетел на один из аэродромов под Ленинград. Предстояло большое дело, но какое - никто не знал. Было приказано отдыхать и ждать команды.

Летчики разошлись и занялись своими делами. Покрышев после перелета почистил от пыли форму, на[118]драил до блеска сапоги, вымылся. Оп уже приготовился ужинать, как в дверях появился дежурный и пригласил к командиру полка.

Матвеев сидел за накрытым столом.

- Поужинать не успели?

- Только собирался.

- Тогда составьте компанию. - Командир пригласил Покрышева за стол, пододвинул сыр, масло, хлеб, потом открыл банку тушенки.

За ужином Матвеев рассказал, что на одном из вражеских аэродромов сосредоточено большое количество бомбардировщиков. Немцы готовят налет на Ленинград. Решено предупредить этот налет. Завтра полк штурмовиков "Ил-2" нанесет массированный удар по аэродрому, а прикрывать их будут истребители покрышевского полка.

...Вылет назначили на одиннадцать часов утра. Летчики сидели в кабинах, ждали штурмовиков. Но они не появлялись. А через несколько минут прозвучал отбой.

Из самолетов вылезали недовольные: почему отменили вылет? Но вскоре выяснилось, что в последний момент кому-то пришла в голову мысль воспользоваться немецкой пунктуальностью. В половине первого у них начинался обед. На это время и решили перенести вылет.

Расчет оказался верным. Первый заход наши штурмовики совершили беспрепятственно - зенитки молчали. Только при втором заходе они стали торопливо огрызаться.

Удар был эффективный: сразу же запылало несколько машин. Над землей поплыл густой черный дым.

Вражеские истребители, поднятые по тревоге с соседних аэродромов, явно запоздали. Они появились, когда штурмовики совершали последний, третий заход. [119]

Воздушный бой был скоротечный и ожесточенный. Покрышев действовал дерзко, и это принесло успех. Стремительными атаками, в которых его надежно прикрывал Федор Чубуков, он сбил два "мессершмитта".

Вернувшись с задания, Покрышев крепко обнял Чубукова:

- Спасибо, Чубук! Эти два "мессера" записаны на мой счет, но их по праву надо бы разделить пополам.

Почти полтора года Чубуков летал ведомым Покрышева. Он прошел хорошую школу и принял от своего учителя эстафету - командовал покрышевской эскадрильей. Окончил войну Федор Чубуков прославленным асом - сбил тридцать четыре самолета лично и пять - в группе. Свой рекорд он установил 28 марта 1944 года, когда за день уничтожил четыре фашистских самолета. В том же году ему присвоили звание Героя Советского Союза.

О Чубукове в полку говорили: "В нем чувствуется покрышевская хватка". [120]

ГВАРДЕЙЦЫ

Аэродром полка находился недалеко от Волхова. Раньше здесь не базировались военные самолеты. Но шквал войны докатился и до этих краев. Приблизившийся фронт залпами тысяч орудий разорвал тишину заладожских лесов. Окопы и укрепления исчертили леса, топи и торфяные поля. Перекочевала в эти места и авиация.

За короткое время строители укатали под взлетные полосы поля, на которых прежде колосилась рожь да беспечно цвела картошка, понастроили блиндажи и землянки, проложили дороги.

Такие полевые аэродромы появлялись осенью и суровой зимой 1941/42 года за Ладогой, всего в нескольких километрах от линии фронта. Подобное [121] соседство доставляло дополнительные хлопоты. Временами вражеская артиллерия вела по аэродрому интенсивный огонь. Летчики не оставались в долгу. Вылетая на задание, они обстреливали из пушек и пулеметов вражеские позиции.

В этот ноябрьский день стояла нелетная погода Низкая облачность плотной шапкой прикрывала землю Летчики, ознакомившись утром в штабе с обстановкой, разошлись по домам и землянкам. От нечего делать забивали "козла", писали домой письма, слушали игру на баяне Феди Чубукова. Погода обрекла полк на бездействие.

Вечером в штабе собрались на совет командиры.

- Дела, прямо скажем, неважные. - Матвеев низко наклонился над картой, внимательно рассматривая ее при тусклом свете коптилки.

Рядом сидели заместитель командира полка Пилютов, начальник штаба Минеев. Напротив, на скамейке, расположились начальники служб, командиры эскадрилий Зеленое и Покрышев, их заместители.

- Задачи перед полком остаются прежние. - Матвеев выпрямился, обвел взглядом командиров. - Первая - прикрывать Волховстрой, мост через реку Волхов, базу Кобона и "Дорогу жизни" через Ладожское озеро. И вторая - сопровождать транспортные самолеты по маршруту Тихвин - Ленинград - Тихвин и Плеханове- Хвойная - Плеханове. Как установится погода - будьте готовы.

- А на чем воевать? - подал реплику Зеленов. - Машин-то осталось мало.

Наступило молчание. В боях полк потерял много самолетов, а пополнение всё не поступало. И теперь каждый истребитель был на учете.

- Обещают, - прервал молчание Матвеев. - А пока [122] придется воевать на том, что есть. Инженер обещал отремонтировать три поврежденные машины.

В это время дверь открылась, и, потирая руки от мороза, вошел старший инженер полка Шатаев.

- Две машины к утру сделаем,- доложил он,- а с третьей придется подождать. Основательно побита. Работы много.

Шатаев вынул блокнот, полистал, потом перечислил, какой необходим ремонт.

Деловой разговор скоро кончился. Но командиры не расходились. Когда по радио стали читать сообщение от Советского Информбюро, все притихли. Ждали добрых вестей. После летних неудач Красная Армия стала наносить мощные удары по врагу. Вот уже несколько месяцев шла битва за Сталинград. Обескровленные в тяжелых сражениях отборные немецкие дивизии не могли больше двигаться вперед. Поражением гитлеровцев закончились многодневные бои на подступах к городу Орджоникидзе.

Что нового сообщит радио сегодня?

"В течение 21 ноября, - читал диктор, - наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда, юго-восточнее Нальчика и северо-восточнее Туапсе..."

- Относительное затишье, - заметил Матвеев.- Значит, надо ждать больших событий...

- Пора начинать. И нам бы веселее было воевать,- добавил Зеленов.

- Там, Коля, - Пилютов показал пальцем наверх, - сделали большое упущение, что о сроках наступления не посоветовались с тобой.

Легкий смешок прошел по рядам.

- Ты не обижайся, - уже серьезно сказал Пилютов. - Все мы, как и ты, с нетерпением ждем чего-то большого, знаменательного. [123]

"В Народном комиссариате обороны..." - объявил диктор.

- Потише! - попросил Матвеев. - Давайте послушаем.

Диктор стал читать постановление о преобразовании авиационных полков в гвардейские.

"За проявленную отвагу, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм полки преобразованы в гвардейские, - продолжал торжественно читать диктор - ...154-й истребительный авиационный полк - в 29-й гвардейский истребительный авиационный полк..."

- Наш! - не сдержал нахлынувшей радости начальник штаба Николай Минеев. - Мы - гвардейцы!

Грянуло дружное "ура". Все, кто находился в штабе, бросились обниматься, поздравляли друг друга.

154-й истребительный авиаполк принадлежал к числу частей, сформированных незадолго до войны. Молодые летчики набирались опыта в боях, ставших для них учебной аудиторией, крепко били врага и за первые три месяца войны уничтожили сто сорок два фашистских самолета.

Этот список открыл прославленный ленинградский ас капитан Георгий Петров, который 3 июля 1941 года сбил "юнкере". А на следующий день, сопровождая на задание бомбардировщики, он в паре с Алексеем Сторожаковым уничтожил "Mе-109".

Летчики полка защищали небо на ближних подступах к Ленинграду, сражались над Лугой и Волосовом, Гатчиной и Пушкином, штурмовали вражеские аэродромы, а в суровые дни блокады сопровождали транспортные самолеты с продовольствием в Ленинград и провели над Ладожским озером не одну сотню боев.

За полтора года войны в полку появились свои [124] асы - мастера воздушного боя Петр Покрышев, Андрей Чирков, Александр Горбачевский, Петр Пилютов, Николай Зеленов, Константин Коршунов, сбившие по десять и больше вражеских самолетов.

Каждый бой был не на жизнь, а на смерть. Жарким июльским днем 1941 года погиб во время тарана вражеского самолета командир звена Сергей Титовка. Ему посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Много хороших летчиков потерял полк.

Им не посчастливилось дожить до радостного дня, когда полк стал гвардейским, но они немало сделали для того, чтобы он носил это звание.

С конца 1941 года полком командовал батальонный комиссар Александр Матвеев. Для своих подчиненных он был строгим, взыскательным командиром и одновременно старшим товарищем, простым и душевным человеком. В дни, когда полк вел напряженные бои, Матвеев умел поднимать настроение людей, и самые суровые испытания казались не такими тяжелыми. В полку [125] часто устраивались фронтовые балы. Матвеев на этих балах поражал виртуозной игрой на гармони.

Когда требовала обстановка, Матвеев сам водил группы полка в бой. По всему фронту разнеслась весть о победе, одержанной матвеевской группой 13 марта 1942 года. Их было шестеро - Александр Матвеев, Петр Пилютов, Петр Покрышев, Андрей Чирков, Георгий Глотов и Георгий Мармузов. В бою с восемнадцатью фашистскими самолетами они сбили семь, сами не потеряв ни одного. Каждый уничтожил по одному стервятнику, а ведущий - два. За проявленный героизм и отличное мастерство Матвеева и Чиркова наградили орденами Ленина, Пилютова, Покрышева и Мармузова - орденом Красного Знамени, а Глотова - орденом Красной Звезды.

- Мы теперь гвардейцы, - любил повторять Покрышев. - И надо научиться драться по-гвардейски!

Самый крупный из боев, после того как полку присвоили звание гвардейского, он провел 9 декабря. Шестерка наших истребителей встретила в районе Кобоны группу "мессершмиттов". Первая атака закончилась вничью: один-один. Немцам удалось сбить самолет Шелегова, и летчику пришлось прыгать с парашютом. Но одного из четверки "мессершмиттов" поймал в прицел Николай Ивин и выпустил по нему очередь. Немецкий истребитель неестественно дернулся раз-другой, потом клюнул носом и полетел вниз.

Оставшись без защиты, ведущий стал поспешно уходить в сторону солнца.

- Следите за ведущим, - передал Покрышев команду Ивину и тут же услышал в наушниках его тревожный голос: [126]

- "Мессершмитты" идут в лобовую атаку.

У меня нет скорости...

"Что случилось? Может быть, Ивина подбили? Почему упала скорость?"

- Делайте разворот, прикрою! - передал он в эфир.

Ивин начал разворачиваться, а наперерез ему стремительно шел "сто девятый". Каких-то сто - сто пятьдесят метров отделяло его от врага, и Покрышев, нажав на гашетку, дал длинную пулеметную очередь. Огненные струи полоснули по кабине фашистского истребителя, и в следующее мгновение раздался сильный взрыв. "Мессершмитт" врезался в разворачивающийся истребитель Ивина. Покрышевскую машину взрывной волной подбросило вверх, и она влетела в черное облако, образовавшееся от взрыва. Горохом застучали по обшивке обломки разбитых самолетов. Когда Покрышев выскочил из облака, вражеские истребители маячили далеко впереди, - после первой же атаки они предпочли не продолжать боя и поспешно уходили на запад. [127]

С тяжелым чувством Покрышев докладывал Матвееву о сражении, в котором погиб Ивин.

- Да, - как-то неопределенно заключил командир, выслушав Покрышева. - Ивина нашли. Приземлился на парашюте.

- Живой? - обрадовался Покрышев.

Матвеев ответил не сразу.

- Без головы, - наконец сказал он. - Ее, видимо, отрубило винтом при прыжке. А парашют открылся автоматически.

Стало тихо-тихо. Было слышно, как гудит ветер, гуляя по аэродрому. Матвеев переложил с места на место последние донесения, механически разглядывая их, добавил:

- А фашистский летчик был убит во время боя.

Пуля попала ему в затылок.

В сознании Покрышева промелькнули картины воздушного боя. Медленно разворачивающийся истребитель Ивнна... стремительно идущий ему наперерез "мессершмитт"... Предупредительная очередь... Да, он тогда убил немца. Будь фашист жив, он никогда не пошел бы на тарам. Как нелепо погиб Ивин!

Накануне Нового года Матвеев обрадовал Покрышева:

- Собирайтесь, Петр Афанасьевич! Полетите за самолетами.

Этого дня ждали все летчики полка. Машин осталось совсем мало, и каждый с тревогой думал о том, что может наступить день, когда истребителей останутся единицы.

За новыми самолетами Покрышев вылетел вместе с [128] Чирковым, Горбачевским и другими летчиками, которые летали на истребителях системы конструктора Яковлева. Им предстояло получить новые модернизированные машины "Як-7".

На заводском аэродроме гвардейцы задержались недолго. Поступил приказ: немедленно возвращаться. Фронту нужны были самолеты.

Первую посадку сделали в Хвойной. Заправились горючим o- и снова в путь. Но в районе Тихвина проходила полоса сильного снегопада. Пришлось сесть на ближайший аэродром и там заночевать.

Рано утром Покрышев побежал в штаб узнать обстановку. По летному полю стлался грязный, серый туман, свинцовые тучи низко ползли над землей.

- Что, капитан, не спится? - вопросом встретил его дежурный по штабу.

- Какой сон, когда ребята самолеты ждут. Как, выпустите?

Дежурный подал метеосводку:

- Вот читайте. Улучшения не предвидится.

Покрышев пробежал глазами листок, положил его на стол:

- Но лететь-то надо всё равно, местность мне известная. Когда будет командир?

- Звонил, сейчас подойдет.

Командир местного гарнизона, выслушав Покрышева, возражать не стал.

- В мирное время я бы ни за что вас не выпустил.

Но сейчас война. Понимаю, как нужны истребители фронту.

Группу на свой аэродром Покрышев вывел точно. Однополчане встречали их как долгожданных гостей. Рядом с американскими "томагавками" и "китти-хауками" выстроились современные отечественные истре[129]бители. Летчики с восторгом осматривали машины, обменивались одобрительными репликами.

Вскоре гвардейцы передали соседям американскую технику и приступили к освоению "Як-7".

Ранним утром 12 января 1943 года с аэродрома отправляли первую группу из одиннадцати истребителей. Ей предстояло обновить самолеты в бою. Командиром группы назначили Николая Зеленова. Просился Покрышев, но Матвеев отказал:

- Вы хорошо знаете "Яки", готовьте летчиков.

Пришлось на время стать учителем.

Через несколько дней однополчане узнали, на какое задание улетел со своей группой Зеленов. Войска Ленинградского и Волховского фронтов, перейдя в наступление, прорвали блокаду Ленинграда. Действия наземных войск вместе с другими частями прикрывала с воздуха и группа гвардейцев полка.

Вскоре в полк вернулся с товарищами и сам Зеленов. Веселый, энергичный, он рассказывал об участии в операции по прорыву блокады Ленинграда. Его летчики не посрамили гвардейского звания. В двадцати воздушных боях они сбили восемь вражеских самолетов. [130]